Екатерина Медичи
Шрифт:
Несмотря на то что внезапная смерть была распространенным явлением в XVI веке, все же возникло подозрение, не обошлось ли тут без какого подвоха. Франциск нанял семерых известных хирургов провести вскрытие, но те так ничего и не обнаружили. Современные медики считают: молодой человек умер от плеврита. Франциск все же искал козла отпущения и, к несчастью, нашел его. Приближенный покойного дофина, верный паж и распорядитель Монтекукулли, оказался обвиненным по трем пунктам. Во-первых, национальность автоматически делала его подозрительным, ибо итальянцы славились пристрастием к изведению соперников при помощи ядов. Во-вторых, паж прежде служил императору, а потом отправился во Францию вместе с итальянцами, сопровождавшими Екатерину. Но самым отягощающим грехом оказался проявляемый этим человеком интерес к науке о ядах, что подтверждалось найденной у него книгой. На допросе перепуганный Монтекукулли, терпя невыносимую боль под пытками, признался во всем, в чем его обвиняли, хотя после и пытался взять свои слова обратно. Думая, что выгородит себя, Монтекукулли пошел еще дальше и
Екатерина, отныне первая дама Франции после королевы, почти сразу же поняла, что ее положению многое угрожает. Серьезным ударом стало обвинение, исходящее от агентов императора, которые, желая выгородить своего господина, указывали на наследника и его жену как на виновников в смерти дофина. К счастью, король не придавал значения этим слухам, хотя супруга нового наследника, хорошо осведомленная насчет ядов — разумеется, лишь благодаря итальянскому происхождению, — считала эти разговоры опасными. Фактически теперь она подвергалась риску куда больше, чем прежде. Единственной жизненно важной функцией для спутницы будущего короля было рождение наследников, но и на четвертом году брака Екатерина все еще не выказывала признаков беременности. Сейчас она просто обязана была родить — перед лицом возможного развода.
Физическая близость между ней и мужем теперь случалась еще реже, чем обычно, ибо Генрих настоятельно требовал у короля позволения вновь участвовать в кампании против императора. Франциск, не желавший потерять второго сына так скоро после смерти старшего, отказал. Генрих настаивал, требовал, ссылаясь свое право дофина — служить отечеству на поле боя. Наконец король позволил ему присоединиться к армии в Провансе, который был занят войсками императора с 13 июля. На следующий день французский главнокомандующий, Монморанси, получил звание королевского наместника, что давало ему власть над всеми войсками и позволяло руководить всеми операциями. Королевское происхождение Генриха означало, что номинально главнокомандующий — он, однако именно Монморанси принимал все важные решения. Выдающийся мастер оборонительной тактики, они применял в деревнях Прованса политику выжженной земли — просачиваясь повсюду, уничтожая поселки и целые города, сжигая и разрушая все, что могло быть хоть как-то использовано врагом. И ему удалось добиться вывода войск императора. Многие из тех, кому выпало несчастье жить на выжженных землях, умерли с голоду или лишились крова, но король и его главнокомандующий добились своего. Авторитет наместника после этого значительно вырос. Кампания скрепила дружбу между Генрихом и Монморанси, которая продолжалась в течение всей жизни. Впоследствии дофин писал ему: «Будьте уверены: что бы ни случилось, я всегда останусь вашим другом — как никто во всем мире». И слово свое он сдержал.
В 1537 году Екатерину поджидал новый удар. Во время кампании в Италии Генрих стал отцом ребенка, рожденного девушкой по имени Филиппа Дучи. Известно, что она была девственницей и сестрой одного из пьемонтских конюхов. Услышав новость о беременности девушки, Генрих пришел в восторг, заметив, что провел с ней всего одну ночь. Это наверняка подтверждало: именно Екатерина, а не он, физически не способна зачать дитя. Филиппа наслаждалась вниманием и заботой, пока в положенное время не произвела на свет дочь. Этот ребенок, немедленно признанный Генрихом, получил имя Дианы Французской, конечно же, в честь Дианы де Пуатье. Настоящая мать малышки провела остаток своих дней в монастыре, ее щедро вознаградили. Диана же взяла на себя всю заботу о младенце и стала превосходной приемной матерью. Шум вокруг рождения младенца и внимание к нему породили слухи о том, что он якобы явился плодом связи Генриха и Дианы. Получив ребенка, названного в ее честь, о котором она стала заботиться, фаворитка ясно дала понять всему двору: Генрих принадлежит ей.
