Экспроприатор
Шрифт:
— Что я пропустила? — к столу вернулась Эвелина.
— Они грозятся отрезать мне руку и пугают мне Полинку, — фыркнул Влад. — Заступишься?
— За кого именно? Кто проигрывает? — деловито уточнила Эвелина, подмигнув мне и наполняя свой бокал шампанским. — Мам?
— Я сгораю от стыда, я занята, отстаньте от меня.
— Ты постоянно это делаешь, на минутку прервись и скажи, почему дабл трабл такие подозрительно довольные? Кто умер?
— Моя надежда, что мы не опозоримся. — Грустно ответила тетя Люда.
— А, ну это ожидаемо. — Эвелина вперила в меня взгляд. — Когда мы породнимся?
— Влад обещал летом. — Прыснула я. Почувствовав судорогу в пальцах.
— О,
— Полина, мне правда за них иногда стыдно. Хотя нет, почти всегда. — Сказано так искренно и с таким непередаваемым отчаянием.
Новый громовой раскат хохота
— Все в порядке, — улыбнулась я.
Понимая, уже твердо понимая, что нет. Ничего не в порядке. Я сюда не войду никогда. Просто из уважения.
Даже если у меня все получится, даже если все случится так, как задумано и Ерохин купится, а Влад не узнает ни о чем… я не смогу. Я расскажу ему завтра. Когда закончу. Знаю, что не простит. Если вообще не прибьет. Заслужила. Сто процентов заслужила, даже сопротивляться не стану.
Пальцы заледенели, в горле начало драть. Я не сразу взяла бокал, слегка ошибившись мимо ножки. На долю мига.
Он заметил. Протянул руку и положил мне на плечи, приобняв и придвигая к себе. И делая только хуже.
Я смеялась, отвечала девчонкам, улыбалась, а мне хотелось чтобы он отодвинулся. Чтобы не прикасался вот так. Не пачкался. Я не хочу, чтобы он пачкался. Тем более об меня.
Я улыбалась, я врала отлично, они все верили, даже он — покровительственный нажим пальцев на моем плече ослаб.
Не имею никакого права скрыть. Глядя на них, на него с ними я твердо знала одно — свыше мне уже выписан приговор, и завтра я в нем распишусь. А это наказание. Видеть, как могло бы быть и как никогда не будет. Наказание перед казнью и я не знаю, что тяжелее. Хотя нет, знаю. Я никогда не смогу смотреть ему в глаза.
Владу позвонили. Его краткий взгляд на экран и он поднялся и вышел. Вернувшись, отпил виски и сказал, что нам нужно ехать. Сказал спокойно и ровно, давая понять, что все хорошо. Мне и своей семье, продолжавшей смеяться, веселиться, ни на секунду не давшей исчезнуть теплу, но спросившей его взглядом. Его краткая улыбка — правда, все хорошо. Просто дела, извините меня.
Провожая, поднимают бокалы, чокаются, смеются, а в звоне только одно — будь осторожен. Пожалуйста, будь осторожен. Нет, будьте осторожны.
У меня мурашки по позвоночнику и желание заплакать от сжирающего душу чувства.
Мы стояли на крыльце подъезда и ждали, когда подъедет машина. Он был спокоен, приобнимал меня за талию и курил, листая страницы сканов на экране телефона. Он действительно спокоен. Бояться нечего, просто у кого-то возник вопрос и нужно его решение и присутствие.
Я, прикусив губу, уткнулась в его плечо. Тишина и красиво кружащие в воздухе хлопья снега. Свет фонаря у подъезда. Неистово бьющееся сердце. Горечь во мне.
