Екатерина Медичи
Шрифт:
Герцог и кардинал отразили все эти нападки. В итоге кардинал Лотарингский предложил, чтобы «продолжали наказывать бунтовщиков и подстрекателей», но чтобы «больше не преследовали в судебном порядке тех, кто будучи безоружными и боясь осуждения, пойдут на проповедь, будут петь псалмы и не пойдут на мессу». Он также предложил собрать Генеральные штаты и начать расследование о злоупотреблениях в области религии, чтобы позже обсудить это на всеобщем или национальном церковном соборе. К мнению кардинала присоединились все рыцари ордена, и оно было принято 31 августа большинством голосов. В соответствии с этим решением на 10 декабря следующего года был назначен созыв Генеральных штатов в Мо. [117]
Такое умеренное решение, но имевшее, однако, важные последствия, устраивали Гизов и могло удовлетворить протестантов. Оно стало результатом личных усилий
Екатерина не собиралась лишать Гизов милости. Она знала, что в распоряжении герцога (он сам об этом заявлял во всеуслышание) были «тысяча или тысяча двести крупных дворян и присягнувших ему командиров, а также старые отряды из Пьемонта и еще другие, с которыми он пройдет по трупам всех своих врагов». В итоге, если бы Гизы ушли, ей пришлось бы их заменить на коннетабля, которого она не любила, и на принцев крови, которых она опасалась. И тогда протестанты не упустят возможности через Генеральные штаты назначить совет, в котором она не сможет главенствовать.
Тем временем принц Конде попытался заручиться поддержкой знатнейших сеньоров королевства: Анна де Монморанси и Франсуа Вандомского, видама [8] Шартра, во времена Генриха II бывшего верным рыцарем Екатерины. Коннетабль сумел оправдаться, а видам попал в Бастилию 29 августа. Было перехвачено письмо, в котором он уверял, что будет поддерживать «эту справедливую борьбу против всех, исключая короля, монсеньоров – его братьев и королев». Несмотря на прежнюю благосклонность королевы-матери [118] к этому человеку, она не стала освобождать его из тюрьмы. Став регентшей, она продолжала держать его в заключении. Он умер, по-прежнему находясь под охраной в отеле Ла Турнель 22 декабря 1560 года.
8
Видам — наместник епископа (прим. ред.).
Екатерину обуял ужас: бунт знатных сеньоров казался ей предвестником гражданской войны, которая захватит всю Францию. Она просила о поддержке Филиппа II и герцога Савойского. Екатерина решила нанести главный удар: через Франциска II она заставила короля Наваррского привезти своего брата Конде ко двору, чтобы он смог объяснить сбор армии, в котором его обвиняли. На всякий случай, она поручила графу де Круссолю, везшему этот приказ, сказать, что коннетабль и его сыновья раскрыли маневры Конде. Таким образом, она хотела поссорить «коннетаблистов» и принцев крови.
