Экспансия. Тетралогия
Шрифт:
Ничего она Стерве Зине не сказала, ни в тот день, ни позже. И Маме Нате — тоже. Кирилл не знал этого наверняка, но почему-то был абсолютно уверен в ее молчании. Это было что-то вроде тайны, о которой знали только они двое и не должен был знать никто третий. Ни Мама Ната, ни Стерва Зина, ни Милка Рубиловская, ни Степка Яровой… Оказывается, у мальчишки с девчонкой тоже может существовать секрет, о котором не скажешь даже лучшему другу.
Больше Кирилл никогда с нею не дрался. Всякий раз, когда они привычно начинали ссориться, он вспоминал ощущение от прикосновени к ее губам, и кулаки сами собой разжимались. Да и Ритка тут же переставала цепляться к нему.
Он не смог поднять
Он не смог ударить ее даже тогда, когда их новый секрет перестал быть их секретом. А она начала трепаться, даже не дав ему права на вторую попытку.
6
Назавтра утреннее построение началось как обычно: с переклички на лагерном плацу, за которой последовало информационное сообщение начальника отдела воспитания майора Грибового об изменениях оперативной обстановки в пограничных мирах. Как и ожидалось, ничего серьезного за прошедшие сутки не случилось, а если что и произошло, то начальству «Ледового рая» командование об этом не сообщило. Однако распорядок дня есть закон, и потому весь лагерь во главе с полковником Лёдовым слушал вчерашнее сообщение, уже известное всему Корпусу.
Однажды, в самом начале учебного семестра, Кирилл спросил Дога насчет таких вот безбашенных выкрутасов со стороны отцов-командиров.
«Смирно, курсант! — рявкнул Гмыря. — Не сметь критиковать то, что проверено веками!»
Кирилл, держа руки по швам и борясь с приступом внезапной злобы, ел глазами пространство перед собой. А Его дерьмочество многозначительно добавило: «Чем меньше свободного времени у солдата, тем выше боеспособность и боевой дух боевого подразделения. Впрочем, ваш боевой дух, курсант Кентаринов, останется хилым, даже если загрузить все ваше время бодрствования».
Однако, видимо, ротный капрал все-таки сомневался в справедливости своего вывода, поскольку тут же объявил слишком любознательному обрезку три наряда вне очереди. Наверное, намеревался за счет загрузки курсанта Кентаринова поднять боеспособность вверенной ему, капралу Гмыре, роты на недосягаемую для других подразделений высоту…
Неуставных триконок с «гмыровиршами» сегодня в столовняке не обнаружилось. Понятное дело, подпольный сочинитель взял творческую паузу — кому же хочется нарываться на ржавые пистоны?… Народ вел себя за завтраком оживленно — всем было интересно, насколько твердо ротный капрал выполнит свое вчерашнее обещание и действительно ли их мамочки — те, которые живы, — пожалеют, что детки родились на свет. Гадали и о персоне автора. Кругом сыпались самые различные имена и предположения.
Кирилл же, умиротворенный после вечернего любовного «шайбового» сеанса, поедал себе яичницу с беконом и помалкивал в тряпочку. Почему «в тряпочку», он не знал, но существовало, по словам Спири, в старину такое выражение.
После завтрака общего построения не бывало: по установленному в лагере распорядку дня каждая рота производила разводы самостоятельно. Наверное, с целью обеспечения режима секретности. Еще одно проверенное веками достижение военной мысли…
На разводе Его дерьмочество распиналось некоторое время, произнося осуждающую речь по поводу неуставных взаимоотношений, которые курсанты позволяют себе до, а особенно после отбоя. Все стояли с тупыми физиями, едва сдерживая смех, поскольку ничуть не сомневались в истинном отношении Дога к «неуставным отношениям»: вечером ефрейтора Сандру Каблукову опять срочно вызвали к господину ротному капралу, и вернулась она только перед самым отбоем, мурлыкая строевую песню «Ох трибэшник ты мой безотказный, батарею сменю я тебе…»
— Теперь о стихах, подрывающих моральные устои курсантов Галактического Корпуса, — сказал Гмыря. — На ваше, дамы и господа, счастье, виновник признался. Матерь вашу за локоток…
«Кто признался?» — чуть было не крикнул Кирилл. Но сдержался. Зато не сдержался стоящий за его спиной Артем.
— Да неужели?…
— Курсант Спиридонов! — тут же отреагировало Его дерьмочество.
— Я!
— Выйти из строя!
— Есть!
Как предписано уставом, Спиря тронул плечо впередистоящего. Кирилл — так же по уставу — шагнул вперед и вправо, освобождая дорогу, и Спиря вышел из строя, повернулся лицом к роте.
— Курсант Спиридонов! Объявляю вам наряд вне очереди за разговорчики в строю!
— Есть наряд вне очереди за разговорчики в строю! — отозвался Спиря тухлым голосом.
— На вопрос же отвечу так, — продолжал ротный капрал. — Это ваш товарищ, у которого хватило смелости признаться в неблаговидном деянии. Такие поступки следует всячески приветствовать, поскольку они свидетельствуют… э-э… что даже подобные заблуждения можно в себе преодолеть, если думать не только о собственном апломбе, но и о моральной ситуации внутри боевого коллектива, о своих товарищах, с кем когда-нибудь придется идти в бой. Вот так-то… Встаньте в строй, Спиридонов!
Спиря проследовал на свое место, а Кирилл, пропуская его за спину, пытался понять, у кого это сорвало башню — взвалить на себя чужую вину.
Может, у Сандры, когда ерзала под Гмырей?… Но Громильша ведь не в теме, что вирши сочинял он, Кирилл. Или метла готова взвалить на себя вину любого?…
Это была новая мысль. До сих пор Сандра казалась Кириллу едва ли не биомашиной, предназначенной исключительно для ведения боевых действий. Как киборги, которых когда-то породила разнузданная фантазия писателей, но которых в реальности создать так и не удалось. То есть удалось, разумеется, но они оказались слишком дороги, чтобы терять их в бою. Да и какой в них смысл, если у любой половозрелой женщины такой «киборг» получается в тысячу раз дешевле, хоть и приходится ждать девять месяцев. И Сандра — наглядный пример такого вот «киборга», сильная, ловкая, стремительная…
А впрочем, ладно. Надо этой же ночью вывесить новую триконку. Чтобы Его дерьмочество не воображало себе, что у него в роте всё под контролем. По крайней мере, в области наглядной агитации…
И тут же, как всегда, почти мгновенно родились строчки:
В голове у Гмыри жили Полторы всего извили… Жили-были, не тужились, Жаль, умишком не разжились!Вторая строчка, конечно, не слишком хороша. А попросту говоря — автор насильно подгоняется под рифму. А уж в третьей Дог и вообще сначала прочтет «тУжились», а не «тужИлись». И все остальные так же прочтут! Ну да и хрен с ними! Есть в этой подгонке рифмы какая-то изюминка. И вообще, я — автор, что хочу, то и ворочу. У ротного капрала разрешения не спрашиваю! А то скоро без Гмыриного дозволения на толчок не сходишь… Знал бы Гмырюшка, что некоторые из его роты после отбоя в сортир ходят парами! Вот бы про какие дела сочинить! Но про это, увы, будет все равно что заложить боевых друзей и подруг… Впрочем, разумеется, капрал это прекрасно знает, иначе не стал бы читать свои лицемерные лекции.