Экранизации не подлежит
Шрифт:
После того как они вернулись домой, Рита сразу же отправилась на кухню, замыслив порадовать мужа чем-нибудь вкусненьким, а Григорича потянуло по накатанной колее – к письменному столу. Но работать вовсе не хотелось. Стоило усесться в рабочее кресло, как он почувствовал такое тяжелое опустошение, будто из сердца вынули изношенный от круглосуточного труда механизм динамо-машины и полностью обесточили душу. В ушах еще глухо отдавались звуки церковного колокольного боя. От каждого удара слабели мышцы, голова слегка клонилась набок, а из груди вырывался еле слышный болезненный стон. Вдруг голову словно прошибло разрядом тока. Григорич еле-еле удержался за краешек стола, чтобы не свалиться с кресла. Он резко притянул к себе клавиатуру, открыл документ Word и набрал первое, что пришло на ум: «Колокол по тебе». Рассказ. Название Григоричу понравилось, но он тут же застонал еще сильнее. «Какой-нибудь мастер пера из этого названия сделал бы роман-лялечку, – досадливо подумал он и трусливо всхлипнул. – А я? Куда я лезу со своей графоманией?» Однако пальцы робко, вразнобой застучали по клавишам, спотыкаясь на каждом слове, но постепенно стали набирать скорость и понеслись, помчались в бешеном козлином галопе, оставляя далеко позади разбросанные кое-как запятые и бессвязные рваные мысли. Поначалу текст действительно походил на полную белиберду, в которой Григорич раскаивался во всех человеческих грехах, растекался в самоистязаниях и не стеснялся по отношению к самому себе самых скабрезных выражений, каждое из которых неискушенная компьютерная программа смущенно подчеркивала красной волной. Автору стало еще более досадно от очевидной неспособности коротко и ясно изливать душу. Однако строчек двенадцать-тринадцать спустя рассеянный взгляд автора стал напрягаться, зрачки сузились, губы поджались, а руки словно включились в сеть и сделали пальцы упругими. Теннисными мячиками те ритмично отскакивали от клавиш и наносили все более точные и более изящные удары. Получался рассказ – о человеке, который всю жизнь обижал людей – походя, не считаясь с чувствами других, насмехался и унижал, пока однажды не попал на кладбище собственной совести.
Когда последняя точка была поставлена и Рита на правах музы прочитала рассказ, он ей очень понравился. Правда она горячо возражала против того, что прототипом главного героя является ее замечательный муж. Не сговариваясь, они оба посмотрели на ковер на стене, за которой находилась комнатка их родственников. Кроме того Рита сказала, что если бы рассказ экранизировать, она – как заядлая любительница сериалов – с удовольствием бы посмотрела. Сказала и тотчас осеклась. Отношение Григорича к отечественной сериальной продукции было категорически отрицательным. Бессодержательные сюжетные линии, набившие оскомину штампы, пластмассовые реплики и бездарная игра актеров – вызывали у него неудержимые приступы ярости. Каждый раз, проходя мимо телевизора, он опережал реплики персонажей, и слово в слово угадывал, что они скажут, какая сцена последует и каким станет финал, чем искренне поражал жену. Однако сейчас Рита крайне изумилась реакции мужа. С вспыхнувшей одержимостью в глазах тот загадочно улыбнулся, поднял указательный палец вверх и полушепотом произнес:
– Вот он – знак. Я напишу сценарий и заработаю на квартиру.
– На сценарии? – неуверенно спросила Рита.
– Что странного? – вопросом на вопрос возразил Григорич. – Буквально вчера читал, как одна тетка продала сценарий какого-то паршивого сериала и уже на аванс купила крутую тачку. А нам с тобой всего-то нужно тридцать тысяч долларов. Тридцать…тысяч…долларов.
