Экспедиция в Лунные Горы
Шрифт:
— О, — ответила старая дама. — Он.
Она недовольно вскинула подбородок и тяжело спустилась обратно в кухню.
— Она ненавидит Спика за все то, что он сделал мне, — заметил Бёртон, надевая плащ. Он взял цилиндр с крючка и внезапно вспомнил, что больше года назад — или пяти, с его точки зрения — его насквозь пробила пуля. Вглядевшись, он не увидел и следа двух дыр. Очевидно, в его отсутствие миссис Энджелл заплатила за ремонт.
Он улыбнулся, надел цилиндр на голову и взял свою трость-шпагу с подставки в виде ноги слона.
— Пошли.
Спустя два часа они оказались в Тауэре после трудного опасного путешествия в запряженном
— Я бы быстрее дошел, — заметил королевский агент.
— Да, капитан, прошу прошения, — ответил Бёрк. — Новая подземная железнодорожная система решит многие проблемы столицы, но, боюсь, до ее открытия еще далеко.
— У мистера Брюнеля возникли проблемы?
— Нет, сэр, но он все еще сверлит туннели. Это огромный проект, а такие вещи требуют времени. Не правда ли, мистер Хэйр?
— Безусловно, мистер Бёрк, — согласился Хэйр.
Они сошли в конце Тауэр-стрит и прошли вдоль внешней стены до глядящих на реку ворот Кровавой Башни. От зловония Темзы Бёртон едва не потерял сознание. Он с благодарностью взял надушенный платок, предложенный Хэйром, и прижал его к ноздрям. Однако сами люди Пальмерстона не обращали внимания на ужасный запах.
Несколько тихих слов лейб гвардейцам, охранявшим Тауэр, и двое страннорабочих провели королевского агента через ворота и двор, прямо в Белую Башню. Они прошли в часовню Святого Иоанна и Хэйр открыл дверь в одном из самых темных углов, жестом показав Бёртону, что он должен спуститься по лестнице. Исследователь так и сделал.
Масляные лампы освещали каменные ступеньки, которые уводили значительно ниже, чем он ожидал.
— Вы, конечно, понимаете, сэр Ричард, что мало кто знает о существовании этой части здания и это государственная тайна? — сказал Дамьен Бёрк.
— Вы можете рассчитывать меня.
Лестница привела их к тяжелой металлической двери. Хэйр вынул ключ, открыл ее и все трое пошли по широкому коридору мимо боковых дверей. На ходу Бёртон читал маленькие вывески на дверях: Залы для Совещаний 1 Э; Офисы: A-З; Офисы: И-Л; Административные помещения; Лаборатории 1-5; Комнаты Ясновидящих 1-4; Подвал; Склад Оружия; Станция Наблюдения; Столовая; Спальни.
В конце коридора находилась еще одна дверь с вывеской Безопасность. Они открыли ее и оказались в квадратном помещении, со столом и картотеками. В стенах виднелись шесть металлических дверей, все пронумерованные.
Человек за столом встал и спросил:
— Четвертый номер, джентльмены?
Бёрк кивнул, потом повернулся к Бёртону:
— У вас тридцать минут, капитан. Мистер Хэйр и я будем ждать вас здесь.
— Очень хорошо.
Четвертая камера была открыта, и Бёртон вошел в нее. Дверь за ним закрылась, он услышал, как поворачивается ключ в замке.
Комната скорее походила на гостиную, чем на камеру. Полки с книгами, стол, небольшой диван и кресла, орнаменты на каминной полке, картины на стене. Справа от Бёртона находилась открытая дверь, наверно в ванну, и из нее вышел Джон Спик.
Лейтенант был босиком, в легких штанах и мятой хлопковой рубашке.
— Дик! — воскликнул он. — Прости, старина, я не знал, что пришло время.
— Привет, Джон. Как ты себя чувствуешь?
— Здоров, насколько может быть здоров человек, осужденный на смерть. — Спик показал на кресла. — Садись.
Пока они шли через комнаты, он наклонился к Бёртону и тихо
— Они слушают.
Бертон слегка кивнул — понял! — и сел.
Радом со стулом Спика стоял журнальный столик. Лейтенант взял с него графинчик бренди, наполнил два стакана и передал один гостю.
— Дик, ты считаешь меня виновным?
— Нет, совершенно нет, — ответил Бёртон.
— Хорошо. Это единственное, что меня волновало. Но я должен попросить у тебя прощения. Только слабость характера заставила меня обидеться на тебя во время исследования Берберы, все остальное — последствия той старой обиды. Мне показалось, что ты посчитал меня трусом. Я обиделся и разозлился.
— И ошибся, Джон. Я никогда не считал тебя трусом. Никогда. Но если тебе нужно мое прощение, оно у тебя есть.
— Спасибо тебе.
Поколебавшись, Спик поднял стакан. Бёртон наклонился вперед, стаканы звякнули и люди выпили.
— Ты помнишь те ужасные дни болезни в Уджиджи? — спросил Спик, имея в виду 1857 год, когда они открыли озеро Танганьика.
— Как я могу забыть, Джон? Я тогда решил, что мы уже покойники.
— Когда я уже прощался с жизнью, ты сел рядом с моей койкой и начал читать мне Камоэнса. Не сможешь ли ты опять это сделать? Он меня очень успокаивает. Мне разрешили читать «Лузиады».
— Конечно.
Спик встал, подошел к книжной полке и вернулся с книгой в руках. Он передал ее Бёртону и сел.
— Я отметил страницу.
Бёртон кивнул и открыл книгу; из страниц торчал листок бумаги. Он заметил, что на листке что-то написано — почерком Спика — и посмотрел на друга.
Спик встретился с ним глазами и какое-то мгновение не отводил взгляда. Линзы левого глаза сверкнули.
Бёртон посмотрел на страницу и прочитал вслух:
Но ах, когда великий победитель Направит бег к отчизне отдаленной, То случай — гордой славы похититель — Терзать героя будет неуклонно. [74]74
Лузиады, 10-ая песнь, 37-ая строфа, перевод Ольги Овчаренко.
Это не совсем английский текст, точнее совсем не английский. Английский перевод Камоэнса оставляет жалкое впечатление на фоне великолепного русского. Поэтому я предпочел не заниматься переводом с перевода, а привести отличный русский перевод с оригинала.
Бёртон настолько хорошо знал португальского поэта, что продолжал автоматически произносить стихи, с выражением и без ошибок, а сам читал заметку Спика:
Дик!
Я никому не рассказал о том, что произошло в храме. Мы и сами не говорили об этом, потому что были не в состоянии общаться в дни, последовавшие после этих событий, и, кроме того, я мало что помню, кроме яркой вспышки и оглушающего выстрела.
Но как раз в последние дни вуаль света, которая ослепляла меня, поднялась и я чувствую, инстинктивно, что это может быть важно для тебя.