Екатерина Медичи
Шрифт:
Но все это была только видимость. Едва герцог отправился к себе в особняк, как король решил взять в свои руки ситуацию в Париже. Он приказал одиннадцати ротам городского ополчения занять кладбище Невинно убиенных младенцев в самом центре города. В девять часов вечера все было сделано. Другие отряды занимали Малый Шатле, Гревскую площадь, мост Сен-Мишель и улицу Сент-Антуан. Около четырех часов утра Франсуа д'О открыл ворота Сент-Оноре для полка гвардейцев и одиннадцати батальонов швейцарцев, стоявших под стенами города. Основная часть этих войск сменила ополчение на кладбище Невинно убиенных. Три батальона швейцарцев и два батальона французских гвардейцев расположились на территории Нового Рынка. Другие гвардейцы заняли позиции на Малом Мосту, на мосту Сен-Мишель
Так ранним утром 12 мая 1588 года началось восстание. Парижских городских торговцев не особенно успокоило то, что д'О захватил Гревскую площадь вместе с четырьмя батальонами швейцарцев и двумя батальонами французских гвардейцев. Городская ратуша, куда купеческий старшина Никола-Эктор де Перез созвал полковников ополчения, оставалась пока еще главным кварталом сторонников короля, но достаточно ли будет приходящих отсюда призывов, чтобы защитить жителей? Все в этом сомневались. Около восьми часов лавки закрыли свои ставни. Все видели, как торговцы несли деньги и драгоценности в особняки разных послов, особенно к нунцию Морозини, которого герцог де Гиз окружил охраной из 300 солдат: представитель папы наблюдал за тем, как в его доме за короткое время собрались такие суммы денег, которых, по его словам, хватило бы для войны против турок.
Екатерина была расстроена: никто не спросил ее мнения, когда принималось решение о вступлении в город швейцарцев и французских гвардейцев. Нунцию она сказала только об огорчении по поводу недоверия ее сына. Она попросила прелата найти как можно быстрее способ все уладить. К Гизу она направила верного Бельевра, чтобы заставить герцога начать переговоры с Генрихом III. Она считала, что лигисты не имели средств, чтобы противостоять прекрасным королевским войскам и сопротивляться их артиллерии: улицу Сент-Антуан прикрывали пушки Бастилии, к тому же в Арсенале было двадцать заряженных артиллерийских орудий, а в Городской ратуше – двести фальконетов.
Но парижские буржуа, возмущенные тем, что король приказал оккупировать их город, и боясь грабежей и насилия, все вместе вступили в партию мятежников, чьи убеждения, впрочем, разделяли. Они перехватили боеприпасы, [393] шедшие с Сены к Городской ратуше, потом продовольствие для солдат, стоявших на кладбище Невинно убиенных. Они заняли Большой Шатле. Через улицы они натянули цепи и устроили баррикады в Сите и квартале вокруг площади Мобер. Постепенно войска швейцарцев и французских гвардейцев оказались окружены.
Швейцарцы с Нового Рынка, призванные на помощь капитаном отряда, стоявшего на мосту Нотр-Дам, в полдень неосторожно устроили стрельбу из аркебуз. Отпор был дан немедленно: около двадцати швейцарцев убиты и около тридцати ранены. Солдаты короля спасаются бегством, изрешеченные пулями, оглушенные булыжниками, которые женщины и дети бросают на них из окон. Они падают на колени, показывают свои четки и кричат: «Добрые французы, будьте милосердны! Я – верный католик!» Наконец, д'О и маршал д'Омон привозят приказ об отступлении. В первом уличном сражении победила Лига.
К четырем часам войска отступают, но швейцарцы из осторожности продолжают держать зажженными фитили своих аркебуз. Решив, что им угрожают, они стреляют, убивают двух горожан из ополчения и ранят лейтенанта. Так они провоцируют новый взрыв народной ярости: на этот раз на мостовой остается около пятидесяти убитых. Возбужденный народ собирается в окрестностях кладбища Невинно убиенных и Гревской площади, ожидая только сигнала, чтобы растерзать остатки королевских войск.
