Экипаж автобуса
Шрифт:
Мы выпили ещё раз, в большом кувшине оставалось совсем немного, дальнейшее я запомнил плохо. К своим добрался сам, по дороге блевал, облокотившись на низенький забор, дальше шёл практически на четвереньках, непонятно, как ориентируясь. Но в итоге всё же добрался, даже кое-как сумел пересказать своим содержание беседы. Только потом позволил себе потерять сознание.
Глава двадцать третья
Утром мне было плохо. Нет. Мне было ОЧЕНЬ ПЛОХО. Голова раскалывалась от боли, желудок сокращался в бессильной попытке вытолкнуть
— Знаешь, а я уже передумала за тебя замуж идти, — раздался где-то сверху голос Анечки, каждое слово отдавалось в мозгу новым приступом боли, — ты алкоголик, вечно напиваешься, какой пример детям.
— Я хотел, было, выдать всё, что думаю о её планах на замужество, но речевой аппарат выдал только хриплое:
— Аааа….
— Вот видишь, ты даже хрюкнуть не можешь, — маленькая мерзавка продолжала издеваться, — и я могу говорить тебе, что хочу, может, ты тогда образумишься и перестанешь так пить.
Поняв, что ни обругать, ни, тем более, отшлёпать её всё равно не смогу, я взял и прикинулся мёртвым, благо, для этого мне даже стараться не нужно было. Она некоторое время молчала, видимо, глумление над трупом было не так увлекательно.
— Иван Петрович сказал, если ты совсем умирать будешь, дать тебе эту дрянь, — она постучала ногтем по стеклу.
Собрав волю в кулак, я приоткрыл левый глаз. Через несколько секунд тёмное пятно стало чётче, я разглядел в руках у девочки бутылку из тёмного стекла с этикеткой. Лекарство? Точно. Опийная настойка, я же её в своём рюкзаке хранил.
— Он сказал, что это тебя точно поднимет, но оно очень вредно, — продолжала она, — а ещё сказал, что от такого «лечения» Высоцкий умер. Не знаю, кто такой Высоцкий, но ты нам нужен живым.
Я задумался. Поможет? Наверное, да. Вред для здоровья сейчас — понятие условное. Вот только как его принять? Насколько мне известно, настойка жутко горькая, да вдобавок на спирту. Если выпить, всё выльется обратно ещё до того, как подействует.
— Так что, будешь?
— Ага, — выдавил я из себя и открыл рот.
Она выдернула пробку, налила лекарство в алюминиевую ложку, которые мы продолжали носить с собой, и поднесла мне ко рту.
— Сейчас будет немножко горько, — предупредила она, — приготовься.
К этому невозможно было приготовиться, едкое зелье обожгло рот, но вкус гаже не стал. Я сделал судорожное глотательное движение и скорчился в позе эмбриона, стараясь подавить рвотные спазмы. Впрочем, измученный организм протестовал недолго. Через некоторое время я начал ощущать, что боль уже не так сильно давит на виски, в голове проясняется, сердце начало биться, а дыхание стало ровным.
— Смотри-ка, и правда, помогло, — сказала Анечка, — даже порозовел немного.
— Дай воды, — попросил я, садясь на кровати.
Она, ни слова не говоря, принесла мне деревянный ковш с водой. Напившись, я отдал его ей и спросил:
— Где все наши?
— Корабль грузят. Капитан с Петровичем покупают, а Умар с Кириллом таскают на корабль. Мама с Варей тоже там, на побегушках, а меня с тобой оставили, реанимировать чтобы.
— Нужно им помочь, — я попытался встать, — чего я сидеть буду.
— Сиди уже, — по-хозяйски сказала девочка, — ты и так помог, договорился, остальное сделают без тебя. Есть хочешь?
Я прислушался к ощущениям. Есть не хотелось, вообще ничего не хотелось, кроме того, наваливалась сонливость, видимо, наркотик продолжал усваиваться. Я снова лёг на набитый соломой тюфяк и закрыл глаза. Некоторое время всё кружилось, потом я снова нырнул в спасительный сон.
Когда открыл глаза, было уже темно, значит, проспал часов шесть, не меньше. Все наши были дома, а вокруг стола наблюдалась непонятная суета. Поднявшись с кровати, я немного постоял, пытаясь унять головокружение, потом подошёл. Стол был накрыт богато. Имелось жаркое из поросёнка, что-то, отдалённо напоминающее котлеты, Ольга строгала капусту в салат, на другом конце стола были булочки, вазочка с мёдом и горка конфет.
— Праздник какой-то? — не понял я.
— Ага, праздник, — отозвался Прокуда, — а сам не помнишь?
Тут я увидел, что он пытается наряжать небольшую ёлку, которую воткнули в пол. Я поднёс к глазам часы, на дисплее стояло 31.12. Новый год.
— Сегодня отметим, — объяснил инженер, — а завтра в путь. Кажется, всё начинает налаживаться, по местным меркам, корабль — самый быстрый транспорт, какой только существует. Будем надеяться, что через пару недель окажемся у цели. Кроме того, в море нас точно не найдёт никакой престарелый убийца.
— А я слышал, — хмуро заявил Кирилл, сидевший на нарах с усталым видом, — что сейчас такой период, когда море неспокойно, местные на нас смотрели, как на самоубийц. Да и капитан этот доверия не внушает.
— Капитан наш немного психованный, — не стал я спорить, — но дело своё, вроде бы, знает. Вряд ли он стал бы затевать плавание, рассчитывая только утонуть.
— Если я правильно понял всё, что он говорил, — добавил Прокуда, — то там, в море, есть много такого, что гораздо опаснее простых волн. Но, в то же время, суицидальных настроений я за ним не заметил, выглядит живым и весёлым, рвётся в бой.
— А меня на корабле укачивает, — грустно сказала Варя, — придётся от борта не отходить.
— Потерпи, — ласково сказал Кирилл, садясь поближе и обнимая её за плечи, — это не такая большая плата за возможность вернуться домой.
— Предлагаю садиться, — Ольга указала ножом на стол, — скоро всё остынет, а микроволновок здесь нет. Еды много, выпивки тоже, пока уходящий проводим.
Мы присели на деревянные чурбачки, заменяющие стулья и стали раскладывать еду по тарелкам. Мой организм, худо-бедно справившись с последствиями отравления, немедленно потребовал еды, мясо с овощами было как нельзя кстати, а вот хлопок пробки вызвал не самые хорошие воспоминания.