Вынужденный выбирать между повиновением и бунтом, зная, что на испанской границе ему угрожают войска Филиппа II, Антуан де Бурбон решил явиться ко двору вместе с Конде. В тот же вечер, когда они прибыли в Орлеан, принц был посажен в тюрьму. 13 ноября он предстал перед чрезвычайным трибуналом, составленным Гизами из членов городского управления, государственных советников и рыцарей ордена. Теперь Екатерина испугалась вынесения слишком поспешного смертного приговора Конде, что лишило бы ее возможности примириться с протестантами. 26 ноября был оглашен приговор об оскорблении величества, но двое судей – канцлер де Л'Опиталь и советник дю Мортье, преданные Екатерине, не подписали его. Здоровье молодого короля все больше ухудшалось, 9 и 16 ноября с ним случились обмороки. В воскресенье 17 ноября, праздник Святого Эньяна, он заболел золотухой в Орлеане. Во второй половине дня он присутствовал на торжественной вечерне и снова упал в обморок. Врачи констатировали образование фистулы в левом ухе. Состояние короля было безнадежным. Екатерине нужно было выиграть время и, несмотря на нетерпение Гизов, избежать казни Конде, что было бы для нее крайне нежелательно в том случае, если она станет регентшей. [119]
Депутаты Генеральных штатов прибывали в Орлеан, где агонизировал король. Декларация их
Вынужденная вести тонкую игру, чтобы обеспечить себе власть, королева-мать, однако, была раздавлена горем. 1 декабря посол Венеции Суриано писал, что она не могла скрыть своей скорби, «страдая еще и от того, что она помнила о пророчествах астрологов – все как один, они предрекали недолгую жизнь Его Величеству». Кроме предполагаемого предсказания волшебного зеркала в Шомоне, в одном из катренов Нострадамуса (напечатанного только после смерти автора в 1566 году) указывалось, что первый сын вдовствующей королевы умрет «до восемнадцати лет», не оставив детей. В еще одном предсказании того же Нострадамуса по поводу декабря 1560 года говорилось, что Французский королевский дом потеряет «своих двоих самых юных членов» в результате внезапной болезни. Поэтому, вместо того, чтобы согласиться на операцию, предложенную Амбруазом Паре, ограничились призывами к Небу, организацией процессий, всеобщими постами и молитвами и пожертвованиями Богоматери Клери. Но чтобы успокоить общественное мнение, Гизы опубликовали другие пророчества, приписываемые епископу Витербскому, утверждавшие, [120] что Франциск II выживет: «Он будет править в Венеции и Риме, и его долгое и благоденствующее царствование принесет мир христианству». Но ничто уже не могло остановить болезнь.
2 декабря после обильных выделений жидкости через рот и ноздри умирающему стало легче и к нему вернулась способность говорить. Но это затишье свидетельствовало о приближении смерти. 4-го вечером Франциск произнес несколько слов, немного поел и заснул. 5-го он отдал Богу душу, так и не проснувшись. Ночью 8 декабря при свете факелов, под золотым балдахином принц де Ла Рош вез свинцовую шкатулку с сердцем молодого короля в собор Святого Креста Орлеанского (Сент-Круа-д'Орлеан). 23 декабря набальзамированное тело было отправлено в Сен-Дени. Через месяц умер четырнадцатилетний маркиз де Бопрео, сын принца де Ла Рош. Он принадлежал к младшей ветви принцев крови. «Все обратили внимание, – писал посол Шантонне королю Филиппу II, – на то, что в один месяц умерли первый и последний из членов королевского дома… Двор был охвачен страхом, который еще больше усиливали угрозы Нострадамуса; его лучше было бы казнить, чем позволять продавать свои пророчества, ведущие к пустым суевериям». А депутаты Генеральных штатов рассказали, что в течение двадцати восьми дней наблюдали в небе Орлеана странную комету.
Так неумолимая судьба оборвала несколько тусклое царствование молодого Франциска II. За короткий срок – полтора года – появились серьезные проблемы, решить которые должна была королевская власть. Через брачные союзы королевство было прочно связано с католическими державами и их главой – королем Испании. Но Франция не могла следовать агрессивной политике этих государств по отношению к странам и государям, перешедшим в протестантскую веру. Внутри самого королевства традиционная религия все больше подвергалась нападкам. Не только религиозные волнения сотрясали страну – она находилась в глубоком экономическом и социальном кризисе. Нависла угроза полной анархии. Государство, погрязшее в долгах из-за [121] мотовства предыдущих королей, лишилось регулярных источников дохода: казна была пуста, деньги не поступали, Корона изнемогала под тяжким бременем долгов, выплата процентов по которым поглощала все наличные ресурсы. Ждали чуда от Генеральных штатов. Но над смутами, враждой и честолюбивыми устремлениями по-прежнему стояла королевская власть, сохранившая свой престиж и право верховного арбитра: Екатерина Медичи способствовала этому, объединившись с Гизами в борьбе против Бурбонов. Но партия только началась, и карты еще не были разыграны. [122]