Он протяжно выдохнул дым в сторону и, не отрывая взгляда от экрана, очень тихо ответил на мой невысказанный вопрос:
— Да. Они знают. Далеко не все, но знают. — Докуренная сигарета отброшена щелчком. Негромко продолжил, открывая другой документ в телефоне. — Мама меня скалкой отметелила. Плакала. — На мгновение сжал челюсть. — Била и страшно плакала. Сначала за то, что в криминал ввязался. Потом за то, что спалился и сесть придется. Эвелинка ее держала за руку, когда она уже не вывозила. Тоже плакала. — Краткая почти незаметная пауза. — Отец не разговаривал. Двое суток молчал. Стас… гибче. Он всегда умел спиливать острые углы между нами. Всегда вставал между ним и мной. Огребал за это от отца по страшному и
Это странно, жрать раздачу, которую он не выдавал. Это было так странно и вместе с эти гораздо горше, больнее и тяжелее. Потому что раздача шла от моего нутра и глотать это оказалось гораздо сложнее.
Черный внедорожник Лексуса, за рулем Спасский, тихая музыка к салоне и я прижатая к нему на коже заднего сидения. Они ничего не знали. Не знали, как я ору и бьюсь в неукротимой по силе истерике. Ваня молча вел автомобиль по дорогам засыпающего города, Влад листал страницы в телефоне. Они не знали. Как я здесь неуместна. Что вот-вот прорвется платина и нас всех накроет. Не знали. Но никотин в окно, пальцы Влада на моем плече и словно такое сильное и такое тихое от судьбы — не трави это сейчас отчаянием, ведь у тебя так мало времени, всего несколько часов. Насладись. Сейчас. На отчаяние и горечь у тебя будет еще вся жизнь впереди, если не убьют. А сейчас не отравляй последние крупицы тепла и не трави его, он слишком умен, чтобы не понять, что что-то не так. Не трави его, стерва, он этого не заслужил. Насладись своей болью. Нежной. Последней.
— За что ты сел, Влад? — негромко, так, чтобы было слышно только ему спросила я.
— Ограбил банк. — Фыркнул он, сказав Спасскому прибавить музыку.
— Скажи. — Улыбнулась я, оглядывая его усмехнувшийся профиль, все так же глядящий в экран.
— Ладно, лизинг. — Фыркнул он, скосив на недоверчивую меня взгляд.
— Опять лизинг?
— Ну что-ты, я никогда не повторяюсь.
— Казако-о-ов, хочешь минет? — едва слышно на ухо.
— Логическую связь уловил. — Рассмеялся он, теснее меня прижимая к себе и кратко целуя в губы. — Ладно, ты умеешь убеждать. Жила-была фирма "А", которая хотела купить у фирмы "Б" несколько единиц техники. "А" заключила договор с лизинговой компанией, деньги упали на счета фирмы "Б" а от нее неприлично долгое время не было ни слуху ни духу. "А" пошла в лизинговую и наябедничала, что лизинговые платежи делает, а автомобилей тю-тю, сходите, мол, с подлой "Б" разберитесь, хули она не поставляет товар, когда он оплачен. Служба безопасности лизинга приходит к фирме "Б" и такая але, где техника, еб вашу мать, мы за какой половой орган вам заплатили? "Б" развела руками и сказала, что у нее была третья фирма-поставщик, и она не доставила ей технику, хотя деньги от лизинга ей были переведены. Третья фирма оказалась обычной обнальной шарагой, канувшей в Лету сразу после вывода средств которые ей были переведены от фирмы "Б". На которую катает маляву лизинговая компания, а та, в свою очередь пишет заяву на хитренькую обнальную. Дальше кино и немцы, потому что получается, что фирма "Б" из обвиняемой оказывается пострадавшей. Никого не нашли, деньги пропали. Потом нашли и я сел. Вот такая вот печальная история.
— И какая из этих фирм твоя? "А", "Б" или обнальная? — Нахмурилась я, теснее сжимая пальцами его колено.
— Ни одна.
— Официально. А по факту?
— Все три.
— Как вскрылось? Деньги нашли или… — настороженно посмотрела в его ровное лицо
— Меня сдали. — Достал сигареты, убрал телефон, подкурил и затянулся, откидываясь на сидинии и прикрывая глаза. — Ну, как, сдали. Тварь одна хуевертила-хуевертила, а потом меня шантажировать решила этой схемой, чтобы я оплатил ее долбоебство. Я сказал твари, мол, давай сдавай, если ты за это отвечать готов. Он думал, что я шучу. А я не шутил.