"Эль Гуахиро" - шахматист
Шрифт:
— Осторожно! Сломаешь ось! Да и не поднимай столько пыли, дурень! Видно издали! — Москон сплюнул в окно, пустил непристойную тираду.
Рафаэль молчал.
— Теперь лишь бы вывел бог на проселок — он впереди. — Москон осенил себя крестом.
Вскоре «додж» действительно выехал на грунтовую дорогу, идущую от Хуан-Гомеса до Сан-Хулиана, расположенного на Центральном шоссе.
— Им через Гуане не опередить нас.
Только Москон произнес эти слова, как оба они увидели впереди ГАЗ-69, а рядом с ним двух бойцов с автоматами. Один из них поднял руку.
— Тормози! Подъезжай медленно вплотную. Спокойно! — тихо приказал Москон и запустил руку в боковой карман спортивной куртки, передвинул кнопки на шариковой ручке, — Я выйду к ним. Спокойно, Фело!
Когда «додж» остановился, Москон с приветствием «Салюд, компаньерос!», как ни в чем не бывало, вышел, аккуратно закрыл за собой заднюю дверцу.
— Куда спешите? Здесь путь закрыт. Документы! — сказал первый боец и шагнул к Москону.
— Да мы тут рядом, из «Плана Второе Декабря», — ответил Москон, извлек из кармана многоцветную ручку — казалось, она мешала ему доставать документы. — Вот карточка с работы, а вот и охотничий билет.
Едва боец протянул руку, Москон нажал на кнопку. Второй боец не понял, что произошло, невольно сделал шаг в сторону товарища, который зашатался и стал падать. Москон выкинул руку вперед, и боец не успел развернуть автомат. Смертоносный шарик угодил ему прямо в лоб.
Москон взял свои документы, подобрал оба автомата, сел рядом с Рафаэлем.
— Ну, Фело! Теперь все в твоих руках. Бог богом, а я хочу поглядеть на тебя. По всему видно, они ищут нас и проскочили Хуан-Гомес по шоссе. Нам следует опередить их и первыми быть в Исабель-Рубио, а там в двух шагах и железнодорожная станция Мендоса. Жми! Нам бы добраться до Сан-Хулиана. Еще километров шесть. Дуй!
Но только они выехали на Центральное шоссе перед Сан-Хулианом, как над ними пронесся вертолет.
— Проскакивай, а в Исабель-Рубио бросим машину. Деньги захватил? Все оставляем здесь. Хочешь, и пистолет, так будет спокойней, — быстро говорил Москон. — А впрочем, как знаешь.
Однако перед селением Исабель-Рубио они увидели скопление машин и полицейский патруль с мигалкой. Их издали просили остановиться.
Москон оглянулся — от Сан-Хулиана вытягивались в цепочку один за другим три легковых автомобиля и грузовой ЗИЛ с бойцами.
— Рафаэль! — позвал Москон, но механик молчал. — Рафаэль, ты что, сдурел? Ну!
Рафаэль Мартинес, похожий и по цвету лица и по всему своему виду на мокрицу, всю жизнь прожившую без капли света, вел машину, как начинающий шофер. Она вихляла.
— Рафаэль, карахо! — ругнулся Москон. — Мы проиграли. Но им дорого обойдутся наши жизни. Врезайся в них, открывай огонь до последнего!
Машина начала набирать скорость, однако в полусотне метров от кордона под колесами «доджа» взорвалась радиомина. «Додж» тряхнуло, и он съехал в кювет. Москон, теряя сознание — он ударился головой о крышу, — успел, до того как подбежали бойцы, вынуть из пачки «Висанта» одну из боковых сигарет и размолоть зубами мундштук.
После осмотра машины и найденных в ней трупов полковник Родригес произнес:
— А жаль! Не такой исход мы им готовили. Механик Рафаэль Мартинес погиб от разрыва сердца, а тот, кто пришел к нам с мечом, отравил сам себя.
