Экзамен-2
Шрифт:
— Мир вообще жесток. А ты не удивляешься, что Хаашеп знает так много языков в таком возрасте?
— Ну... Удивляюсь.
— А знаешь ли ты, как этого удалось добиться?
Мы оба перевели взгляд на бурую хаарши, но та лишь облизнула кончик носа.
— Я так понимаю, что это было жестоко и больно?
— Очень, — подтвердил жрец. — Очень? — спросил он у Хашеп.
— Хаал, я не могу ответить на твой вопрос.
— Почему?
— Он не мой ученик. Он мой любимый. Я не могу.
Я воочию увидел, как «глаза потемнели от гнева». Казалось, жрец сейчас её убьёт, но сдерживается
— В вашем мире Хаашеп заразилась пустой болтовнёй. Трепаться — много силы не надо.
— В нашем мире, — вступился я за любимую, — были волшебники, которые силой слова меняли мир.
— Тоже много ума не надо. Вон, наши злословы поговорили — и открыли доступ к вам.
— Злословы? То есть, наш мир открыли со зла?
— А что, похоже, будто он несёт добро?
Я задумался. Очень уж сложный он человек… эээ… то есть, хаарши, этот отец Хашеп. Немудрено, что его так хотели пришлёпнуть. Но он и не ожидал от меня ответа.
— Эти мудрецы решили расправиться с вершителями, призвав на них демонов. Может, их задумка и увенчается успехом. Но вершители пока что изыскивают максимум удобства и пользы из этого общения. Как и положено хорошим вершителям. Но ты, демон, соблазняешь мою дочь. К худу ли, к добру ли, это так. Мы попытались спасти её, отправили к вам, но удалось ли? Ведь она попала к тебе. Не лучше ли тебе её оставить?
Я почувствовал спазм в животе. Никогда в жизни я не думал о том, что могу оказаться злом для Хаш. А она… Она так же спокойно смотрит. Боже, как она терпела отца всю жизнь? Я бы повесился от такого «родителя».
— У вас очень жестокий мир, — я всё ещё был под впечатлением сегодняшнего дня.
— У вас ничуть не лучше, поверь мне! — когти коснулись волос и пробежали по вискам, потом по щеке. — Просто он непривычный. Думаешь, мне в вашем мире было легче?
— Не представляю, — я погладил пушистую руку и прижался к ней щекой. Ощущение непередаваемое, и с женщиной невозможное. — Возможно, что ты права. Может быть, действительно, надо просто привыкнуть.
— Не надо, милый! Папа всё правильно делает. Тебе будет очень тяжело, но ты это и так знаешь. А привыкать — не надо. Всё образуется, как-нибудь да получится.
Я ухватил Хаш за талию и втащил на себя.
— Лисонька ты моя пушистенькая… Давай сегодня не будем заниматься сексом?
— Всё правильно, любимый мой. Эту неделю я для тебя недоступна. Так и есть.
— Почему?
— Буду проходить очищение.
— От меня?
— Именно.
Я срочно захотел обидеться. Точнее, скажи Хаш то же самое ещё утром или вчера — и обиделся бы! Надо же, какие мы нежные! Как трахаться с человеком — так это мы первые, а потом, значит, мы грязные! Но сегодня случилось слишком много такого, что заставило срочно пересмотреть свои взгляды. А Хаш ещё и подтвердила всё это словами.
— Я люблю тебя и позволяю делать с собой всё, что ты хочешь. Но вообще-то это неправильно и ненормально. Если мы хотим детей — мне надо пройти очищение.
— А мы хотим? — я был уже в этом не уверен.
— Надо, Коля. Мне — надо. Конечно, я могу свернуть со своего пути и отдаться тебе полностью и безраздельно. Но тебе и самому это будет не в радость. Пройдёт несколько лет — и ты выкинешь свою игрушку, постараешься от неё избавиться. Уйдёшь к вашей человеческой женщине.
Она говорила об этом спокойно, без грусти или упрёка.
— С чего ты так решила?
— Потому что иначе и тебе придётся свернуть со своего пути. А хватит ли у тебя на это сил? Я — дочь жреца, меня учил отец, так что я знаю пределы своих сил. А ты — нет. И будем мы с тобой два безнадёжных и бессмысленных существа, зацикленных лишь друг на друге и на этой зацикленности. И оба будем страдать. И оттого, что мы обязаны друг другу, и оттого, что уже ничего не изменить.
— Почему всё так плохо? — я обнял Хаш и тискал шкуру, прижимая к себе, зарываясь носом в шерсть.
— Потому что ты так думаешь, Коля. То, что я сказала — только может быть. Но не обязательно так будет. Если следовать своему пути — всё будет не так. И мы можем быть счастливы.
— А каков он, наш путь?
— Ты хочешь, чтобы я рассказала его тебе по шагам? — она лизнула меня в нос, и я привычно сморщился. — Пойдём вместе, посмотрим, каков он. Главное — не бросать друг друга. И если я буду знать, что ты меня любишь и принимаешь такой, какая я есть — я смогу выдержать всё. Но тебе придётся очень сильно постараться. Чтобы любить не только моё тело, но и меня всю, вместе с моим прошлым, будущим, знакомыми и незнакомыми…
— Хаш, ты сейчас поразительно напоминаешь жреца. Это всё слишком сложно для меня… пока. Давай просто спать?
Я повернулся на бок и согнул колени. А Хаш улеглась сзади, окутав меня уютным тёплым одеялом. При каждом вздохе шерсть мягко гладила меня по спине. И это успокаивало, помогая провалиться в сон.
Утром Хаш не было. Уже умчалась проходить свои очищения, даже меня не разбудила… Или будила, но я не проснулся? Иногда со мной такое бывает.
Встал, лениво размялся. Удивительное дело — дома всегда была цель. Сделать зарядку (надо же держать себя в форме!), убраться дома, приготовить еду, куда-то сходить, что-то почитать, кому-то ответить…
Здесь нечего делать. Дома безделье воспринималось как высшая степень наслаждения. Там отдых приносил уйму удовольствия. Лежишь — и каааайф! Наверное потому, что стоит вскочить — и вокруг масса занятий. А когда делать нечего — и лениться неинтересно.
Чем бы заняться? Хоть бы кофе с утра приготовить. Но где здесь взять кипяток — я не имел ни малейшего понятия. Вчера его приносили слуги. А сегодня что, идти искать кухню? Или обойтись без кофе? Хорошо, что удобства всё-таки не во дворе, а прямо во дворце. Но то, что хвостатым представляется «удобствами» — мне представляется достаточно неудобным. Правда, у меня перед ними преимущество. Я могу их санузлами пользоваться, без комфорта, но могу. А они нашими — только с большим дискомфортом.