Эксперимент
Шрифт:
Шок, который охватил Лилит, поверг ее в полный транс, она только молча хлопала глазами, словно первый раз увидела Жаклин, а та ее уже в чем-то обвиняет.
– Жаклин, ты совсем обезумела? Ты кому…веришь…– Лилит с трудом договорила последнее предложение, потому что поняла, что Жаклин знает Левиафана с совсем другой стороны, а не с той, с какой знает его Лилит.
Жаклин видела Левиафана как мягкого, умного и доброго человека, который мухи не обидит. А Лилит знала его, как злопамятного, хитрого и мстительного вампира-убийцу. Эта разница в знаниях мешала девушкам понять самое главное – правду.
– Он
«Очуметь… «…он меня еще ни разу не предавал…»! Жуть какая! Я что, самая крайняя тут?! Все против меня? Левиафан…как ты посмел! Я убью тебя, честное слово, ты отправишься к своему другу в ближайшем будущем. Я тебя ненавижу, бог мой, как же сильно я тебя ненавижу! Как ты мог такое сделать, после того, как уже натворил дел? Клянусь, я отомщу! Просто так я этого не оставлю!», в отчаянии думала Лилит.
Когда она вернулась к своему столику, Левиафан сидел все на том же месте. Только теперь на его лице, вместо задумчивой улыбки, была привычная идиотская и довольная ухмылка. Он все слышал. А для того, чтобы не пропустить ни одного слова, он еще и подошел поближе к женскому туалету.
Разбитую скрипку Страдивари Левиафан считал более ужасным поступком, чем измена, он не мог оставить это просто так. Лилит конечно же и на ум не приходило, что вампир в очередной раз вмешался в дружбу девушек только из-за скрипки. Из-за вещи он готов разругать людей, он приравнивает человека к вещи, хотя нет, он просто ставит вещи выше людей, кто знает, может оно и правильно.
«Вещи вечны, они молчат, они не врут, они не предают, и когда их ломает существо, по которому тоскует ад – это очень бесит. Мою любимую скрипку уничтожить из-за какой-то постельной сцены…скрипку, которая Бог знает во сколько старше Лилит…Ух!», Левиафан, сидя за столиком, злобно вспоминал разбитую скрипку, бросая косые взгляды на девушку.
В свою очередь, Лилит мечтала сделать куклу-вуду в виде Левиафана и проткнуть ее всю иголками, так, чтобы живого места не осталось. Скрипя зубами Лилит встала и пошла танцевать. Проходя мимо Жаклин, она почувствовала насмешливый взгляд на себе, но виду не подала.
Первый раз Лилит была на танцполе одна, без партнера. Вокруг нее как всегда было много ребят, но ей было не до них. В ее глазах застыли слезы, но она не плакала, просто кружилась в танце, как отбившаяся снежинка, которая и таить не хочет, и жить дальше не хочет. Лилит замерла, почувствовав сильные руки на талии.
– Лилит, милая, – начал он.
Она обернулась, взглянула на него и сквозь слезы улыбнулась.
– Не надо…Левиафан…Не надо, – прошептала она, развернулась и ушла.
Девушка гуляла по городу в гордом одиночестве. Вот теперь ей было по-настоящему больно. Только сейчас она разобралась, что ей чувствовать и как переживать.
«Как обычно, что еще ожидать от близких людей? Человек, которого я люблю, в очередной раз смешал меня с грязью и, буквально спустя пять минут, подходит, чтобы извиниться и со спокойной душой продолжить выливать на меня помои. Где смысл, Левиафан? Зачем извиняться за то, что снова и снова будешь делать в будущем? Где смысл, черт возьми? Зачем прощать, если я знаю, что он снова будет это делать? Игрушки потому что…Надо признать, что играешь ты намного лучше, чем я. Ты намного лучше справляешься с чувствами, намного сильнее обижаешь меня…ты мужчина, я женщина…Но я не вижу разницы…Мне очень тяжело, я так больше не хочу, я так больше не могу…но я все равно так буду! Потому что какая-то странная вещь не дает мне покоя, не дает мне отпустить тебя, не дает мне забыть тебя, не дает мне любить другого. Если бы я полюбила другого, я бы уже давно забыла о тебе. Тебя бы просто не существовало в моей жизни… Но, ты существуешь, так что я не могу забыть тебя! Не могу… », вот, наконец, покатилась соленая слеза, которая обдувалась теплым ветром, оставляя за собой след, покрытый безжизненным воздухом.
Она просто брела, думая обо всем, что случилось. На ее белое лицо упала капля дождя. Лилит подняла глаза к черному ночному небу. Это был первый теплый дождь без снега, первый, по-настоящему, весенний дождь, оживляющий и пробуждающий природу. Первый дождь печали и грусти для Лилит. Она медленно пошла вдоль серых домов. Дождь хорошо скрывал слезы на ее лице.
Левиафан остался в клубе, но он ушел в другое помещение, чтобы не видеть Жаклин, которая напоминала ему о Лилит, он так не хотел о ней вспоминать. В тот момент он не знал, как ему красиво и безболезненно извиниться, чтобы девушка все забыла и простила.
Ему нужно было подкрепиться, а вокруг, как всегда, была полно одиноких девушек, которые всегда были непротив мило пообщаться с красивым незнакомцем, думая, что они смогли обольстить его.
За последние четыре месяца Левиафан стал более жестоким и черствым по отношению к своим жертвам. И плюс Лилит пробуждала в нем такую агрессию, из-за которой страдали невинные люди. И если раньше, он убивал, потому что не хотел выдать свое существование, но относился к этому спокойно, и так должно было быть по природе, то сейчас, он это делал потому, что ему нравилось.
С момента смерти Мормо, каждый раз, когда Левиафан лишал очередную девушку жизни, слушая ее крики, он представлял, что это крики Лилит.
Недолго думая, он подсел к девушке, одиноко сидящей за столиком. Она была то ли грустная, то ли задумчивая. Левиафан пристально посмотрел в ее глаза – там были слезы. «О нет, только не это!», он хотел было уйти, но девушка заговорила.
– Ты тоже от меня бежишь? – печально спросила она, схватив его за рукав.
– Эээ…нет,– ему ничего не оставалось, как только снова сесть.
Он уже примерно догадывался, что случилось с этой девушкой.
– Мне так одиноко…Сегодня утром меня бросил парень, а я его так любила…полтора года он издевался надо мной, а я все прощала, даже внимания не обращала, все глотала: измены, избиения… – жаловалась девушка.
«Ну, я же так и думал!! Идиотка! С чего ты взяла, что мне интересно, кто и когда тебя бросил? Я просто хочу есть, а теперь я должен слушать эти сопли, подтирать их и пускать заново, вместе с ней на брудершафт! Поел, черт возьми!», яростно думал он про себя.