Екатерина Медичи
Шрифт:
Герцог узнал об этом побеге в тот момент, когда беседовал с Екатериной. Он решил, что его обманули и разозлился на королеву, думая, что она приехала к нему вести переговоры, чтобы усыпить его бдительность. Окруженный населением большого дружественного ему города, своими армиями и сторонниками в провинциях, ему нечего было опасаться короля. Нелепый отъезд Генриха III, напоминавший ему бегство из Польши четырнадцать лет назад, совершенно дискредитировал [396] короля. Законная власть в Париже была теперь представлена только в лице Екатерины. Этот день – 13 мая 1588 года – действительно принес корону герцогу де Гизу. После первого бурного ликования триумф Лиги вызвал нечто вроде коллективной тревоги. Как констатировал нунций, большинство жителей чувствовали себя виноватыми. Если и были еще те, кто говорил о необходимости забрать власть у Генриха де Валуа, то другие – более многочисленные, были недовольны,
Когда 14 мая Генрих III водворялся в Шартре, Лига вступала во владение столицей. «К обеим королевам, которые не имели возможности последовать за королем, почтение только видимое, – констатирует Паскье. – С ними очень любезны и целуют им руку, но они не имеют права выйти из города – у них никакой свободы, что было бы верхом всех их желаний». Екатерина и ее невестка стали настоящими заложницами – Паскье говорит «полупленницами» – в особняке королевы.
Свергнув королевское правительство, майская революция 1588 года попытается прибрать к рукам государственные институты для получения собственной выгоды. Парламент должен был собраться 14-го утром. 13-го вечером Гиз отправляется к первому советнику Ашилю де Арлею и требует перенести заседание. Но приглашения были уже разосланы. Советник доказывает, что теперь невозможно связаться с его коллегами. По легенде, он якобы осмелился критиковать поведение Гиза: «Очень жаль, когда лакей [397] прогоняет хозяина!» Тогда среди ночи герцог отправляется разбудить Екатерину. Он заставляет ее повторить приказ, который он дал Арлею. Некоторые советники, которых не удалось предупредить, собираются утром в большом зале дворца. Екатерина вынуждена просить их разойтись. Тем не менее она позволяет им назначить депутацию, которая отправится в Шартр к королю.
Не обращая внимания на недовольство парламентских советников, 14-го, в середине дня, Гиз занимает Бастилию, отданную без сопротивления ее комендантом Лораном Тетю. Там было обнаружено большое количество муки, солонины и вина. На платформе стояли шестнадцать заряженных пушек, направленных на город. Лигисты почтительно отнеслись к кабинету, где хранились ценности Короны и серебряная посуда коменданта. Они открыли подземелья и извлекли оттуда политических заключенных: ажанского адвоката Вамнуса, посаженного в тюрьму четыре года назад за крамольные речи, и купца Фейе.
Только 18 мая Лига овладела королевским замком в Венсенне, который комендант отказался отдать. Пришлось принудить его к этому силой, угрожая разорвать выстрелами из трех артиллерийских орудий. В тот же день был смещен бывший королевский муниципальный корпус и купеческий старшина Никола-Эктор де Перез, комендант Бастилии [24] . Ассамблея, претендовавшая на то, что представляет народ, назначила новый муниципальный корпус из лигистов под председательством герцога де Гиза. Купеческим старшиной был назначен Ла Шапель-Марто. Королева Екатерина должна была утвердить эти новые революционные назначения.
24
В предыдущем абзаце комендант Бастилии был другой. Где-то ошибка. (прим. ред.).
Наконец, 20 мая, во время вечерни, Гиз принес показать Екатерине и королеве Луизе в сад особняка королевы свой проект записки с перечнем требований, которые Лига предъявляла королю. Это был ее окончательный вариант, и 23 мая его подписали Гиз, кардинал Бурбонский, де Ла Шапель-Марто и парижские городские старшины, которые составили нечто вроде государственного совета. По этому документу от короля требовалось назначить Гиза главнокомандующим [398] войсками в войне против гугенотов, лишить милости и изгнать д'Эпернона и его брата Ла Валетта «как пособников еретиков», отменить эдикты о налогах, утвердить новый муниципальный корпус Парижа и заменить комендантов стратегически безопасных городов на сторонников Гизов. Еще больше, чем бунт и побег короля, эти требования были похожи на настоящий «государственный переворот»: таково мнение Паскье. В то же самое время парижане обратились с циркуляром к главным городам: Руану, Труа и Сансу – 28 мая, Шалону,
Король был далеко, и это не позволяло ему следить за развитием событий в Париже. 16 мая он принял депутатов от парламента: он твердо заявил, что простит парижан, если они покорятся ему и признают свою вину. Затем к нему прибыла процессия из тридцати шести кающихся грешников, во главе которой был «брат Ангел», иначе – Анри де Жуайез, граф дю Бушаж, брат покойного фаворита – с крестом на спине, избиваемый двумя собратьями, игравшими роль палачей, среди двух молодых переодетых капуцинов, изображавших Деву и Магдалину. Но это были шпионы Лиги. Кающиеся грешники, прикрываясь благочестием и одеждами, оценивали силы короля. В Шартр приезжали многие другие делегации – от духовенства, например. Большинство социальных слоев, казалось, стремилось к согласию с сувереном.