На последних словах Григорич стал задыхаться, моментально представив грандиозные перспективы, которые, несомненно, виделись ему вполне реальными. В маленькой комнатке запахло сомнительной авантюрой, от чего Рита встревоженно перекрестилась. Хорошо знакомая с подобным состоянием мужа, который уж если чего решил – не перешибешь, она еще пыталась использовать последний шанс и сказать, что просто пошутила насчет экранизации. Но Григорич уже не понимал шуток. Цель показалась ему легкодостижимой, хотя он и отдавал себе отчет, что написать хороший сценарий – не сигарету выкурить: надобно уменье, да и много еще чего. Немедля окунувшись в дебри Интернета в поисках подходящей онлайн-киношколы, Григорич даже растерялся. От предложений за считанные месяцы воспитать профессионального сценариста разбегались озаренные идеей глаза, а с лица все не сходила улыбка счастливого идиота. Тем не менее, Григорич старался проверять каждую фирму самым придирчивым способом и не верить на слово всяким фантастическим обещаниям. Он был настороже и посмеивался, вспоминая лохов, которые легко попадаются на удочку сетевых аферистов. Сам же Григорич с уверенностью считал, что умеет выбирать и наконец, выбрал киношколу под странным названием «Страусы». На афише красовались яркие гордо вышагивающие птицы, а после букв названия улыбалась бородатая физиономия, по-видимому, хозяина киношколы, изо рта которого вылетала фраза: Мы верим в ваш талант! С детства у Григорича вызывали безоговорочное уважение бородачи интеллигентного вида со слегка наивным и от этого честным взглядом. А от лозунга теплело ощущение некоего братства, общины, семьи, которая ждала только его – только она могла раскрыть талант Григорича, о котором тот догадывался и раньше, и вот только теперь абсолютно в него уверовал.
Со своей стороны с той же уверенностью «Страусы» обещали любому, что в процессе обучения ученик будет работать над своим сценарием под руководством опытных преподавателей из мира киноиндустрии и в конце трехмесячного курса у новоиспеченного профессионала будет написан сценарий – либо полного метра, либо пилотной серии сериала. Григорич не безосновательно рассудил, что растягивать сюжет его «Колокола по себе» не имеет смысла и решил писать полнометражный фильм. С энтузиазмом помолодевшего студента взялся он за учебу – благо после недавнего инцидента с Машей никто из семейки Быдлович ему не мешал, опасаясь ответного удара. У Риты тоже улучшилось настроение. Она даже заикнулась, что видела в мебельном чудесный стол и когда у них с мужем появится квартира, они непременно отправятся в магазин.
Уроки в киношколе нравились Григоричу простотой изложения видеоматериала, теплотой и дружелюбием, с которой учителя обращались к ученикам, считая их своими коллегами, а также подробными разборами каждой сцены какого-нибудь известного фильма. Каждое занятие посвящалось определенной теме, начиная с самой первой – поиска идеи. После занятия предлагалось домашнее задание на неделю, после чего результаты обсуждались с каждым учеником отдельно. Но обратная связь существовала только для слушателей, избравших расширенную форму обучения. К сожалению, из-за финансовых трудностей и просто из-за боязни мошенничества Григорич записался на стандартный курс, где обратная связь исключалась. Для такой категории лиц предусматривался иной выход из положения: работа в четверках. Создавалась закрытая группка из четырех таких же учеников, которые в любое время могли обсудить какие угодно вопросы по уроку. Предполагалось, что в четверке каждый будет помогать друг другу, подсказывать, делиться впечатлениями со стороны, станет первым добрым зрителем и строгим критиком. Подобная форма обратной связи казалось Григоричу недейственной. Он не понимал, как могут четыре двоечника проверять домашнее задание друг у друга, что-то исправлять, подсказывать и направлять, если они сами еще неоперившиеся птенцы. Многие обращались к руководству киношколы и предлагали разбавлять четверки хотя б одним опытным сценаристом, но хозяин Валик Кухарук – тот самый бородач с вывески – все отмалчивался, давая понять, что реальная обратная связь с услугой анализа вашей работы профессионалом стоит дороже.
