Эксперимент «Идеальный человек»
Шрифт:
– Да! – медленно поднялся Сенечка. – Я вас слушаю, Геннадий Онуфриевич. Что случилось? Нуклиева пока нет…
– Нуклиев, – теперь уже шепотом сказал Геннадий Онуфриевич. – Иди посмотри…
Только тут все опомнились, зашевелились. Сенечка подбежал к Красину.
– Да что же случилось, в конце концов?
– Нас предали…
– Предали? Кто? Каким образом?
Геннадий Онуфриевич сел на край ванны. С него, шурша, поползли ленты, сворачиваясь в кольца. По правой щеке ученого скатилась слеза.
– Какой-то негодяй все наши результаты
– Что?!
– Да… каждую страницу… А кинокамерой… Смита снимал… Рот… в разных стадиях открытия… Вот, посмотри…
– Я не снимал, – побледнел Сенечка. – Честное благородное…
– Подлец! Подлец! – вдруг закричал Геннадий Онуфриевич, кинулся к висевшим на стенах портретам, стал срывать их, топтать ногами. Потом он сел на диван и заплакал, обхватив голову руками. Вся семья столпилась вокруг него, не зная, что сказать. Онуфрий Степанович машинально, подчиняясь древней крестьянской привычке, аккуратно сматывал ленты в рулон. Вера вынимала из разбитых рамок свои портреты, разглаживала их на столе…
– Это не я, – твердил Сенечка. – Честное благородное… Я преданный до конца…
– Среди нас предатель, – сказал Геннадий Онуфриевич. – Он продался Курдюкову…
– Это не я, – опять повторил Сенечка.
Все смотрели на младшего лаборанта.
– Постойте, – воскликнула Вера. – Я видела, как Катька брала кинокамеру.
– Ну и что? – лениво спросила «баламутка».
– Ты снимала?
– Ну и что?
Все наперебой заговорили, столпились вокруг «баламутки».
– Признавайся!
– А мне до фени…
– Тебя подкупили?
– Ну и что? Какой-то дядечка дал коробку конфет и научил, где нажимать. А мне до фени! Мне надоел этот младенец! Вопли, слюни, в туалет и ванную никогда не попадешь.
– Выпороть! – сказал Онуфрий Степанович и стал вытаскивать из брюк ремень.
– А мне до фени! Пожалуйста! Только вы сами не лучше. Я видела, как ваш этот Сенечка двигал блюдце. Анна Керн… Топор… Наполеон… Умора одна! Господи, когда же я уйду от всего этого?
– Пори, дедушка, – воскликнула Вера. – Стать предателем! Иуда! Продаться за коробку конфет! Катька, снимай колготки!
– Оставьте ее, – устало сказал Геннадий Онуфриевич и ушел в спальню.
Щелкнул замок.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
в которой рассказывается, как Федор Иванович Курдюков везет яблоки в город Курск и что из этого получается
Позже из «баламутки» вытянули подробности ее предательства. Однажды на улице к девочке подошел увешанный фотоаппаратурой приятный старичок, представился сотрудником исторического музея и попросил ее помочь в секретном деле: дескать, они в музее хотят оборудовать стенд с фотографиями, посвященный выдающемуся эксперименту, но сделать это надо тайно, так как сотрудники музея хотят преподнести сюрприз для семьи Красиных.
– А мне до фени, зачем вам фотографии, – ответила на эти слова «баламутка». – Я этого младенца хоть на луну
– Вот и прекрасно, – обрадовался старичок. – А я тебе коробку конфет дам.
– Конфеты – это вещь, – заметила Катька.
– Тогда так… – заспешил «сотрудник исторического музея». – Возьмешь незаметно у лаборанта Семена фото– и киноаппарат… Что и где нажимать, я тебя сейчас научу. И что снимать, расскажу… Потом, когда он проявит пленки, ты их возьмешь и передашь мне. Пойдем на лавочку…
– Я сразу поняла, что никакой он не сотрудник музея, а тот, которого вы все боитесь, – заявила Катька на допросе. – И продала я вас не за конфеты, а потому, что я принципиально против этого младенца… Носитесь тут с ним все… Тунеядец чертов! Бейте скорей, а то мне некогда. Скоро мультик начнется.
Катьку бить не стали, но лишили мультика, и обиженная «баламутка» закрылась в комнате, считая наказание несправедливо жестоким.
Семья вместе с Сенечкой (вышел из спальни даже Геннадий Онуфриевич) грустно обсудила происшедшее.
– Не понимаю, – пожимал плечами младший лаборант. – Зачем ему это понадобилось?
Геннадий Онуфриевич с удивлением посмотрел на него сквозь свои сжигающие очки:
– Как это зачем? Он хотел убедиться, что у нас получается… Что вакуумная ванна работает… Ему надо было знать, на чем мы остановились, нашу методику…
– Зачем?
– Затем, чтобы дальше продолжить уже самому.
– То есть ты считаешь…
– Да. Он хочет украсть Смита. Теперь это точно. На днях жди гостей…
– Слышь, старый, – сказала Варвара Игнатьевна. – Одну дугу не продавай – она мне пригодится.
– Тогда уж бери некрашеную, – заметил Онуфрий Степанович. – Тебе ведь все равно.
– Все равно, – согласилась старая женщина. – Уж я встречу голубчиков… Вовек не забудут!
Позже выяснилось, что «баламутка Катька» на семейном допросе рассказала не все. Боясь лишения других мультиков, она скрыла, что по просьбе «сотрудника музея» сделала слепки ключей с входной двери и с двери в спальню.
Таким образом, в то время, когда шел семейный совет, Полушеф уже имел готовые ключи от квартиры Красиных. Варвара Игнатьевна с дугой наготове ждала его днем опять в какой-нибудь личине, а Федор Иванович появился ночью в собственном облике.
Дождавшись, когда в доме Красиных погаснут огни (Федор Иванович не знал, что в спальне сидел Сенечка и вместе с Геннадием Онуфриевичем проектировал на стенку цветные диапозитивы), Полушеф с огромным чемоданом в руках бесшумно открыл ключом входную дверь, специальным крючком снял цепочку, разулся, на цыпочках прокрался к двери в спальню, вставил ключ и стал его поворачивать…
К тому времени Федор Иванович здорово потренировался открывать чужие двери. Ночью, когда институт пустел, ученый ходил по коридорам и открывал двери, звеня ключами, бородавками, отмычками. Через неделю он уже работал как заправский медвежатник.