Екатерина Медичи. Итальянская волчица на французском троне

Леони Фрида

Воссоединение Генриха и его старого наставника 10 октября 1558 года было трогательным и патетическим. Генрих буквально каблуки сбил, бегая к окнам и высматривая коннетабля. Наконец он решил выехать ему навстречу. И вот появился Монморанси — один, верхом на лошади. Двое мужчин обнялись, словно отец и сын. К вящему облегчению коннетабля, они лишь вскользь коснулись катастрофы в Сен-Кантене — внушительного поражения, по масштабам напоминавшего проигрыш при Павии. После этого оба принялись поносить Гизов, их жадность, хищные замашки и амбициозность. Коннетабль переночевал в королевской спальне, и Генрих был безутешен, когда, спустя два дня, коннетаблю пришлось вернуться обратно в плен.

После серьезных препирательств и неоднократной перемены решений Генрих согласился подписать мирный договор, выгоды которого впоследствии бурно обсуждались. Самыми важными статьями договора при Като-Камбрези были, в общих чертах, следующие: Франция удерживает Кале в течение восьми лет, после чего необходимо либо выплатить контрибуцию,

либо вернуть город. К Франции также переходят три епископства: Мец, Тул и Верден. Все французские позиции в Тоскане отходят к герцогу Манту анскому или герцогу Флорентийскому, Козимо Медичи. Испанские права на Милан и Неаполь будут признаны, а Брессе, Савойя и Пьемонт возвращены герцогу Савойскому. Единственным французским завоеванием в Италии остаются маркизат Салюццо и пять крепостей в Пьемонте, включая Турин. В подкрепление договора предлагалось заключить два брачных союза. Старшая дочь Генриха и Екатерины, Елизавета, должна была выйти замуж за Филиппа Испанского, вдовца, ибо Мария Тюдор умерла 17 ноября 1558 года. Герцог же Савойский согласился считать своей невестой сестру Генриха, Маргариту. Короче говоря, Генрих отдавал все приобретения и драгоценные владения в Италии за территории и мощные укрепления вдоль северо-восточной границы своего королевства, хотя в то время его подданные вовсе не так воспринимали этот договор. Сегодня одна из наиболее распространенных точек зрения заключается в том, что «договор при Като-Камбрези был стратегическим сокращением территорий, сделавшим Францию менее уязвимой».

Екатерина была потрясена, услышав условия договора. Упав на колени перед мужем, она молила его не ратифицировать договор. Она отреклась от коннетабля со словами: «Он не принес нам ничего, кроме вреда», на что Генрих отрезал: «Весь вред был причинен теми, кто посоветовал мне нарушить Восельское перемирие». Гиз заявил, что скорее согласится, чтобы ему отрезали голову, нежели признает договор «почетным и выгодным его величеству». Спустя несколько месяцев он все твердил королю: «Клянусь вам, сир, зло утвердилось на этом пути. Даже если бы в течение последующих тридцати лет вы лишь теряли, и тогда не утратите так много, как нынче, за один раз». Возмущенный, герцог покинул двор в канун Рождества 1558 года. Старшие командиры армии Генриха также сомневались относительно правильности договора. Их чувства разделяли многие. Екатерина понимала, что большая часть вины лежит на Диане. Однажды та явилась в покои королевы и, застав Екатерину за чтением, вежливо поинтересовалась, что это за книга. Королева же, как говорят, ответила: «Я читаю хроники Франции и обнаруживаю, что во все времена случалось, что делами королей заправляли их шлюхи».

