Эксклюзивный грех
Шрифт:
Надя залпом допила свой кофе.
– А если.., если ты не выйдешь? Если Котов – убийца?!
– Наденька, солнышко, – тепло улыбнулся Дима. – Ну ты сама подумай! Я ж не на кладбище в полночь иду, а в Думу. В полдень. Понимаешь?! В ДУМУ, в средоточие власти. Там ментов – толпы. А кагэбэшников – еще больше.
– Но если Котов – убийца?! – упрямо повторила она.
– Хорошо, пусть он – убийца, – согласился Дима. – Но Котов же не знает – откуда я буду ехать в Думу?! Наша квартира – чистая, и звонили мы ему – из автомата.
– А он нас на подходе к Думе подловит. Или в самой Думе.
– На
Надя не удержалась, ойкнула. А Полуянов спокойно сказал:
– Так что на тебя. Надежда, вся моя надежда, – он улыбнулся дурацкому каламбуру. – Увидишь за мной “хвост” – сразу стреляй.
– Стрелять?!
– Сумку роняй, бестолочь. И кричи свое: “Ай, блин!” А я попытаюсь затеряться. Хотя.., хотя…
Дима вихрем выскочил из комнаты, через полминуты вернулся. В его руках блестело что-то черное, страшное. Он швырнул предмет ей на кровать. Надя с ужасом разглядела хмурую сталь пистолета.
– Настоящий?! – выдохнула она. – Но я.., я не умею.
– И не умей, – кивнул Дима. – В сумочку положишь. Меня с ним в Думу все равно не пустят. Выйду оттуда – отдашь.
Надя опасливо прикоснулась к ледяному металлу, О разрешении на оружие и спрашивать не стала. Только уточнила, стараясь, чтоб не срывался голос:
– Он на предохранителе? Дима кивнул.
– Патрон не дослан.
"Понадобится – и выстрелю! – храбро решила Надя. И тут же себя охолонила:
– Да уж, ты выстрелишь. Никита недоделанная…” Она спросила:
– Ну, допустим, встретились мы после Думы в метро. А что дальше?
– Ну, Надька, я еще не придумал, – пожал плечами Дима. – Решим на месте, по ходу дела. Теперь – еще одно. Пока некоторые ночью храпели – на всю, между прочим, квартиру, – я написал материал. Статью на полосу – с генезисом, сущностью и тенденциями развития. Описал все наши питерские изыскания, четыре убийства. Написал, кто виноват и что делать. Вот тебе дискета – а вот телефон нашего главного редактора. Позвонишь и доставишь ему текст – он предупрежден.
– А почему не ты сам?
– А если в самом деле со мной что случится? Ты с дискеткой – мой страховой полис. Ясна задача?
Дима швырнул дискету и визитку главного редактора “Молодежных вестей” на постель. Поднялся, пихнул Родиона в толстый бок, приказал:
– Вставай, засоня, пошли гулять! А ты, Надюха, пока одевайся.
Дорогу в Думу Надя не забудет до самой смерти.
Позднее утро, начало одиннадцатого. Яркий и холодный осенний день. Час пик уже схлынул, но улицы все равно заполнены народом. Домохозяйки, молодняк, припоздавшие клерки, выходные слесари, десятки, сотни случайных прохожих. И среди них, в толпе, – Дима. А она, Надя, знает: в руках любого из этих милых людей могут оказаться пистолет, нож, взрывчатка… Эта тетка с холодным взглядом, вся в черном, почему она все время идет рядом с Димой? А этот огромный парень? Он определенно ждал ту же маршрутку.
Полуянов, кажется, нервничал не меньше ее. И только слабо улыбнулся, когда попутчик, проехав едва ли километр, попросил водилу тормознуть “возле винного”. Надя слегка расслабилась, но вскоре в маршрутку загрузились еще двое подозрительных личностей, а в метро вместе с ними вошла целая компания крепких парней… Надя готова была визжать от страха – и от своей бестолковости. Ну как разобрать: кто эти люди, по их душу они или нет?! Полуянов, стоявший в другом конце вагона, перехватил ее отчаянный взгляд, ободряюще улыбнулся: не дрейфь, мол, все в порядке.
"Сам трясешься не меньше моего”, – мрачно подумала Надя. От этой мысли ей отчего-то стало легче.
Когда они добрались до Думы и Дима скрылся в бюро пропусков, стало еще хуже. Надя болталась подле, путалась под ногами у озабоченных, как правило, хорошо одетых прохожих, наблюдала за Полуяновым сквозь огромные окна. В бюро пропусков толпился самый разношерстный народ: и восточные люди в папахах, и тетки в цветистых провинциальных костюмах, и бабульки с авоськами. Надя вздрагивала, когда кто-то из посетителей оказывался слишком близко от Димы. Вдруг в его руках нож?! Она так нервничала, что мент, стоящий у входа в парламент, принялся буравить ее подозрительным взглядом. Пришлось отойти подальше, пока с проверкой документов не прицепился. Руки у Нади дрожали, вдоль позвоночника бегал противный холодок. И все – до одного! – прохожие казались замаскировавшимися врагами. Почему, ну почему она не отговорила Полуянова ехать в эту чертову Думу?!
До того момента, пока он не переступил порог Думы, он был почти уверен: они его остановят.
Остановит Котов. Точнее, люди Котова.
Мысль об этом не покидала его всю дорогу. И даже когда он приехал в центр и шел по тихому Георгиевскому переулку к думскому бюро пропусков. И когда вошел внутрь и встал в очередь к одному из окошек. И когда протянул заокошечной милиционерше паспорт. И когда она долго листала документ и что-то набивала на клавиатуре компьютера, и даже когда уже выбросила назад Димин “серпастый-молотастый” вместе с двумя бланками пропуска. “Вот сейчас, – билась мысль. – Кто-то из посетителей. Может быть, этот щеголеватый мужчина в кожаном пальто, с кожаным бриф-кейсом… Или этот полусумасшедший в красных шароварах и ушанке… А может, этот якобы лейтенант внутренней службы…"
Но нет, Полуянова беспрепятственно выпустили из бюро пропусков. Он сделал десять шагов по переулку и вошел в стеклянные двери входа для посетителей. Оставался последний рубеж: проходная. Старлей-кагэбэшник взял Димин паспорт. Остро глянул на его лицо – затем в фотографию. И снова – на лицо и в фотографию. Потом внимательно пролистал паспорт: из начала в конец, задерживаясь на каждой странице. Дима хотел было пошутить – но во рту, оказывается, все пересохло. Чтобы охранник не различил его волнения, он смотрел в сторону.