Экзамен для гуманоидов
Шрифт:
— Мы что, так и будем сидеть, дожидаясь, пока нас всех перебьют? — обращаясь к Афанасьеву, спросил Мишин севшим голосом.
Академик его не слышал или делал вид, что не слышал. Он подошел к Лене и, задумчиво глядя сквозь нее, что-то негромко произнес. Девушка в ответ кивнула и пошла к выходу. Афанасьев поискал глазами Алика и, когда их взгляды встретились, молча указал на дверь. Алик пружинисто поднялся и вышел вслед за Леной.
— Сейчас все решится, — пояснил академик, толком ничего этой фразой не поясняя, и вышел из рубки.
— Садись, милая, потолкуем, — пригласил белый диверсант Алю, указывая на небольшой ящик с нарисованным на боку значком радиационной опасности.
— О чем? — проглотив подступивший к горлу ком, спросила девушка.
— О превратностях судьбы, — верзила усмехнулся.
Даже сидя, он выглядел устрашающе.
— Ты сама решила поиграть в разведчицу или тебе приказали? — спросил он почти дружелюбно.
— Какая разница? — с неубедительным вызовом ответила Аля.
Парень поморщился.
— Только не надо изображать из себя комсомолку в гестаповских застенках. Ответь на вопрос и все. От этого зависит, что мы с тобой сделаем через минуту: свернем шею или отпустим. Ясно?
Яснее быть не могло. Алевтина еще раз заглянула в рыбьи глаза лазутчика и поняла, что сворачивание шей для него является процедурой даже более привычной, чем чистка зубов. Она почти услышала, как хрустят, ломаясь, первый и второй позвонки и, падая, глухо стучит о пластиковый пол ее мертвое тело. «Нет, лучше дожить до шейного остеохондроза», — почему-то подумала Аля и прошептала:
— Сомов.
— Я не ослышался? Генерал Сомов? — переспросил все еще стоящий за ее спиной чернокожий без всякого акцента.
— Два — ноль, — несколько озадаченно пробормотал белый, почесывая нос. — Пристегни ее к чему-нибудь. Еще пригодится.
Негр козырнул и, легко подняв Алю за плечо, подтолкнул к массивной балке грузового крана. Щелкнули, застегиваясь вокруг балки, наручники. Коротко прошипел пневмоинъектор, и разведчица провалилась в тяжелый сон.
— Что скажешь? — спросил белый чернокожего, когда они остались одни.
— Хитрый лис, этот Сомов, что еще можно сказать?
— Очень содержательно! — язвительно заметил белый и вновь склонился над прибором.
— Грузи его, — сквозь вату полузабытья донесся до Павла сочный бас. — «Побудку» не программируй, надо будет — вручную поднимем.
В затылке пульсировала тупая боль, тяжелые веки приподнимались лишь на миллиметр, и сквозь эту символическую смотровую щель Паша видел неясные очертания трех серых фигур. Он чувствовал, что его укладывают на удобное ложе и прикрепляют к телу датчики. «Саркофаг». Лучшего карцера не придумаешь. Только к чему такие почести? Тех, кто дрался с лазутчиками в двигательном отсеке, просто убили, а его заботливо погружают в анабиоз. Или их только нокаутировали? Или его консервируют не диверсанты? Голос незнакомый… Паша попытался открыть глаза пошире. Нет, это все-таки они; костюмы, маски, гренадерское телосложение… Что-то надо сделать, чтобы не дать им включить камеру… Что? Павел шевельнул рукой. Боль пробежала по предплечью, плечу, шее и снова уткнулась в ноющий затылок. Нужна всего лишь щель. Щель между крышкой и пазом в корпусе, в который она должна войти. Тогда газ вскоре выйдет, через восемь-девять часов перестанут действовать инъекции, и можно будет вновь включаться в процесс борьбы за выживание. Трудноватая задача, но выполнимая для ветерана трех суперопераций и одной локальной войны. Пальчик. Мальчик с пальчик. Больше нечем. Мизинец левой руки. Пожалуй, да. Назад его, конечно, не приклеить, но валяться здесь бесчувственным манекеном хуже в сто сорок раз! Павел сосредоточился и сжал кулаки. Что это? В руке по-прежнему была зажата «батарейка» — миниатюрная газовая граната. Пилот собрал всю волю и резко, одной кистью выбросил гранату наружу. Зверская головная боль чуть не лишила его сознания, но главное — не позволила ему как следует задержать дыхание. Паша закашлялся и заморгал. Слезоточивый газ окутал диверсантов, но, казалось, не причинил им никакого вреда. Один из них громко высморкался и, подойдя к камере, удивленно уставился на Павла.
— Очухался, герой? — он коротко прокашлялся. — Не угомонишься никак?