Тем не менее равновесие сил при дворе сохранялось; обеим партиям достался повод для торжества. Гизы ликовали, когда дочь Генриха и Екатерины Клод вышла замуж за юного герцога Шарля Лотарингского. Пышная церемония была проведена в соборе Нотр-Дам 22 января 1559 года. А несколько дней спустя Монморанси скрепил пакт с Дианой тем, что женил своего сына Анри на ее внучке, Антуанетте де Ла Марк. Екатерина сопровождала мужа на празднества в замке коннетабля в Экуане. Еще раньше, в 1558 году, король почтил коннетабля, выдав свою овдовевшую внебрачную дочь Диану за старшего сына Монморанси, Франсуа. Монморанси был счастлив столь близко породниться с королевской семьей. Весьма любимая своими единокровными братьями и сестрами, новая невестка коннетабля была не только красива и добра, но более всех прочих детей унаследовала лучшие из достоинств отца.

Непопулярный договор при Като-Камбрези был официально ратифицирован 3 апреля. Теперь Генрих мог сконцентрировать усилия на устранении «протестантской заразы» с лица земли. Незадолго до подписания двух брачных контрактов (сестры Маргариты и дочери Елизаветы), предусмотренных договором, 10 июня Генрих без предупреждения появился на mercuriale, ежеквартальной проверке судейских чиновников, многие из которых подозревались в еретичестве. Судейские не могли скрыть изумления, когда увидели прибывшего короля, а вместе с ним — кардинала Лотарингского, коннетабля и прочих вельмож. Король заговорил первым, объяснив, что сейчас, когда страна заключила мир, еретики подлежат осуждению и наказанию. Затем попросил присутствующих продолжать собрание. То, что он услышал, заставило его потерять дар речи. Некоторые из советников, особенно Анн дю Бург, критиковали богатых священнослужителей, игнорировавших свою паству. Кардинал безмолвствовал, Монморанси же резко вмешался в обвинения дю Бурга. Тот, невзирая на окрики, продолжил речь, осуждая сожжение еретиков: «Негоже осуждать тех, кто из пламени призывает имя Иисуса Христа. Как же так?! Преступления, кои подлежат наказанию смертью, — богохульство, адюльтер, мерзкий разврат… день ото дня остаются безнаказанными… и день за днем изобретаются новые казни для людей, единственное преступление коих состоит в том, что они в свете Священного Писания узрели испорченность Римской Церкви!». Разъярившись, король приказал арестовать дю Бурга и еще четверых советников сразу по завершении собрания. Позже троих отпустили, но дю Бурга судили и приговорили к смерти. Генрих воспринял его речь как личное оскорбление и намек на его отношения с Дианой.

Хотя Диана по-прежнему царила в личной жизни Генриха, его сексуальные

аппетиты теперь все чаще удовлетворялись краткими связями с куртизанками, с которыми он встречался тайно, для маскировки закутываясь в плащ и скрывая лицо. Камердинер Гриффон караулил снаружи у дверей спальни, пока его величество развлекался с «прекрасными незнакомками». Шестидесятилетняя любовница смотрела сквозь пальцы на эти интрижки, Екатерину же они беспокоили куда меньше, нежели постоянное доминирование Дианы. Венецианец Джованни Капелло (очередной посланник при французском дворе) так описывает королеву в год ее сорокалетия. «Платье ее всегда великолепно, манеры царственны», правда, сокрушается посланник, «ее вряд ли можно назвать привлекательной, кроме случаев, когда лицо скрыто вуалью». Он продолжает: «Рот ее слишком велик, глаза слишком выпуклы и бесцветны для красивой женщины, но зато держится она с большим достоинством, обладает статной фигурой, прекрасной кожей и исключительной формы руками. Манеры ее очаровательны, и она всегда одаривает каждого из гостей приятной улыбкой или несколькими тщательно подобранными словами». Венецианский посол, Микеле Соранцо, описывает Екатерину в своем донесении 1558 года. Он пишет: «Лицо королевы Екатерины слишком широкое, хотя тело ее пропорционально. Она крайне великодушна, особенно с итальянцами. Она любима всеми, сама же более других любит короля, ради которого превозмогает любую усталость. Король почитает ее и доверяет ей… то, что она родила десятерых детей, во многом определяет его привязанность к ней».

