Экзамен-2
Шрифт:
Эти слова вызывали у меня сильнейшую бурю. Сначала я хотел крикнуть, что я её люблю и никогда не брошу. Но тут же устыдился этого штампа, ибо кто я такой, чтобы знать «никогда»? Тут прошли считанные дни, а я уже не один раз подумывал об этом. А если на меня хоть немножко нажать — не сбегу ли я обратно в уютный и привычный человеческий мирок? Нет, Колёк, не пройдёт твоя наивная ложь, не в данном случае. И вот тут меня от пяток до макушки пронзило ощущение невероятного доверия и восторга. Хаш ради меня готова на всё. Даже отказаться от меня.
— Коля, — раздался шёпот. — Прямо сейчас иди и выпори раба.
— Что?
— Ничего не спрашивай и не думай. Просто иди и накажи раба. Любого. Прямо сейчас!
В другом состоянии я бы задумался, а надо ли, а что мне за это будет, а хорошо ли стегать ни за что неповинное существо… Но сейчас Хаш не просто приказала мне сделать глупость. Она сдаёт свой экзамен, и моя обязанность — выполнить то, что она говорит. Что бы это ни было. Я встал и поискал одежду.
— Коля! — раздалось сзади.
На миг меня кольнуло — выходить голым? А потом подумал — хаарши всё равно, одет человек или нет.
В коридоре моя решимость резко пошла на убыль. До первого шага. Я глубоко вздохнул и сделал этот шаг. А после оставалось только шагать, пока я не увидел первого раба. Она поливала цветы.
— Иди сюда, — приказал я.
Сисишеп шевельнула ушами и сделала вид, что не услышала.
— Ты плохая рабыня, — сказал я. — Ты пытаешься увильнуть от приказа.
Это подействовало. Она хотя бы повернулась и смерила меня взглядом.
— Ты не мой господин.
— Я вершитель, — сказал я. — Я приказал тебе. Ты ослушалась. Ты плохая рабыня.
Быть плохой рабыней грозило серьёзным наказанием. Она это знала. И я знал. И если минуту назад я не представлял, как это — взять и выпороть первого попавшегося раба, то сейчас это было просто.
— Я не хочу говорить об этом хаалу. Я сам накажу тебя. Принеси плеть.
И то, что минуту назад представлялось зверством, унижением, чуть ли не сволочизмом — стало чуть ли не наградой. Я уже знал, что за спор с хозяином можно вот так, масло на шерсть — и факел в брюхо. А сейчас, вместо серьёзного наказания, всего лишь порка.
— Кха. Кха. Кха.
Я обернулся. Аналог наших демонстративных хлопков. Хаал стоял в коридоре, тоже без одежды, и любовался нашей композицией — рабыня у ног господина.
— Прекрасно! Великолепно! — он воспользовался английским. Видимо, чтобы не поняла рабыня. — А теперь скажи ей то, что должен сказать.
А что я должен сказать? Ах, ну, да. Пороть чужих рабов мне, собственно, не разрешено. Но из ситуации как-то надо выкручиваться. Как? Да просто! Он же мне жирно подсказал!
Я легонько ударил рабыню по плечам. Она чуть вздрогнула, но осталась стоять в ожидании продолжения.
— Ты — очень хорошая рабыня. Это — наказание, достойное твоему проступку. Хаал… видел всё.
Я хотел сказать «гордится тобой», но подумал, что это будет слишком большая наглость.
И впервые я видел в глазах жреца хотя бы какое-то чувство. И оно мне нравилось. Он ничего не сказал, не похвалил меня, даже не улыбнулся. Он просто позволил себе увидеть меня, именно меня, а не посторонний предмет. И этого было достаточно. Я уже чувствовал себя восторженным щенком, которого приласкали.
— Передай Хашеп, что она рисковала с выбором. Здесь мог оказаться другой раб.
Я оценил ситуацию и решил, что можно высказать свою точку зрения.
— Значит, это был бы экзамен для меня.
Смаарр снова с интересом оглядел моё лицо, чуть шевеля носом.
— А вот здесь не тебе судить. Передай то, что я сказал.
— Слушаю, хаал.
Он кивнул и величественно удалился.
После завтрака Смаарр снова поманил меня когтем.
— Хочешь посмотреть, как будут наказывать жреца?
— А что, жрецов тоже наказывают?
— Конечно. Надеюсь, ты не думаешь, что мы — безнаказанные и всемогущие волшебники? Мы служим высшим силам, и играть с ними бывает очень опасно. Этот жрец воспользовался своей силой в личных целях.
— Ой, можно подумать, ты не так же делаешь.
— Я — нет.
— Ой, прям можно подумать.
— А что я сделал для себя?
— Ну, пусть не для себя. Но ты принудил меня к… куче всего!
— Это ты принудил меня к куче всего.
— Я? Тебя? Как я могу принудить жреца к чему угодно?
— Наверное, это я пообещал тебе отгрызть уши, если ты не женишься на Хашеп? Или под угрозой вырывания внутренностей потребовал обнародовать это событие?
— И что, этим я тебя заставил издеваться над своей психикой, совать трубки в голову и… прочее?
— Я готовлю достойного мужа для своей дочери. Что я делаю для себя?
В одной старой книжке я встречал выражение «Переспорить жреца». В том смысле, что это невозможное и бессмысленное занятие. Подписываюсь. Реально невозможное!
— А он знает о том, что нарушил?
Смаарр шевельнул ушами в смысле «Ты серьёзно?»
— Ну, не дурак же.
— И зачем мне на это смотреть?
— Ты видел, как жестоко обходятся с рабами. И, помнится, даже хотел спасти несчастного от его ужасающей участи. Теперь я предлагаю тебе посмотреть, как мы воспитываем жрецов. И сможешь сравнить. А заодно подумаешь, так ли уж была страшна участь наказанного?
Я не нашёлся, что ответить. Мне совершенно не хотелось смотреть на телесные наказания, тем более, что Смаарр был прав. Раб с пылающим пузом часто вставал у меня перед глазами. Но… Но я уже привык. Я привык к тому, что если тебе что-то говорит хаал — то это не просто так. И если он тебя ставит перед выбором в подобной форме — лучше пойти. И я пошёл.