Экспо-58
Шрифт:
— Пару месяцев назад и появились. Ты что, не помнишь? Я же тебе говорила: у нас в роду многие этим страдают. А фирму мне посоветовал Норман, потому что знает, какие лучше. Слушай, я же при тебе рассказывала — Спаркс как раз был у нас в гостях.
Томас опустился на стул и тупо уставился перед собой.
— Да, я помню. Вспомнил.
— Ну, вот. У меня это началось где-то в мае-июне.
В дверь постучали.
— Отодвиньте щеколду! — крикнула Сильвия, и через несколько секунд — неотвратимо — в дверях появилось улыбающееся лицо Спаркса.
— Доброе утро! — радостно провозгласил он. — Добро пожаловать домой! Сильвия тут сказала, что вас откомандировали обратно. Да уж, прощай, Брюссель, здравствуй, Тутинг! Прощайте, les belles dames de Belgique! [55]
Томас медленно поднял глаза на соседа. Он больше не испытывал ни гнева, ни ненависти, ничего. На Томаса навалилась вдруг апатия, полное отупение. Хотя заехать в нос этому Спарксу все же не помешало бы — он это заслужил. Но сейчас это было бы простой констатацией факта.
55
Les belles dames de Belgique! (фр.) — Прекрасные бельгийские дамы!
— Знаете, — сказал Томас размеренным голосом, с трудом выдавливая из себя слова. — Если честно, я и сам забыл, зачем приходил. Просто из головы выскочило, представляете? Я что-то очень устал.
— А! — заговорщически хмыкнул Спаркс (в своей обычной издевательской манере). — Еще бы вы не устали! Сегодня утро, а вчера был вечер, да еще какой, а? И вдруг вас выкинуло обратно в неотвратимую реальность. Брак такое дело — перемелет все, как мельничные жернова. И снова рутина, работа с девяти до пяти, и все такое. Праздник закончился, и я не удивляюсь, что вы такой хмурый.
Быстро пролетело английское лето. Воскресным днем Томас сидел со своей матерью на скамейке в парке Бокс Хилл, [56] откуда в хорошую погоду открывался вид на мемориал Саломона Хаима. Но сегодня было сыро и зябко, и серый туман укрыл собою и поля, и памятник.
Тем не менее мать с сыном все равно смотрели куда-то вдаль. Только что Томас все честно рассказал про себя, прося ее совета, и теперь сидел, не смея посмотреть ей в глаза.
Наконец, Марта заговорила. Ее голос, и без того лишенный каких-либо модуляций, звучал холоднее прежнего, что выдавало в ней сильные эмоции.
56
Бокс Хилл — высшая точка горного хребта Норт Даунс в графстве Суррей.
— Ты уж прости, — сказала она, — но лично мне совершенно очевидно, как следует поступить. У тебя ребенок, а это предполагает определенные обязательства. Все, что произошло с тобой в Бельгии, это чушь несусветная. Что до Сильвии, то она не способна на измену. Она преданная и верная жена. Не спрашивай, почему я так уверена, но уж поверь мне! Даже после того, как ты оставил ее тут одну на полгода, когда она очень нуждалась в твоей поддержке, она все равно не стала бы тебе изменять. Как ты мог даже представить себе такое? Вот тебе ошибка номер один. Ну, а если говорить об ошибке номер два, этой девушке из Брюсселя — какого ты ждешь от меня совета? Чтобы я сказала — бросай все и живи с ней? Ты что, совсем дурачок? А ты уверен, что ей это нужно? Ну, я, конечно, понимаю, что атмосфера была соответствующей. Тысячи незнакомых людей съехались в одном месте, и многих потянуло на приключения. Эта девушка наверняка уже жалеет о случившемся, корит себя. И постарается забыть обо всем как можно скорее, что будет весьма разумно с ее стороны. Так что послушай мать: выкинь ее из головы. Она тебе не нужна. Тебе нужны твоя жена и ребенок. Сегодня ты чувствуешь себя несчастным. Но ты сам виноват. Это пройдет. Это не любовь.
Мимо прошла пара с двумя
Томас грустно опустил голову.
Слова матери просто добили его. Против воли Томаса они вкладывались ему в уши, сверлили мозг, пробирались в сердце. Когда он поднял голову, счастливое семейство было уже далеко, хотя веселые крики все еще были слышны. И тут он смутно вспомнил, что был тут в детстве со своими родителями, лет двадцать пять тому назад. Кажется, они устроили тут пикник. Странно, но это событие казалось ему сейчас гораздо более близким по времени, чем недельной давности выезд на природу в Вийгмаале.
Словно почувствовав мысли сына, Марта Фолей опять посмотрела на фото, которое держала у себя на коленях — то самое, обещанное ей.
— Красивая картинка, — сказала она. — Мне приятно, что ты выполнил мою просьбу. Правда, я помню совсем другое поле. Ты уверен, что не ошибся местом?..
Томас все никак не мог собраться с духом, чтобы написать письмо Аннеке. Поздним вечером, когда Сильвия уже спала, он подолгу сидел за своим бюро, положив перед собой лист бумаги Basilton Bond, выводя перьевой ручкой слова, которые не складывались во фразы. И тогда он просто смотрел перед собой, сидя в маленьком островке янтарного света от настольной лампы, и ручка его замирала, отбрасывая на бумагу длинную черную тень.
Письмо он все-таки написал — на второй день после своего возвращения на Бейкер-стрит. Задание, полученное им от ЦУИ, не вдохновляло: нужно было составить закадровый текст для короткометражки о вреде подросткового пьянства. Но Томас знал, что не сможет приступить к работе, пока не закончит с письмом.
Когда послание Аннеке было составлено, груз не упал с плеч, да и разве это было возможно? Томас отослал письмо утром в среду, с почтового отделения на одной из центральных улиц Марилебона. [57]
57
Марилебон — зажиточный квартал на севере Вестминстера, берущий название от приходской церкви Девы Марии.
Месяц он ждал ответа, и уже решил, что не дождется. Но письмо пришло — на его рабочий адрес. Конверт был весь обклеен дивными бельгийскими марками и погашен печатью ЭКСПО-58.
«Дорогой мистер Фолей,
Благодарю за письмо. Очень мило с вашей стороны, что вы обрисовали мне сложившуюся ситуацию — иного я и не могла ожидать от истинного английского джентльмена.
Если вы так решили, то что ж… Тогда нам лучше забыть обо всем, что произошло между нами в Брюсселе. Ни в коем случае не хочу ставить вас в неловкое положение или доставлять вам душевные страдания, что, впрочем, в вашем случае — одно и то же.
Можете быть совершенно уверены, что более я вас не побеспокою.
И, кстати, фраза, оброненная вашими двумя таинственными друзьями в одинаковых плащах и шляпах, как нельзя лучше подходит к данной ситуации: „Этого разговора никогда не было“.
С уважением,
Аннеке Хоскенс».
Маета
Сильвия стояла на коленках возле унитаза. Утрешний тост с мармитом был отринут ее желудком. Вот уже третий день, как у нее наблюдались подобные симптомы. Сильвия перевела дух и отмотала туалетной бумаги, чтобы вытереть рот. Почувствовав во рту кислый, тошнотворный привкус, она поморщилась.