Рамиро Фернандес ухватил пальцами прядь волос убитого, повернул к себе уже начинавшее синеть лицо, вгляделся.
— Никак, это Москон? Это Москон, полковник Родригес, опасный тип, счастливчик. Долгие годы ходил в звании «premium» [76] ЦРУ. Да, это он.
76
At a premium — очень модный, в большом почете (англ.).
— Доходился! Поехали, — не очень весело сказал Родригес. — А вы, капитан Рамос, найдите их «средство безопасности» — скорее всего это приставка к радиоприемнику, проследите за оформлением документов, помогите товарищам из местного полицейского управления. Начните с судебно-медицинского эксперта. Добейтесь, чтобы тайна сегодняшнего инцидента не разглашалась. А ты, майор Павон, давай-ка поскорее на ближайший медпункт. Сообщи о себе и жди нас. Мы с Фернандесом проедем к месту происшествия.
Из стереодинамиков, скрытых за шелковыми шторами, нежно и тихо лилась музыка Рея Кониффа. Мистер Браун, откинувшись на спинку и вытянув ноги, сидел в кресле Академика Майкла и крохотной пилкой приводил в порядок ногти. На столе перед ним стояла чашечка уже остывшего кофе и рюмка сухого ликера «Кюрасао».
Академик Майкл говорил у двери кабинета с шефом одного из секторов лаборатории на языке, малопонятном мистеру Брауну.
Как только они остались вдвоем, ответственный деятель ЦРУ бросил пилку — звук от удара металла о полированную поверхность вторгся в мелодию Кониффа, — посмотрел на ногти и произнес тираду, словно был на сцене:
— Я тщательно изучил донесение Роландо. Его люди побывали в Хагуэе-Гранде. Полный порядок! Как мы и хотели, нас там ждали. Другой опытный агент — он был послан как инспектор, как наблюдатель со стороны — своими глазами видел подорванную на мине автомашину и Москона, покончившего с собой. Все это хорошо! Но не мог же экспедитор по продаже мясо-молочных продуктов, ускользнувший от расплаты по вашей милости, раскрыть им смысл нашей акции в таких деталях. В близких нам кругах в Майами имеется их человек, а возможно, и не один!
— Ну так, Генри, это как раз то, что и требовалось доказать. Мы же допускали эту возможность. Более того, она нам была необходима. Кто знает, как вся операция «Биран» начала бы разворачиваться без этого успеха? Ваш Москон! Его все равно надо было списывать. Он оказался своего рода scapegoat, [77] или, точнее, сделавшей свое дело fool duck. [78] Меня удивляют, Генри, твои сомнения.
— Да, но почему мы не знаем точно, кто они и до каких границ распространяется их доступ к информации?
77
scapegoat — козел отпущения (англ.).
78
fool duck — подсадная утка (англ.)
— За тебя, за себя и за тех, кто в курсе главного, я ручаюсь головой! — Майкл покраснел, почувствовал это и подумал: «Ради бизнеса я загоняю совесть в дальний угол души… К черту совесть! — Но тут же возразил сам себе: — Талант ученого загублен. Кто ты, Майкл? Где твой научный авторитет?»
— Стоп! Стоп! Спокойно, Майкл, а то придется посылать за адельфаном к Кудеснику. Хотя, как я понимаю, у него кровь играет оттого, что мы медлим.
— И да и нет! Он просто был хорошо воспитан с детства, — насмешливо сказал Академик Майкл. — Воспитание же предусматривает уступчивость, вежливость — прерогативы интеллигента. Интеллигентность слаба в борьбе с подлостью, хамством, грубой силой. Вот он однажды и взбунтовался против привычной ему жизни. Занял стойку в обороне. Но он сильный, и поэтому оборона его опасна. В этот момент я встретил его, понял, взял к себе и… направил всю энергию бунта против… кастровцев.