Приходилось искать ответы на вопросы самостоятельно, что на самом деле только приносило пользу благодаря собственному творческому исследованию. Одно дело – посмотреть ответ на задачку в конце учебника и совсем иное – самому ее решить. Помогало еще и то, что можно было беспрепятственно читать переписку руководителя со счастливчиками из расширенной формы обучения. И поскольку задания у всех были одинаковые, разве что сценарий у каждого свой, Григорич и его друзья из стандартной формы пользовались бесценной информацией в свободном доступе. Правда, начитавшись сухих и кратких ответов преподавателей, обратная связь от которых выглядела так: «Ой, отцепись от меня», Григорич перестал сожалеть, что недоплатил за расширенный курс, ибо ничего особо ценного счастливчики не получили. По мере продвижения в учебе Григорич начинал понимать, что программа киношколы строилась на купюрах, выдернутых из разных учебников, которые и так были в свободном доступе и были изучены им еще до поступления в школу. Команда Кухарука лишь систематизировала всю эту информацию и представила как собственную уникальную разработку. Примеры заявок и синопсисов никуда не годились и были состряпаны совсем не по правилам, которые изучались в школе. На некоторые видеоуроки приглашались обещанные корифеи киноиндустрии, но о чем они рассказывали? Нудно углублялись в систему построения каких-то графиков расчета коммерческой прибыли или упивались собственными достижениями. Когда ученики задавали вопрос Кухаруку: «Зачем это нам?» тот как страус прятал голову в песок.
Многие разочаровывались и бросали школу, но Григорич выявил для себя один несомненный плюс – условия обучения приближались к боевым. А именно то, что домашнее задание нужно было сдавать точно в срок и в случае нарушения дедлайна хотя бы на минуту, тебе не открывался материал следующего урока, независимо от того, что ты заплатил за весь курс. Сценарист должен работать быстро, быть готовым в любой момент исправить, дописать, расширить, сократить или вообще все переделать. По счастью такой режим железной дисциплины был хорошо знаком Григоричу. Сотрудничая с разными клиентами на протяжении многих лет, он делал иностранные переводы практически в режиме нон-стоп в любом объеме и без потери качества. Поэтому он лично не жаловался, а напротив приободрялся и ощущал полезность такой стратегии. Утомляло лишь одно задание, которое надо было выполнять ежедневно на протяжении всех трех месяцев. Речь идет о так называемой насмотренности фильмов и сериалов. За весь курс обучения требовалось посмотреть девяносто фильмов, схожих по жанру. Причем смотреть глазами не зрителя, а критика и в конце просмотра представлять подробный отчет с разбором сцен, сюжетных поворотов, путей героя и так далее. Григоричу нравилось критично подходить ко всем фильмам, невзирая на их популярность, фамилию режиссера или всеми любимых актеров. К непререкаемым авторитетам наш новоиспеченный сценарист подходил особенно жестко. Подчас слишком смелый критический обзор того или иного нашумевшего фильма, никак не сползавшего с топовых мест, поражал даже скупого на слова Кухарука. При просмотре отчетов Григорича он не мог удержаться, чтобы не поставить смайлик удивления на эпитеты желторотого ученика в адрес «рукожопого режиссера», «бездарной актрисы» или «беспомощно примитивного сценария». Спасибо Валику, что хоть за смайлики денег не брал.
Итак, как я сказал выше, Григорич решил написать сценарий по мотивам рассказа – о человеке, который на протяжении всей жизни обижает людей, а в конце вынужден расплатиться за обиды весьма нетривиальным способом. Ничего, казалось бы, оригинального и достойного экранизации в банальной идее не наблюдалось. «Подобных заявок тысячи, – ухмыльнулся Григорич. – И моя среди прочих ничем не лучше. Продюсер отшвырнет ее от себя в многотонную кучу макулатуры как нечто вторичное, даже не читая синопсиса. Как же сделать, чтобы заявка выстрелила?»
С этого вопроса для Григорича стали открываться тайны создания текста, который на экране будут произносить актеры, а со зрителями будет происходить чудо: они будут и плакать, и смеяться, и ненавидеть и безумно влюбляться. И так будет продолжаться год, два, десять, а то и сто лет. Захочется еще раз пересматривать сюжеты, переслушивать слова, повторять их и присваивать себе, уже не отделяя себя от персонажей и чувствовать от них волшебную власть, от которой может перевернуться в человеке весь мир.
Все это будет, будет…. Но будет ли? Как же научиться писать такие тексты? На пути к приобретению мастерства сценариста Григоричу предстояло постичь первую истину: чтобы понять, хороший или плохой сценарий, редактору или продюсеру не обязательно читать его весь. Достаточно просто посмотреть на логлайн или логическую строку (с англ. logical line). Собственно, логлайн это короткий пересказ всего фильма в двадцати пяти словах.
– Только в двадцати пяти? – изумился Григорич.