Экстрим по праздникам

Серова Марина Сергеевна

Кечаян весь как-то сжался и умоляюще посмотрел на меня.

– Ладно, – согласилась я, – съездить можно, но только не на вашей машине. Мне придется пригнать сюда свою. Но сначала вы мне пообещаете не высовываться из дома до моего приезда. Договорились?

Арсен просиял:

– Конечно, обещаю!

Поговорив с Ильей, который, как и Вова, ночевал здесь же, в доме Кечаяна, я взяла с него обещание не спускать с хозяина глаз. Затем мы с Володей сели в «Навигатор» и отправились за моей машиной.

Дождик, прекратившийся было утром, зарядил с новой силой. Дорога была мокрая, поэтому ехали мы не торопясь.

– Скажи, Володя, а почему вы вчера отстали от нас? Если бы вы опоздали на пару минут, мне пришлось бы туго.

– Я же говорил – произошла очень

непонятная вещь. На улице Чапаева вечерами всегда пробки. Сами знаете, какое там оживленное движение: машины, троллейбусы, автобусы, куча остановок, народ дорогу перебегает... Поэтому постоянно приходится тормозить. Так вот, мы на какую-то секунду вдруг потеряли вас из виду, но тут же «Пассат» опять появился перед нами, и мы поехали за ним. Но... Илюша у нас глазастый, и он – правда, не сразу – заметил, что машина другая, хотя марка, цвет и номер кечаяновские. Зато бампер у нее абсолютно новый, хотя на нашей машине он в одном месте слегка помятый. Мы же сами ремонтом наших машин занимаемся и знаем, где и что. Вот тогда мы поняли, что перед нами – не наша машина. Дорогу, по которой шеф на работу и с работы ездит, мы прекрасно знаем, и поэтому поехали в объезд, чтобы вас около парка перехватить. Подъезжаем, а там у вас уже вон что творится! Выходит, кто-то нас специально хотел в сторону увести, чтобы с вами на безлюдной улице расправиться. Но они просчитались, и мы появились в нужное время и с нужной стороны. Евгения Максимовна, а вы пока еще не узнали, кто все эти пакости придумывает и почему?

Эх, если бы я знала, чьих это рук дело, у меня бы сейчас так сердце не болело за семейство Кечаянов.

Я задумалась над тем, что сказал Вова. Неведомый «кто-то» тоже прекрасно знал маршрут, по которому Арсен каждый день возвращается домой, и устроил засаду. Кто же ты, невидимый пакостник? Эх, доберусь я до тебя, узнаешь, с кем связался!

Мы с Вовой без проблем добрались до стоянки, я пересела в свою машину, и уже на двух автомобилях мы вернулись обратно.

По холлу из угла в угол ходил Кечаян. Увидев меня, он подбежал ко мне, схватил за руку и потащил по лестнице в свой кабинет. По его лицу я поняла – случилось что-то еще.

– Они опять звонили! – выпалил мой запыхавшийся клиент.

– Когда? Что сказали? Откуда звонили?

– Как только вы уехали. Определитель номера не высветил, так что опять, наверное, из автомата звонили. Сказали, что я могу нанять еще хоть десяток телохранителей, им наплевать. Потому что мне все равно ничто не поможет. Что же это делается, а?

М-да... значит, противнику стало обо мне известно. Как произошла утечка информации? Ведь о моем статусе знал весьма ограниченный круг людей. Что ж, у меня больше не возникало сомнений, что угрозы исходят либо от того, кто работает на «Ковчеге», либо от того, на кого «засланный казачок» работает. Может, сегодняшняя встреча с теми, кто шантажирует Лину, прольет свет на эту темную лошадку? Но сначала надо съездить на завод.

* * *

До «Ковчега» мы добирались окольными путями. На заднем сиденье пыхтели, прижатые друг к другу, охранники. Да уж, извините, мой «Фольксваген» вам не джип. Для такого количества народу машинка несколько маловата. Зато в ней безопасно.

Около ворот мы остановились и посигналили. Из окна будки выглянул охранник. Кечаян помахал ему рукой, и ворота открылись. Мы подъехали к зданию офиса.

В приемной сидело несколько человек. Судя по одежде, работали они где-то в цехах. Когда Арсен вошел, ожидавшие поднялись со своих мест, вежливо поздоровались и двинулись было к нему, держа в руках какие-то бумаги.

– Что это у вас? – спросил удивленный Кечаян.

– Да вот, хотели отпуск за свой счет взять. А Литвиненко сказал, что, пока вас нет, он ничего подписывать не будет. Тем более такое сейчас творится... Мы думали, Сурен Вартанович может подписать, он же вроде за вас пока.

