Экзорсист (Изгоняющий дьявола) (др.перевод)
Шрифт:
— Черт побери, что ты хочешь этим сказать? — Бэрк шмыгнул носом.
— Больно вид у тебя странный.
Однажды она уже видела его таким: как-то раз они снимали фильм о Лозанне и остановились в тихом отеле у Женевского озера. Первой ночью Крис не спалось. В пять утра она вскочила, наконец, с кровати, оделась и спустилась вниз, чтобы выпить кофе или просто с кем-нибудь поболтать. Дожидаясь лифта в холле, она случайно выглянула в окно и увидела Дэннингса: он нетвердым шагом пробирался вдоль берега, спрятав руки от холода глубоко в карманах пальто. В тот самый момент, как она спустилась в фойе, Дэннингс вошел в отель. “Ни одной
Крис зашла за стойку бара и напомнила ему об этом случае.
— Какая глупость! — рявкнул Дэннингс. — Если хочешь знать, я сегодня весь вечер проторчал на факультетском чаепитии,пил, представь себе, этот чертов чай!
— И нализался чаем, — заметила она сухо, — с какими-нибудь, наверное, иезуитами.
— Иезуиты как раз ушли трезвыми.
— Они не пьют?
— Да ты рехнулась! — заорал Бэрк. — Они не пьют, а глушат! Удивляюсь, как в них влезло столько.
— Слушай, Бэрк, потише! Тут Риган.
— Ах да, Риган, — зашептал он, — ну, дай же мне тогда выпить скорей.
— Каким же это ветром тебя занесло на факультетское чаепитие?
— А — встреча с общественностью; как раз то, чем тебе неплохо было бы заняться. — Крис приготовила джин со льдом; режиссер с благоговением поднес стакан к губам. — Особенно после того, как мы испоганили их территорию. Ну же, смейся — у тебя это здорово получается: хихикать да задницей вилять.
— Я всего лишь улыбнулась.
— Что делать — кому-тонужно же было их ублажить.
— Ну, и ты ублажил, конечно, всех; скажи-ка мне, Бэрк, сколько раз ты употребил там слово “е…”?
— Радость моя, не будь ты ко мне так сурова. Расскажи лучше, как у тебя дела.
Крис в ответ лишь уныло пожала плечами.
— Что так грустно? Ну-ка, выкладывай, в чем дело?
— Сама не знаю. Выпью и я, пожалуй, — она потянулась за стаканом.
— И правильно, для желудка полезно. Ну, так в чем дело?
— Ты задумывался когда-нибудь о смерти? — Крис медленно налила себе водки.
— Извини, но…
— Да, о смерти, — перебила она, — думал когда-нибудь, а Бэрк? Что это значит? В действительности,что это значит?
— Я не знаю, — в голосе его послышалось легкое раздражение. — О таких вещах я не думаю вообще. Просто умираю постепенно, и все. Что это ты об этом заговорила?
Крис пожала плечами.
— Не знаю, — произнесла она тихо. Затем бросила в стакан кусочек льда, поглядела на него задумчиво. — Хотя… знаю, конечно. Видишь ли, сегодня утром… меня осенило вдруг. Это было как… сон в момент пробуждения. Не знаю. Понимаешь, до меня дошло вдруг, что это. Бэрк, это конец, конец! — я в ту минуту представила себе его необычайно ясно. — Крис покачала головой. — Боже, как я перепугалась. Ощущение такое, будто срываешься с планеты и летишь в какую-то
— Полнейшая чепуха, — хмыкнул Бэрк. — Смерть приносит успокоение.
— Кому угодно, только не мне.
— Ну, и кроме того, ты как бы продолжишь жить в своих детях.
— Э, брось. Дети мои — это уже не я.
— И слава богу. Одной такой на белом свете предостаточно.
— Нет, Бэрк, ты только вдумайся! Перестать существовать — навсегда. Это же…
— О, ради всего святого! Лучше приходи на чаепитие через неделю; глядишь, священники наши тебя и успокоят. — Бэрк грохнул стаканом о стойку. — Давай-ка еще.
— Ты знаешь, а я ведь думала, они не пьют.
— Ну и дура.
Опасный огонек зажегся в его глазах. Что это он — подходит к своей черте? Или она попала случайно на болевую точку?
— А они исповедуются?
— Мне-то откуда об этом знать?! — взревел Бэрк.
— Разве ты не учился на…
— Где мой джин, я тебя спрашиваю?
— А кофе не хочешь?
— Хватит болтать, в конце концов. Мне выпить нужно.
— Выпей кофе.
— Ну пожалуйста: чуть-чуть еще вдогонку — и я ухожу.
— “Линкольн Хайвэй”?
— Гадость. Не пью такого. Ну наливай же наконец.
Бэрк подпихнул ей стакан, и она плеснула туда джину.
— Не знаю, может быть, действительно пригласить кого-нибудь из них к себе? — задумчиво проговорила Крис.
— Кого?
— Ну, не знаю, — она пожала плечами, — из этих священников — только кого-нибудь поважней.
— Потом не отвяжешься. Грабители, одно слово, — просипел Бэрк и залпом осушил стакан.
Вот-вот взорвется.Крис поспешила переменить тему: рассказала ему о сценарии, о возможности впервые в жизни снять собственный фильм.
— Так это здорово, — язык у Дэннингса стал заплетаться.
— Но это меня и пугает.
— А, ерунда. Самое трудное в работе режиссера, детка, это заставить других поверить в то, что это работа трудная. Сначала я и сам этого не понимал, ну а теперь — сама видишь: все элементарно.
— Бэрк, если б ты знал, как я мечтала об этом, но вот предложили — и я уже сама в себя не верю. Трудно мне будет, в техническом отношении особенно.
— А ты предоставь это другим: редакторам, операторам, сценаристам. Найди хороших ребят, и они тебя вытянут. Главное в нашем деле — это работа с актерами, а тут ты всем дашь сто очков вперед. Ты ведь не только рассказать им все сможешь, но и — показать тоже. Вспомни Пола Ньюмана, “Рэйчел, Рэйчел” — и давай-ка успокаивайся.
Но Крис никак не могла успокоиться.
— И все же — об этой самой технической стороне. — Пьяный ли, трезвый, Дэннингс был великолепным режиссером и мог оказать ей неоценимую помощь.
— Ну например? — спросил он.
Битый час вгрызалась она в гранит режиссерской науки. Разумеется, все, о чем говорил сейчас Дэннингс, можно было найти и в литературе, но Крис уставала от книг; прочитать человека от корки до корки — вот это другое дело. От природы цепкая и любознательная, она научилась овладевать собеседником и — выжимать его до последней животворной капли. Ну а книгу не выжмешь, не кольнешь словом, не рассечешь вопросами до самой сердцевины. Там всегда все “следовательно”, “совершенно ясно, что” и “как известно”; а откуда известно и почему все так ясно — Бог его знает. Книги — они как Карл: непроницаемы и непостижимы.