Экспедиция в Лунные Горы
Шрифт:
— Это не тот рай, которого я ожидал, Ричард, — буркнул Траунс.
Бёртон оглядел дома с плоскими крышами, дворец имама, изящные здания консульств. Они почти не скрывали ветхие хижины внутреннего города, заплесневелой грудой сгрудившиеся за ними.
— Город Занзибар, как и Стамбул — живописен и приятен только издали, — ответил он.
— И с затычкой в носу, — добавил Суинбёрн.
Корабль бросил якоря и, под крики чаек и бакланов, крутящихся над головами, остановился в бухте, по соседству с несколькими доу и дюжиной
Согласно традиции Элфинстон приветствовал город салютом из двадцати одного выстрела, после которого испуганные морские птицы замолчали и отлетели подальше. Странно, но на приветствие никто не ответил — ни ответным огнем, ни поднятым флагом.
— Курьезный недосмотр. Хотел бы я знать, что там случилось, — пробормотал Бёртон. Потом повернулся к друзьям. — Скоро капитан прикажет спустить лодки. Давайте высадимся на берег.
Семь недель они провели в арабской пустыне, две недели в Адене, и десять дней плыли по морю. Экспедиция давно отстала от расписания. Было уже девятнадцатое марта.
Время сходить на берег.
Время ступить на землю Африки.
Бёртон, Суинбёрн, Траунс, Честон и Кришнамёрти стояли рядом с доком, разговаривая с человеком, наполовину арабом, который, приложив руку к сердцу, представился на суахили как Саид бин Салим эль Ламки эль Хинави. Он был низеньким и тонким, тщедушного телосложения, с редкими усиками и маленькой бородкой. Желто-коричневая кожа, длинный нос, зубы, ярко красные от постоянного жевания бетеля, и исключительно вежливые манеры.
— Подойдите ближе, дорогие англичане, — сказал он. — Я вазир Его Королевского Величества принца Сайида Маджида аль-Бусейда, имама Муската и султана Занзибара, пускай аллах благословит его и ускорит его выздоровление.
— Мы уже встречались, — ответил Бёртон на том же самом языке, — шесть лет назад, когда я был здесь в последний раз. Тогда ты очень помог мне.
— Да, я имел такую честь, сэр Ричард, и польщен, что ты запомнил меня. Я с удовольствием помогу тебе опять, и вот мой совет: прежде, чем идти в консульство, проводи меня во дворец.
— Что-то случилось?
— Да, может быть, но пускай все объяснит принц Сайид. Он хочет увидеть тебя.
Саида сопровождало восемь аскари — термин, придуманный несколько лет назад дедом нынешнего принца, султаном бин Хамидом, для тех африканцев, которые служили у него солдатами. Вооруженные только чересчур длинными палками, они, тем не менее, успешно расчищали дорогу, сгоняя с пути группы зевак, нищих и бродячих торговцев.
— Его величество болен? — поинтересовался
— Оспа, — ответил Саид. — Но, благодаря аллаху, самое худшее уже позади.
Они вошли в глубокий извилистый переулок, одну из сотен прихотливых и беспорядочных улиц, протянувшихся через город как нитка из запутанного мотка пряжи. На некоторых из улиц побольше были сточные канавы, но большинство обходилось без них, и землю была в буквальном смысле слова усеяна грязными гниющими лужами, кучами мусора и камнями, вывалившимися из разрушающихся стен. Голые дети играли в грязи, домашние птицы и собаки свободно рыскали среди них, ослы и быки расплескивали зловонную жижу на дома, стоявшие по обеим сторонам улицы.
Гости едва могли дышать из-за вони, к которой примешался вездесущий запах гниющей рыбы и копры. Все они прижали платки к носам.
Но атаке подверглись и их глаза.
В первые мгновения товарищей Бёртона поразила архитектура, потому что они никогда не видели ничего похожего. В построенных из кораллового известняка личных домах и общественных зданиях не было ни одной прямой линии, ни одна арка не повторялась дважды; дома стояли в таком беспорядке, что иногда расстояние между ними казалось сквозным проездом, а иногда приходилось идти гуськом.
Закрытые ставнями окна, к каждой двери пришпилен листок бумаги с грубо написанным изречением из корана.
— Это еще зачем? — спросил Кришнамёрти.
— Защита от колдовства, — объяснил Бёртон.
Они шли мимо жителей Занзибара — шумной беспорядочной толпы африканцев и арабов, китайцев и индусов. Британцы видели среди них моряков и рыночных торговцев, рабочих и коробейников, крестьян и рыбаков, и просто бездельников. Видели богатых и бедных, калек и нищих, и воров.
И видели рабов.
Суинбёрн первым увидел свидетельство самой печально знаменитой индустрии острова. Они протискивались через хаос Соляного Базара, пропитанного резким запахом мускуса — люди Саида изо всех сил махали палками, расчищая дорогу — и тут маленький поэт внезапно взвыл от отвращения. Бёртон, проследив за его потрясенным взглядом, увидел возглавляемую погонщиком вереницу скованных цепью рабов, пробивавшуюся через толпу справа от них.
— Какое зверство! — взорвался Суинбёрн. — Ричард, почему наш флот не прекратит это?
— Он не может быть одновременно везде, — ответил королевский агент. — При всех наших успехах на западном побережье Африки, здесь, на востоке, эта несчастная торговля продолжается.
Поэт, дико размахивая руками, попытался было подойти к рабам, но Бёртон удержал его:
— Не глупи, Алджи. Каждый год через Занзибар проходит больше сорока тысяч рабов — ты не добьешься ничего, только навлечешь на нас неприятности.
Суинбёрн с ужасом посмотрел на несчастных мужчин и женщин, которых гнали как стадо скота, и еще долго после этого молчал — нехарактерное для него поведение!