Видя такой наплыв депутаций, Генрих III возомнил, что день Баррикад был всего лишь преходящим проявлением плохого настроения народа. Он попытался утихомирить страсти, отменив 27 мая через патентные письма около сорока эдиктов о налогах, назначениях и о продаже должностей, принятых в последние годы; пообещал созвать Генеральные штаты; лишил милости д'Эпернона и отправил его в Ангумуа, где летом фавориту пришлось сражаться с местными лигистами, которые были готовы схватить его и [399] убить. В провинции король направил специальных уполномоченных для восстановления подчинения Короне.
Но все эти меры не удовлетворяли лигистов. Считая, что их требования не выполнены, они ужесточили условия содержания двух королев под стражей. Между ними и Гизом, приходившим к ним ежедневно, постоянно происходили ссоры. Робкая Луиза Лотарингская даже не всегда умела удержаться в рамках привычной сдержанности и требовала от герцога объяснений: раз он не принимает никаких предложений короля, значит, он желает с ним воевать? В замешательстве Гиз ответил, что он не желает делать этого против своей воли, но если он будет вынужден на это пойти, то сам король вызывает у него больше опасений, чем все те силы, которыми он сможет располагать. Однажды Екатерина обнаружила, что закрыты ворота в город, через которые она хотела пойти на службу в церковь капуцинов. Часовые отказались их для нее открыть. Разъяренная королева приказал сообщить об этом герцогу де Гизу: он извинился, заявив, что засов был сломан и нельзя было сдвинуть створки ворот!
Тут же королева отправила проверить слова герцога и убедилась, что предлог был ложным. Екатерина удерживала герцога у себя, пока шла эта проверка. Она без стеснения, не понижая голоса, упрекнула его в недопустимости подобного обращения с ней и пригрозила, что вырвется из города, даже ценой собственной жизни и жизней других: и тогда еще неизвестно, кто победит! Но это были всего лишь слова: она была реалисткой и понимала, что придется выполнить требования лигистов.
«Я бы предпочла, – писала она Бельевру 2 июня, – отдать половину королевства и сделать Гиза наместником, лишь бы он был мне за это признателен, как и все королевство, чем жить вот так, трепеща, как мы, и знать, что королю еще хуже». Первая сделка, предложенная королем, не состоялась. Приходилось выполнять требования бунтовщиков. Впрочем, они, вероятно, получили указания быть гибкими от своего испанского кредитора. 24 мая Бернардино [400] де Мендоса прибыл, чтобы торжественно объявить Екатерине об отплытии «Непобедимой Армады», которая, по странному совпадению, подняла якоря в Лиссабоне 9 мая – в день вступления Гиза в Париж. Английские католики, укрывшиеся в столице Франции, тогда получили указания присоединиться к экспедиционному корпусу герцога Пармского. Поэтому Лига передала королю новую «просьбу», датированную 15 июня: он должен был взять на себя обязательства признать Священный союз, обеспечить лигистам пользование безопасными городами в течение шести месяцев, издать постановления Тридентского собора, продать имущество протестантов, отправить против гугенотов две армии – одну в Пуату, другую – в Дофине под командованием Майенна.
К этим статьям прилагались замечания парижского муниципалитета: полиция Парижа будет полностью подчиняться органам городского управления, Бастилия будет передана купеческому старшине или разрушена, военные могут быть размещены не ближе чем в двенадцати лье от столицы. Должны быть сняты любые запреты на проповеди. Ни один человек, подозревающийся в ереси, никогда не сможет занимать посты в городском управлении.
5 июля в Руане король принял все эти условия. Через некоторое время он подписал эдикт «о союзе его католических подданных», ставший полной капитуляцией перед Лигой. Документ должен был быть опубликован 21 июля в Парижском парламенте.