Экипаж «Меконга»
Шрифт:
— Валя-Валентина, привет! — крикнул он. Девушка захлопнула книгу и легко вскочила на ноги.
Лицо у нее было смуглое, нежно округленное — и сердитое.
— Безобразие! — сказала она, снимая защитные очки и строго глядя на Юру. — Договорились на восемь, а уже десятый час.
— У нас было срочное задание от Мехти, — объяснил Юра. — Борис Иванович, вы знакомы? Это Валя.
— Очень рад, — сказал Привалов, пожимая Валину руку. — Я знаком с вами по телефону. Ведь это вы звоните Юрию Тимофеевичу?
— Да, — заулыбалась Валя. — Но, может быть, не только я?
— Можешь не сомневаться, — заверил ее Николай. — Полгорода звонит. Главным образом девушки.
Привалов усмехнулся:
— Ну-ну, не преувеличивайте, Коля.
— А что? — сказал Юра. — К чему скрывать: я популярен.
Валя засмеялась и ущипнула его за руку.
Они спустились на белую яхту, причаленную к бону. На ее бортах красовалось название — «Меконг»…
Почему каспийская яхта носила название великой реки, на протяжении четырех с половиной тысяч километров несущей свои воды через Китай, Бирму, Лаос, Таиланд, Камбоджу и Вьетнам?
Яхтсмены — любители звучных названий. Их не удовлетворяют избитые «Финиш», «Старт» и «Ураган». Им больше по душе «Вега», «Орион», «Арктур» или новомодное «Спутник».
Бывший командир белой яхты дал ей звонкое имя «Меконий», которое, как ему казалось, имеет отношение к греческой мифологии. На следующий день его встретили непонятными намеками и не совсем приличными шутками. Он заглянул в энциклопедию, узнал, что слово это действительно греческое, но совсем не мифологическое, и больше на яхт-клубе не появлялся.
Яхта досталась после него Николаю и Юре. Будучи рационалистами, они не стали ломать голову над новым названием, а переделали только конец старого, превратив неприличный «Меконий» в могучий «Меконг».
…Блочок на стаксель-фале уже заменен новым, и «Меконг», накренившись на правый борт, идет полным бакштагом, пересекая широкий залив.
— Шкоты на утки! — скомандовал Николай. Здесь он был командир.
Привалов формально входил — уже второй год — в экипаж «Меконга». Но была у Бориса Ивановича могучая страсть — в выходной день поваляться дома с книжечкой на диване. Вот почему он не слишком часто появлялся на яхт-клубе, хоть и любил парусный спорт.
Закрепив стаксель-шкот, Привалов растянулся на горячих досках палубы. Хорошо было лежать, ни о чем не думая, подставив голую спину солнцу, и смотреть, как уплывает, уплывает город с его шумом и вечными заботами, и слушать, как перешучиваются парни и смеется девушка.
Хорошо бы ни о чем не думать… Но в голову упорно лезли мысли о трубопроводе.
Уже немало времени прошло, с тех пор как в «НИИТранснефти» — институте, в котором работал Привалов, — родился смелый проект прокладки подводного трубопровода с материка до Нефтяных Рифов — знаменитого нефтепромысла в открытом море. Пока что оттуда нефть доставляли танкерами.
Проект был таков: намотать на гигантское колесо, лежащее в воде у берега, сорокакилометровую «нитку» десятидюймовых труб, а потом буксировать эту «нитку», разматывая ее с колеса, прямо до Нефтяных Рифов.
Приваловский проект многим казался рискованным, но все же был принят.
Последнюю неделю Привалов был очень занят в институте и ни разу не смог съездить на строительную площадку. Весьма кстати подвернулись сегодня ребята со своей яхтой.
…Легкий северный ветерок тянулся с берега, яхта шла ровно, плавно покачиваясь. Свесив голову, Привалов задумчиво смотрел, как вода двумя упругими бурунами с силой обтекала белую обшивку. Казалось, будто яхта не режет, а только прогибает зеркало воды.
Вода сопротивляется. Натяжение поверхности…
Странная мысль вдруг пришла Привалову в голову.
Он приподнялся на локтях и, щурясь, посмотрел на Николая, сидевшего на руле.
— Вот что, — медленно сказал Привалов: — усиленное поверхностное натяжение жидкости может заменить трубу.
— Не понял, Борис Иванович, — сказал Николай.
А Юра, который сидел с Валей на другом борту, высунул из-под стакселя голову в красной косынке и с любопытством уставился на шефа.
— Не поняли? — Привалов потянулся к своим брюкам и вытащил портсигар. — Возьмите подводный нефтепровод, — продолжал он, закурив. — Перекачиваемая жидкость отделена от моря стенкой трубы, так? Теперь: усиливаем поверхностное натяжение жидкости. Нефть будет удерживаться в струе как бы пленкой собственной натянутой поверхности. Труба станет ненужной. Теперь понятно?
— Черт возьми! — сказал Николай. — Беструбный трубопровод… А как вы усилите натяжение?
Но Привалов лег на спину, зажмурился и сказал:
— Впрочем, все это фантастика.
— Фантастика?
— Да. У поверхности особые свойства. Никто не умеет ими управлять. Выкиньте из головы. Вздор.
Привалов умолк и до самого конца пути не сказал больше ни слова.
Яхта обогнула желтый язык мыса и пошла к берегу. В ста метрах от него пришлось стать на якорь: подойти ближе не позволяла осадка. Привалов из-под ладони внимательно оглядел песчаный пляж, на котором виднелись какие-то сооружения, огороженные колючей проволокой:
— Как в пустыне, — проворчал он. Затем снял очки, прыгнул за борт и неторопливыми саженками поплыл к берегу.
Юра и Николай тоже кинулись в воду и поплыли наперегонки.
Выйдя на пляж, все трое огляделись.
В берег врезалась небольшая бухточка, обработанная плавучим экскаватором до точной круглой формы. В бухточке лежало колесо диаметром больше двухсот метров; его двойной обод был сварен из труб. Втулкой колеса служили десятиметровые кольца, тоже сваренные из труб. В центре торчал куст свай. Обод соединялся с втулкой множеством тросов. Казалось, что в прозрачной воде бухты лежит гигантское велосипедное колесо.