Дети были радостью Генриха, он был добрым и любящим отцом. Он играл с ними и наблюдал за их играми, с гордостью следил за их достижениями. Екатерина, которой весьма мешало воцарение Дианы в королевской детской, была преданной матерью-защитницей, она заботилась о здоровье, обучении и воспитании детей, но все-таки страдала от невозможности стать ближе к детям, как Генрих. После его смерти, однако, она обрушила всю нерастраченную любовь на единственного ребенка, своего любимца, Эдуарда-Александра, позднее — герцога Анжуйского, которого называла «мое драгоценное око». Они с Генрихом каждому из детей давали подобные ласковые прозвища, но ими пользовалась также и фаворитка, и от этого милые маленькие услады материнства лишались всякого очарования. Ничто, казалось, не принадлежало одной Екатерине, всюду ощущалось развращающее влияние Дианы. Конечно, королева внушала детям благоговение, уважение, они старались доставить ей удовольствие, но когда они искали сердечного тепла, то обращались к отцу.

Супруги установили при своем дворе особые требования к нормам этикета. В отличие от отца, Генрих настоял на том, чтобы придворные старались блюсти внешние приличия, и, если какой-либо молодой человек делал попытку добиться расположения одной из «девушек» Екатерины, она всегда защищала добродетель своих дам и их репутацию. Многим чересчур пылким воздыхателям пришлось охлаждать свою страсть вдали от двора, пока не уляжется ярость королевы. Равно же, когда Екатерина обнаруживала, что одна из юных дам утратила честь, ее гнев мог быть ужасен. Одна несчастная девушка, мадемуазель де Роган, спала с любовником, когда в спальню вошли люди и разбудили ее. Она открыла глаза и обнаружила королеву, Диану и жену коннетабля, стоящих вокруг кровати. Разъяренная королева вскричала: «Как ты могла так опозорить меня?!» И возмущенные матроны погнали бедняжку к королю, коннетаблю и кардиналу Лотарингскому, которые поддержали требование Екатерины отослать девушку, оказавшуюся беременной, прочь. Позднее этикет при дворе стал гораздо гибче, и зачастую королева сама использовала чары придворных дам для достижения политических целей.

Екатерина и в зрелом возрасте любила охоту и тратила огромные суммы на свои конюшни и лошадей. Брантом писал: «Она была отличной, бесстрашной наездницей, держалась в седле с легкостью и первой села на лошадь по-мужски… только после шестидесяти она перестала ездить верхом, и по мере того, как здоровье ее слабело, весьма об этом тосковала. Одним из главнейших ее удовольствий была быстрая и дальняя езда, хотя она частенько падала с лошади». Она часто брала с собой на прогулки арбалет, на случай, если попадется какая-нибудь дичь, и достигла совершенства в стрельбе. Пожалуй, одной из главных причин ее любви к охоте было то, что здесь она имела редкую возможность побыть с мужем без Дианы. Фаворитка, столь любившая упоминать об аллегорической связи между собой и античной богиней-охотницей, могла себе позволить лишь небольшую утреннюю прогулку верхом ради моциона, и, несмотря на ношение маски (распространенный в то время обычай), не желала рисковать: ведь лицо могло обветриться и даже приобрести загар, свойственный охотнице!

В дни охоты королева собирала в своих покоях кружок, который Генрих непременно посещал. Коннетабль, Диана и Гизы также имели обыкновение посещать это чинное собрание, где не было ни музыки, ни развлечений. Эти ассамблеи являлись собственным способом Екатерины поддерживать отношения и знакомиться с придворными. К трем часам кружок чаще всего распускался, и придворные шли играть в игры, такие, как «путаница», либо смотрели, как король и придворные фехтуют или играют в мяч. В послеобеденные часы, отведенные для развлечений, королева часто устраивала сборища иного рода, с музыкой и танцами. Генрих также приобрел привычку проводить час-другой наедине с женой, прежде чем отправиться в постель, что обычно происходило в десять часов.