Вот, черти! И газ их не берет. Вторую гранату Павел выронил где-то по пути. Значит — пальчик.
— Закрой его, — потребовал другой. — На крышку нажми.
— Спи спокойно, дорогой товарищ, — пожелал Павлу первый и ударил по медленно опускающейся крышке рукой.
Боль в затылке была гораздо сильнее, чем в раздавленном пальце. Павел глубоко вдохнул и мысленно поблагодарил медпрограмму за принесшую облегчение усыпляющую инъекцию.
— Хорошо, я сдаюсь, — так, чтобы слышала одна Лена, произнес Афанасьев. — Идем ко мне, поговорим.
Лена молча повернулась и пошла к выходу. Следом двинулся Алик и чуть позже — академик. Добравшись до каюты, Афанасьев устало рухнул на койку и, небрежно махнув рукой в сторону кресла, предложил своей М:
— Садись, если хочешь…
— Твой телохранитель…
— Не сможет услышать из коридора ни единого слова, не волнуйся, — не дал закончить фразу академик.
— Оставаясь в одиночестве, подвергается опасности, — не обращая внимания на реплику Афанасьева, закончила Лена.
— Я думал, что мы видим врага на мониторах…
— На звездолете пока нет никакого врага, он только идет. Вернее, ждет, когда к нему придете вы.
— Я же сказал, что сдаюсь! Прекрати свои словесные забавы! Если те гориллы, что отбивают почки моим пилотам, не враги, то кто же они?
— Отзвуки. Всего лишь отзвуки земных проблем. Их легко образумит тот, кто подослал, это детали. Главное в другом — вы сейчас находитесь совсем не там, где стоит размениваться на такие мелочи…
— Это я уже понял, но что конкретно ты можешь рассказать о месте нашего пребывания? — вновь попытался перебить Музу академик. — И что за враг нас ждет не дождется?
— Порядок, Санечка. Его зовут — Абсолютный Мировой Порядок. Тот миг, в котором вы почти застряли. Звенящая на единственной ноте, освещенная мертвым недвижимым светом, холодная, без запнувшейся о время энергии, Стабильность. Паша прав, ты трижды гений, я могу с этим согласиться, но без оглядки на твое легкомыслие. Поставив эксперимент на себе, ты рискнул проникнуть туда, где не побывал даже Одиссей, шляясь по Аиду. Это место глубже — место между мгновениями, трехмерное, как ты выражаешься, пространство. Пространство без времени, только с тремя осями координат. Место неприятное даже для давно освоивших Вселенную цивилизаций. Сюда не заглядывает никто, по крайней мере осознанно. Хозяином здешних мест является единственный и неповторимый Порядок. Что это за сущность — неизвестно, но в том, что он есть, сомневаться не приходится. Больше в замершей Вселенной обитать не способен никто. Жизнь это почти хаос, а не натянутая неподвижность. Здесь интересно побывать на экскурсии, но жить невозможно. Порядок, естественно, имеет на этот счет особое мнение и его навязчивое гостеприимство до сих пор приносило заглянувшим сюда умникам одни неприятности. Конечно, если смотреть в корень, то становится понятно, что мыслящее существо не может принадлежать такому миру целиком, его родина не здесь, но он выбрал это место как наиболее ему приятное, так что же осуждать воробья за пристрастие купаться в пыли? Каждому свое. Только у Порядка есть данные, как говорится, к такому спорту, а у остальных обитателей Вселенной таких данных нет. Однако он почему-то считает, что может поделиться своими способностями или ему просто скучно. В общем, попав сюда, приходится держать ухо востро, иначе — можно застрять между мгновениями навсегда. Вот такой парадокс: когда человеку предлагают проиллюстрировать термины добро и зло при помощи хаоса и порядка он выбирает порядок-добро, а если вдуматься, то все оказывается совсем наоборот…
— Я что же, сделал глупость?
— Нет, ты просто поспешил. Твой «искривитель» примитивен, и создаваемое им поле не стабильно. Оно, как кучевые облака при сильном ветре, то сгущается, то истончается. А рано или поздно в нем появится просвет. И тогда…
— И тогда мы станем частью Абсолютного Порядка, вмуруемся в мгновение и исчезнем из расширяющейся Вселенной навсегда… Так?
— Да.
— Ты предлагаешь выйти из игры и повернуть назад?
— Другого варианта нет. Поле твоего «искривителя», как воздушный шарик. Если сделать в нем маленькую дырочку — проколоть, то он громко лопнет и порвется на куски, а если его развязать, то давление в нем уравняется с наружным постепенно — и его можно будет снова надувать. Если ты отключишь свою установку постепенно, то корабль выйдет в обычное пространство без всяких проблем, а в случае локального прорыва оберегающего нас поля внутрь корабля проникнет безвременье, и «Ермак» навсегда станет частью Вселенной Порядка…