После этой второй стычки Генрих III, преодолев стыд, направил маршала де Бирона просить Гиза вмешаться, чтобы успокоить чернь. Глава
Стало темно. Наступала ночь накануне сражения: на улицах жгли костры, а на каждом окне была зажжена свеча. Все были готовы к тому, что король даст отпор, желая отомстить. У Гиза спросили пароль, который обычно давал купеческий старшина от имени короля. Успех гуманной миссии герцога закрепил его огромную власть. Генриха III в его комнате охраняли дворяне с обнаженными шпагами. Кроме того, в Лувре его защищали швейцарцы и французские гвардейцы, находившиеся в боевой готовности, но для большей безопасности вечером он направил приказ привести полк из 1800 ветеранов из Пикардии. Все чувствовали, что наступающий день станет решающим.
Лигисты контролировали главные заставы столицы. Ночью они подготовили штурм королевского дворца. Из 7 или 8 тыс. студентов и 300-400 монахов из разных монастырей Бриссак составил еще одну армию. Эти разнородные по составу силы стояли лагерем во внутреннем дворе монастыря и возле церкви Сен-Северен. Добровольцы потрясали шпагами и кинжалами, пиками и копьями, взятыми у мясников Нового Рынка. На шляпах был нацеплен белый крест. Король ночью глаз не сомкнул, он с облегчением увидел, что в восемь часов утра пришла его мать в сопровождении советников парламента и муниципальных советников: все были согласны, что надо отослать войска и отменить приказ, данный Пикардийскому полку. Все приказы были отданы около десяти часов и исполнены до полудня. Эта уступка, ставшая еще одним отступлением короля перед Гизом, была отнесена на счет Екатерины. В сопровождении царствующей королевы и Вилькье она пешком смогла отправиться в Святую Часовню. Каждая баррикада убирала бочку с дороги, чтобы пропустить ее. «Ее лицо, – по свидетельству очевидца, – было смеющимся и уверенным, она ничему не удивлялась». Предполагалось, что она идет к мессе. Но на самом деле она вышла, чтобы тщательно рассмотреть силы лигистов и запомнить их расположение. Вернувшись к себе, она упала без сил. «Во время всего ужина, – пишет Л'Этуаль, – она не переставала плакать». [395]
Совет короля разработал различные способы защиты монарха. Одним из них было бегство. Но старая королева была не согласна. Она всегда верила в свою способность убеждать людей. Днем она села в свою «переносную кафедру» и приказала отнести себя в особняк Гизов через баррикады, которые открывались и закрывались, когда она проходила. Ее приняли очень холодно: герцог заявил, что народ он остановить не в силах – это так же невозможно, как приручить «разъяренных быков». Он отказывался идти в Лувр, боясь, что безоружный окажется во власти своих врагов, и хотел одного – исполнения всех указов, принятых против гугенотов, беспощадной войны с Наварром, изгнание всех друзей короля, наместничества для него самого и его семьи.
Огорченная Екатерина направила к королю государственного секретаря Пинара рассказать о ее неудаче. Но когда он явился во дворец, Генрих III, боявшийся, что лигисты захватят Новые ворота, открывавшие доступ к Тюильри, и таким образом отрежут ему всякие пути к отступлению, вышел около четырех часов дня через этот пока еще свободный проход. В пять часов, когда к нему присоединился Пинар, он осознал, что если хочет остаться в живых, медлить больше нельзя. Со свитой в шестьдесят человек, одетых в длинные платья чиновников магистратуры или придворные костюмы, вскочив на первых попавшихся коней из конюшен Тюильри, он уехал. Галопом король поскакал по дороге в Сен-Клу, потом до Рамбуйе. С ним вместе уезжали канцлер Шеверни, герцог де Монпансье, кардинал де Ленонкур, маршалы д'Омон и де Бирон, де Бельевр, государственные секретари Вильруа и Брюлар.