Екатерина Великая (Том 2)
Шрифт:
Трощинский достал из портфеля написанный лист и, держа его в руках, прибавил с чувством:
– Доверься мне, царица-матушка, и подпиши его не читая…
Императрица после мгновенного колебания протянула руку и вымолвила:
– Извольте… Подпишу! Но прочту всё-таки…
Трощинский положил на стол бумагу. Екатерина просмотрела её… Лицо её тотчас стало сурово, но она резким движением взяла перо и подписала.
Указ повелевал заключение в крепости сенатского чиновника Поздняка за преступление по службе, но без объяснения, в чём именно оно состоит.
Трощинский
Вслед за Трощинским тотчас вошёл личный секретарь государыни Храповицкий.
– Задержи-ка мне, Александр Васильевич, Трощинского в приёмной разговорами… – быстро вымолвила она.
Храповицкий поспешил исполнить поручение, а через четверть часа Екатерина поднялась и явилась в соседней горнице, где было много чиновников, дожидавших приёма. Императрица ответила на поклоны и прямо направилась к Трощинскому, которому что-то рассказывал, конечно умышленно, Храповицкий.
– Дмитрий Прокофьевич, я к вам с просьбой… Сейчас мне на ум пришло…
– Что повелеть изволите, ваше императорское величество? – ответил этот, склоняясь.
– Просьба всенижайшая, сердечная. Обещайте мне, дайте слово исполнить, в чём бы дело ни заключалось…
– На смерть пойду, государыня, если указать изволите, – восторженно произнёс Трощинский, польщённый такою милостивою беседой при посторонних лицах.
– Нет, дело простое, ничего дли вас не стоящее. Достаньте-ка тот указ, который сейчас подписала я по вашему желанию.
Трощинский быстро достал бумагу из портфеля, который лежал на окне, и подал её.
– Ну вот… Этот самый… Дайте слово исполнить мою просьбу без гнева и без ропота…
– Всё, что изволите… – заговорил Трощинский другим голосом, предчувствуя, в чём дело.
– Разорвите этот указ.
Трощинский склонился молча и, немного меняясь в лице, разорвал лист пополам.
– Благодарю вас! – выговорила Екатерина. – Это доброе дело сделано вами. Ведь вся ошибка была в чернилах. Чернила очернили чистого человека в ваших глазах.
Трощинский вернулся в Петербург вне себя и, несмотря на позднее время, проехал в Сенат, где все его подчинённые, по обыкновению, были ещё налицо, не смея разойтись до возвращения его из Царского Села.
– Доставить сюда сейчас Поздняка! – приказал он экзекутору.
Через полчаса сенатский секретарь, взволнованный, предстал на глаза его.
– Я докладывал её величеству о твоём неслыханном преступлении! – строго сказал Трощинский. – Государыня желает знать, как всё это произошло. Поэтому сознавайся и расскажи мне, когда, зачем и почему решился ты на подлог.
Поздняк пристально присмотрелся к лицу сановника, и, вздохнув, вымолвил:
– Я ничего, ваше превосходительство, сказать не могу. Ни единого слова не могу прибавить.
– Сознайся, и наказание тебе будет легче… Ну, простое исключение из службы. Не сознаешься, на поселение в Сибирь пойдёшь, в крепости сгниёшь. Даже хуже, много хуже будет.
– Как Богу и царице угодно.
– Так ты ничего не скажешь?! – крикнул Трощинский.
– Не могу. Помилосердуйте…
Наступило молчание.
– Ладно. Ладно… – заговорил Трощинский без конца. – Ладно, негодяй… Ладно… Так применим к тебе высшую меру.
И, кликнув солдат, сановник приказал:
– Отвести его в крепость и сдать от моего имени дежурному по караулу. Скажи, что долго у них не насидит. Его указано завтра судить по-военному и расстрелять… Ну, ступай…
Побледневший как смерть Поздняк двинулся через силу; но, когда он был в дверях, Трощинский остановил его:
– Слушай. Ну, ради моих милостей к тебе… Ведь я же тебя из ничтожества взял и… Ну, из благодарности ко мне. Признайся, как дело было… Расскажи всё – и пойдёшь вот, сядешь сейчас за свой стол… Всё забудем. Как если б всё это нам обоим одним злым сновидением было… Ну, голубчик Иван Петрович, сознайся.
– Ваше превосходительство! – воскликнул тронутый до глубины сердца Поздняк. – Не могу я… Бывают такие дела на свете… что ум за разум заходит. Всей бы душой желал сознаться вам во всём, за все ваши благодеяния… И не могу. Хоть голову рубите – ни слова не скажу…
Трощинский изменился в лице от гнева, молча махнул рукой и отвернулся. Поздняк вышел и двинулся за солдатом, схватив себя за голову руками.
Через несколько минут экзекутор, тотчас же вызванный начальником, приказал Поздняку идти домой.
– Как?! – выговорил этот, не веря ушам.
– Идите домой! Дмитрий Прокофьевич приказал. Завтра узнаете резолюцию о себе.
– Ничего не понимаю… – произнёс Поздняк, дрожа от радости. – Он приказал сейчас в крепость… Я ничего не понимаю.
– Ну, сударь мой… – озлобленно крикнул экзекутор. – Вы-то ещё в этом деле можете кой-что понимать! А вот Дмитрий Прокофьевич и мы все – так действительно никакого дьявола понять не можем!
Поздняк, не помня себя от радости, побежал на свою квартиру… После крепости, Сибири, каторги, военного суда и расстреляния, которые промелькали в его голове, ударяя по сердцу, он был почти счастлив при мысли, что цел и невредим и на свободе. Он догадывался невольно, что Трощинский его просто пугал… Доклад царице имел, очевидно, иные последствия. Однако, вернувшись к себе, Поздняк, несмотря на страстное желание повидаться с Парашиными, не решился отлучиться из дому и просидел сутки безвыходно в ожидании своей участи.
Наутро он получил бумагу из Сената – формальную отставку.
– Нищий! Лишён всего… – вымолвил Поздняк. – Лишён даже девушки, которую люблю…
Но едва только молодой человек выговорил эти слова, как в дверях его квартиры показалась Настенька, счастливая, сияющая радостью и румянцем на щеках.
Она бросилась на шею жениха.
– Ничего не будет! Всё слава Богу! – воскликнула она.
– Я отставлен… Настенька. А нищий тебе не пара. А мне жизнь без тебя – та же Сибирь.
– Ничего не будет… Иван Петрович. Слушайте. Слушайте!.. «Моя милая, успокойтесь, не плачьте. Ваш жених получит другую должность и женится на вас». Кто это мне сказал, Иван Петрович? Кто это так сказал?.. – восторженно воскликнула девушка, представив кого-то другого перед изумлённым Поздняком.