– Ира, позвони в отдел кадров, пусть Литвиненко подпишет заявления. Скажи, я разрешаю. Мне сейчас некогда. Сурен там?

Ирочка при виде меня

изобразила на лице жалкое подобие улыбки.

– Да. Только что вошел.

Сурик сидел в директорском кресле с красным лицом и что-то кричал в трубку. Увидев нас, он сказал невидимому собеседнику:

– Вот Арсен Баграмович подъехал, с ним и будешь разговаривать.

Он бросил трубку и с глубоким вздохом откинулся на спинку.

– Ужас! Я думал, что умру к концу рабочего дня. Нечто невообразимое происходит! Всем сразу что-то надо. Народ на взводе. Да еще утром по «Радио-Омега» передали, что будто бы мы под видом производства вина просто мешаем спирт, иногда сомнительного качества, с компотом и соком. А в результате получается гадость, какую в рот не возьмешь. Вроде мы специально отраву делаем. И на заводе говорят, что не только эта радиостанция такое про нас треплет. Некоторые еще и похлеще слышали. Бойко предложил прокатиться по редакциям и набить журналистам морды. А еще все утро тут сотрудники ОБЭПа крутились, работать не давали. То по складам лазили, то в бухгалтерии сидели, в документах рылись. А сейчас Щербаков звонил. У него после их визита, видите ли, язва обострилась. Домой ему надо. Куда я его сейчас отпущу? И Ширшина опять домой отпросилась с утра. У нее, как всегда, проблемы коммунального характера – якобы трубы прорвало. Сразу после обэпников и смылась. Короче, никто работать не хочет.

При виде расстроенного лица Сурика я пожалела Кечаяна. Вот несчастный мужик! В каком коллективе трудится – сплошные проблемы. Одна только Ширшина чего стоит. Не хотела бы я оказаться ее соседкой. Точно – в коллективе где-то работает тот, кто хочет занять место Арсена. А может, виновник всего происходящего Сурик?

Сначала я чуть не села от такого предположения, неожиданно пришедшего мне в голову. Но тут же задумалась – а что... Сурик знал, что я не секретарь Арсена, а его телохранитель. Также ему известна дорога, по которой ежедневно ездит его шеф. Он вхож в его дом. Может, он случайно подслушал разговор Лины по телефону с кем-нибудь из бывших подруг и узнал о ее прошлом? Все выглядит очень подозрительно. Разве у него нет шанса занять пост Кечаяна после того, как того сживут со свету? Разве он фактически уже не является негласным заместителем Кечаяна, который сам называл Сурена «своей правой рукой»? Одно «но»: какой смысл Сурику намекать на национальность Арсена, когда сам он, в отличие от полукровки-шефа, чистокровный армянин, правда, всю жизнь проживший в России? Правда, он мог специально говорить с «националистическим уклоном» по телефону, чтобы отвести от себя подозрения... Опять сплошные вопросы.

Кечаян прошел на свое рабочее место. Сурик с заметной радостью освободил директорское кресло, а я прошла к своему столу. Арсен нажал кнопку селектора на своем телефоне:

– Ира, попроси всех начальников отделов зайти ко мне через десять минут. Будет маленькое совещание.

Когда в кабинете собрались все замы, стало ясно, что денек выдался на заводе жаркий. Вид у всех был потрепанный. Особенно в этом смысле отличался Сергей Валентинович Щербаков, начальник производственного отдела. В первый день я даже не узнала, как его зовут, потому что неудержимо засыпала под звук его унылого доклада. Он и сегодня был похож на ослика, но теперь – на неизлечимо больного ослика. Щербаков вздыхал, закатывал глаза и всем своим видом показывал, что пушкинская строчка «и к обеду померла» написана именно про него, если он немедленно не отправится домой.

Первым речь толкнул Литвиненко. Говорил он всегда явно то, что думает, не выбирая особо выражений:

– Идиотизм какой-то! У нас под носом какие-то жертвы аборта сдают в магазины «левую» дрянь. К нам приходят толпы из органов. Нас проверяют как пацанов каких-то. Хорошо хоть, уголовное дело на нас не завели. А если эти скоты научатся такую фальшивку делать, что нас всех посадят без суда и следствия? Доказывай потом, что не мы ее выпустили.

Возмущаясь происходящим, он пару раз шарахнул кулаком по столу. А Щербаков всякий раз вздрагивал так, будто Литвиненко стучит ему по голове.