Экспедиция. Туда, но не обратно
Шрифт:
— Твои вои шумны в речах своих. Так, ведаю я, по правде глаголишь, князь. Не роду Дир и Аскольд княжего, токмо ты и Игорь, князи и каганы Киева, — ответила тогда Лида.
Олег задумался о словах девушки, ему льстило, что она сравнила шурина Рюрика с хазарским каганом, которому варяги некогда и сами клялись в подданстве. Да и то, что Лида с полной уверенностью называет Олега княжьего рода, так же было важным. Он-то всего-то дядька для Игоря, мать которого была сестрой Олега. Князь понимал, что его власть держится на силе, но не на законе. И тут Лида говорит о «правде» — законе. Так может изменить эту правду,
Возле Киева основное войско Олега остановилось и вперед вышли четыре ладьи. Неприметные, без резных морд дракона, полные какими-то грузами и ящиками. Вот только одетые в богатые одежды люди на этих кораблях были сплошь поджарые и с воинственными лицами, противоречащими тем образам торговцев, что они отыгрывали. Эти ладьи и пошли вперед с большим отрывом от других. Уже у города часть воинов Олега сошли на берег, намереваясь притаиться у Киева, и при необходимости взять город в осаду, если хитрость не сработает. Другие же корабли, числом два десятка шли следом за пятью ладьями, отставая и захватывая все суденышки, что попадались по дороге, чтобы как можно меньше сведений попало в город. Были и те из воинов, кто уже проник в Киев и уже два дня ведет себя как купцы или отряды варягов, которые ищут выгодный контракт для найма.
Олег, одетый, как торговец, талантливо играя немощного, опираясь на палку и постоянно крехтя, подошел к носовой части ладьи, когда та швартовалась у одного из причалов. Незамедлительно к новым кораблям, в сопровождении десятка воинов, подошел служка-мытник, стребовав налог, для чего тому было необходимо знать о количестве товара, как и его ассортименте.
— Время течет, а люди не меняются, — очень тихо проговорила Лида, когда увидела, как Олег, еще более усердно отыгрывая щедрого торговца, дает пять дирхем и стеклянную бусину таможеннику.
— Гостье есмы, идем в Грекы от Олга и от Игоря княжича. Да придета Аскольд и Дир к роду свому, к нам. Хвор я, невмочно идти, — громко провозгласил Олег и дал еще пять серебрушек таможеннику.
Потом из ладьи, на которой и произносил свои слова Олег, что после могут попасть и на страницы летописей, выкатили две больших бочек с медом и одну с пивом. Олег предложил всем людям на пристани угоститься хмельным напитком в ожидании Дира и Аскольда. Между тем, среди публики у реки были и люди князя, которые подогревали интерес к происходящему, обвиняя нынешних хозяев Киева, что те не чтут свой род, не спешат к родичу, который такой щедрый и может быть еще щедрее. Подымался гвалт и все чаще слышались недовольные крики в отношении киевских правителей, что те игнорируют таких замечательных родичей, и все более радостные, когда с ладьи выкатывали очередную бочку с хмельным.
Проигнорировать шум, как будто у реки идет бой, Аскольд не мог и был бы уже на пристани, но Дир, будучи сильно набожным, молился в церкви вместе с епископом Лаврентием, присланным недавно патриархом Константинопольским Фотием. Аскольд так же крестился, но не был сильно уж ретивым в новой вере, как и воины его дружины, совершившие обряд крещения, прежде всего, чтобы удачно торговать с греками, ну и за те дары, что постоянно присылал патриарх. Фотий уже считал, что языческий Киев под божьим благословением и под волей императора и Фотия, как его
Дир же не столько молился, а больше торговался с отцом Антонием, сколько вина, масла и тканей пришлет патриарх в следующий раз, как к нему подбежал Блудка — десятник из дружины, который уже давно был в роли толи порученца, толи денщика или адъютанта.
— Яко смел ты, зде, у церквы базланить, — обвинил Дир своего посыльного, что тот осмелился кричать в церкви.
— Гости глаголят, князь, тя, бают родичи твои, — поведал в подобострастном поклоне Блудка о том, что Дира требуют купцы.
— Беремя сие градом правити, — пожаловался Дир стоящему в безмолвии отцу Антонию на бремя правления Киевом.
Когда уже спешным шагом Дир направлялся к воротам, ведущим из города к пристани, увидел Аскольда. Соправитель, а некогда подельник и соратник в предательстве заветов и указаний Рюрика, был озабочен. Лицо Аскольда выглядело уставшим и тревожным.
— Яко с буявы придяха, — отреагировал Дир на угрюмость соправителя, смыслом «краше в гроб кладут».
— Тати главтують шляхи у Киева, дружина ушла изловити. У Киеве ратных велми мало, — сказал Аскольд, больше занимающийся военным делом, чем его соправитель.
Один из бывших доверенных лиц Рюрика сообщал своему товарищу, что на дорогах у Киева появились разбойники, и Аскольду пришлось отравить большую часть дружины, чтобы изловить банды и наказать. Дело это было вполне в рамках событий вокруг большого города. После неудачного похода на Византию, Аскольд и Дир как будто заперлись за городскими стенами и только и делали, что собирали таможенные сборы, да удачно торговали, частью откупаясь от хазар, а частью находясь под защитой эллинов, с которыми каганат ходил в союзниках против арабов.
— Вкускую томишься, — ответил Дир, что Аскольд зря волнуется.
В сопровождении небольшой группы из двух десятков телохранителей, правители Киева вышли на пристань, ориентируясь на выкрики толпы. Народу было много, халявная выпивка делала чудеса и могла собрать чуть ли не половину города в одном месте, вторая же половина придет просто из-за любопытства. Вот и на пристани, пусть не весь город, ремесленникам, строителям было чем заняться, но большая часть его собралась.
Дир и Аскольд даже не заметили, как вокруг них толпа людей становилась все плотнее и плотнее, причем те, кто еще только что кричал, вдруг становились суровыми и не многословными. Вот уже и окружены самозваные правители Киева-града, а с невзрачной ладьи, держа ребенка в руках, спрыгивает молодой, сильный мужчина, явно не болезненного вида, а напротив, здоровее и Дира и Аскольда, которые все меньше внимания уделяли тренировкам.
На то, чтобы убить телохранителей самозваных правителей града Кия понадобилось времени не больше минуты. Лучшие лучники, что прятались в княжьей ладье за ящиками и под материей не могли оставить и шанса на сопротивление, тем более, что ратники из других ладей уже выскакивали на ставший таким узким причал.
Только сейчас, когда Дир и его соправитель были окружены, Аскольд узнал в торговце Олега, шурина их конуга Рюрика, но было уже поздно.
— Вы неста княжа, — грозно прокричал Олег, поднимая на вытянутые руки княжича Игоря. — Ни роду княжа, но аз есмь роду княжа и се сын Рюриков.