Новым испытанием для Екатерины стало усердие, с коим Диана де Пуатье привлекала внимание ее мужа. В 1538 году было заключено перемирие между Францией и Империей — благодаря стараниям папы Павла III, желавшего, чтобы Франциск II Карл объединились и вместе выступили против турок. Когда Генрих вернулся с войны, Диана, теперь уже тридцати восьми лет от роду, поняла, что он повзрослел — ничего не осталось от мальчика, которого она лелеяла и взращивала, воспитывая в нем мужчину. Она осыпала дофина комплиментами за его боевые заслуги, понимая: настал момент окончательно завладеть им. Отложив в сторону платонические идеалы, коими она кормила его долгое время, эта дама начала завоевывать для себя новую более устойчивую позицию — фаворитки будущего короля. При помощи Монморанси, предложившего парочке воспользоваться его замком в Экуане для любовных утех, Диана позволила Генриху стать своим любовником. Доподлинно неизвестно, когда amitie sage, дружеская привязанность, переросла в настоящую страсть, но стихотворение фаворитки, в котором она прозрачно намекает на то, что «покорилась», свидетельствует:
Пускай Диана в глазах света все еще прикрывалась покровом респектабельности, теперь любой мог догадаться об истинной сущности их отношений. С этих пор Генрих одевался только в черное и белое — траурные цвета, которые Диана носила со дня смерти мужа. Он выбрал в качестве своей эмблемы полумесяц — символ мифологической Дианы, богини охоты. Девиз «Пока не заполнит весь мир», написанный под полумесяцем, мог служить намеком на ту власть, которую принц стяжает в один прекрасный день, когда станет королем Франции, а может быть, и унаследует мантию императора от Карла V. Пожалуй, наиболее вероятным знаком, указующим на любовную страсть между ними, являлась монограмма, образованная переплетением букв «Г» и «Д». Правда, некоторые усматривают в этом другой вариант: два «С» спиной друг к другу, а между ними — «Н» — как подачка Екатерине. С этого дня и до конца своей жизни Генрих помещал эти монограммы везде, где только мог. И по сей день их явственно можно различить на стенах замков и других выстроенных и перестроенных им зданий. Девиз Екатерины, начертанный под радугой, гласящий: «Я несу свет и безмятежность», звучит уныло. Как будто было кому их нести!
По-прежнему бездетная, дофина знала, что не сможет долго пробыть женой Генриха, если не произведет на свет наследника. Тайные происки, целью которых ставилось изгнание Екатерины, уже начали приносить свои плоды. Наиболее активно эти планы разрабатывала, как ни странно, мадам д'Этамп, которая желала посрамления своей заклятой соперницы — Дианы. Если бы Генриху пришлось выбирать новую невесту после развода, то безродная Пуатье наверняка осталась бы с носом, а новая жена, может быть, сумела бы отвлечь супруга от увядающих прелестей его алчной любовницы, — думала мадам д'Этамп. О былой привязанности к невестке своего любовника она уже и не вспоминала. Екатерина сделалась разменной фигурой дворцовых интриг.
О тех днях Брантом писал: «Множество людей пытались заставить короля и дофина избавиться от Екатерины, ибо необходимо было продолжить королевский род во Франции». О разводе как о деле практически решенном сообщал и венецианский посол, Лоренцо Контарини. Семья Гизов, чувствуя неплохие возможности для себя, продвигала идею союза между Генрихом и Луизой де Гиз, сестрой Франсуа, прекрасной юной дочерью Клода, который стал первым герцогом в этом роду, получив титул от короля.
Гизы, младшая ветвь Лотарингского дома, прославившегося при Карле Великом, явились во Францию искать счастья в самом начале 1500-х годов и поселились в северной Франции. Приняв новое подданство, эти мелкие иностранные князья вызывали неизменное раздражение многих дворян, ибо быстро сумели добиться пожалований и льгот как французские подданные, близкие к королю. Они удачно женились и через брак усиливали свои позиции. Первый герцог (сам женатый на даме из рода Бурбонов) выдал дочь Марию за шотландского короля Якова V. [25]
25
Джеймс (Яков) V Стюарт, король Шотландии, первым браком женился на Мадлен, сестре Генриха II; однако спустя всего несколько месяцев, в 1537 году, она умерла, и в 1538 году он женился на Мари де Гиз. Их дочь, Мария Стюарт, королева Шотландии, впоследствии стала весьма знаменитой.
Екатерина же обрела теперь неожиданную союзницу в лице любовницы своего мужа. Диана де Пуатье отчаянно боялась прибытия новой, красивой и юной невесты, отношения которой с Генрихом могут сложиться иначе, нежели с Екатериной. Теперь фаворитка использовала все свои чары и все свое влияние, чтобы поддержать дофину. В разговорах с Генрихом она настойчиво подчеркивала достоинства его жены — ее нежность, ее добрый нрав, то, что она еще молода и еще долгие годы будет способна зачать и выносить ребенка. Кроме того, Диана разумно полагала, что разговоры о разводе идут на руку врагам Генриха (иными словами, ее собственным врагам), особенно мадам д'Этамп и тем, кто лебезит перед ней. А стоило лишь намекнуть Генриху, что отец или его фаворитка пытаются манипулировать им, неистовый взрыв ярости дофина поставил последнюю точку в разговорах о разводе.
Окончательное решение оставалось за королем. Зная, что он, пусть и неохотно, но будет вынужден найти сыну новую жену, Екатерина разыграла блестящую сцену женской беззащитности перед человеком, который любил сам себя называть «первым рыцарем Франции». Бросившись к его ногам и рыдая, дофина сказала Франциску: она, дескать, понимает, сколь необходимо отставить ее и найти Генриху другую жену, которая станет рожать ему детей. Она молит только не высылать ее из Франции, чтобы она, оставаясь здесь, могла бы служить более счастливой женщине, занявшей ее место, если королю будет угодно смилостивиться над ней. Ее отчаяние и самоотречение так тронули короля, что он вдруг, незаметно для себя, из судьи превратился в защитника. Не в силах вынести зрелища женских слез, Франциск, глубоко тронутый, объявил: «Дитя мое, воля Божья тебе быть мне дочерью и женой дофину. Так будь ею». Это было помилованием. Правда, любое помилование являлось лишь временной передышкой, и Екатерина прилагала величайшие усилия, дабы изменить ситуацию в свою пользу. Невероятные ухищрения, к которым она прибегала, чтобы стать матерью, только укрепляли несгибаемую решимость будущей королевы. Тут впервые открыто заявила о себе стальная воля Екатерины, до сих пор искусно скрываемая. Она была готова пойти на все, лишь бы сохранить свое место в качестве жены Генриха и будущей королевы Франции.