Ельцин
Шрифт:
Значительную часть жертв составили случайные люди, прохожие, подростки, попавшие под пули. А пули летели с обеих сторон.
Это была страшная, тяжелая победа.
Утром 4 октября Ельцин, наконец, произнес свое телеобращение, которого ждали всю ночь.
Вот оно:
«Дорогие соотечественники, я обращаюсь к вам в трудное время. В столице России гремят выстрелы, льется кровь…
Те, кто начал боевые действия против мирного города и развязал кровавую бойню, — преступники… Те, кто размахивает красными флагами, еще раз запятнали Россию кровью…
Я
Я обращаюсь ко всем политическим силам в России во имя тех, чьи жизни оборвались, во имя тех, чья невинная кровь уже пролилась. Я прошу вас забыть то, что еще вчера казалось важным: внутренние разногласия. Все, кому дороги мир и спокойствие, честь и достоинство нашей страны, все, кто против войны, должны объединиться…
Вооруженный фашистско-коммунистический мятеж в Москве будет подавлен в кратчайшие сроки.
Я считаю своим долгом обратиться также к жителям Москвы. За прошедшие день и ночь нас стало меньше. Невинные граждане пали жертвами убийц. Мы склоняем головы перед памятью убитых.
Многие из вас ответили на зов своего сердца и провели ночь в центре Москвы… десятки тысяч людей рисковали своими жизнями. Ваша воля, ваше гражданское мужество и сила вашего духа оказались самым действенным оружием.
Я низко кланяюсь вам».
Утром 5 октября мы с сыном пошли в булочную за хлебом. До этого целый день семья безвылазно просидела дома, и хлеб кончился. В булочной стояла очередь — таких, как мы, в те дни было немало: когда перестрелка у Белого дома вроде бы завершилась, народ пошел по магазинам.
В свежем солнечном осеннем воздухе пахло недавней войной. Автоматные очереди и одиночные выстрелы еще раздавались тут и там. Сын вздрогнул и взялся за мою руку.
«Господи, неужели всё?» — подумал я.
Всем так хотелось мира, так хотелось вернуться хоть к какой-нибудь нормальной жизни.
Собственно, это и была причина, по которой победил Ельцин. Против ожиданий, страна не поддержала мятежный парламент. Нигде не начались забастовки, митинги, массовые манифестации. Официальные заявления руководителей местных Советов были лишь формальностью — как и все остальные, они ждали, чем завершится перестрелка в Москве. Несколько сотен людей, в двадцатых числах сентября перекрывших железнодорожную магистраль в Сибири, чтобы остановить движение поездов, были единственной формой протеста против действий правительства, но вскоре поезда пошли по расписанию. Угрозы «прекратить отгрузку товаров в Москву» в ряде регионов тоже оказались пустыми словами, всё шло по-прежнему, всё по тому же расписанию мирной жизни.
Ни одна воинская часть, ни одно милицейское подразделение не перешли на сторону Верховного Совета, несмотря на все их усилия. Несколько солдат, которые пришли в Белый дом, были единственным исключением.
На планете не нашлось ни одного государства, ни одного политического лидера, который бы оказал поддержку мятежному Белому дому.
Открытая гражданская война против нового
В стране был объявлен траур по погибшим. По всем погибшим, независимо от того, на какой стороне они находились. По всем, кто случайно или неслучайно попал под пули. Две недели комендантского часа, когда в Москве милицейские отряды «зачищали» город, арестовывали подозрительных без предъявления обвинений, стреляли даже тогда, когда в этом не было особой необходимости (солнечные зайчики, блики казались им, напуганным, оптическим прицелом снайпера), стали продолжением событий 3–4 октября.
Газеты писали о том, что президент одержал победу, но цена победы оказалась слишком высока.
Страх постепенно рассеялся.
…Но Ельцин что-то потерял навсегда.
Потерял огромное число своих сторонников, которые верили в то, что демократическая революция в России возможна без крови, без вооруженной борьбы за власть. Эти люди надолго потеряли веру в то, что политическая борьба в нашей стране может идти в цивилизованных, мирных условиях. Веру, которую, как им казалось, они обрели после 91-го года.
Он потерял прежде всего свои иллюзии — о том, что демократия и рыночная экономика войдут в Россию по его плану, спокойно и мирно, в кратчайшие сроки.
Общество оказалось расколото, и надолго.
Возможно, именно тогда он впервые понял, что не знал до конца эту страну, не представлял себе, как отозвались в ней 70 лет советской власти, десятилетия политической апатии. Возможно, тогда он впервые понял, каким долгим и болезненным будет путь в общее лоно цивилизации. И насколько он будет болезненным.
Б. Н. удержал страну от большой крови. Но невинная, случайная — если она вообще бывает случайной — кровь все же пролилась.
Конечно, история всегда заставляет нас двигаться вперед, дальше. Смиряться с неизбежным. Объяснять немыслимое. Это порой очень больно, но это так. Никакого другого выбора она нам не оставляет. Почему реформы в России запаздывают на 100, на 50, на 40 лет — всегда, во все времена — никому не известно. Нет ответа на этот вопрос. Но уйти, свернуть, переждать, к сожалению, невозможно. Не знаю уж, обгоняет ли птица-тройка другие народы, как писал Гоголь, и расступаются ли они в страхе перед ней, или она отстает на круг, но вместе с этой птицей-тройкой всегда приходится ехать. Главное — не упасть. Не рухнуть совсем.
12 декабря в стране прошли выборы в новый парламент и референдум по новой российской конституции. Голосование состоялось. Народ пришел к избирательным урнам.
«Мы в вас верим…» (1994)
Теперь, наконец, всё стало понятно.
Стало понятно, кто и как принимает законы, утверждает правительство, назначает высшие судебные органы, стало понятно, какие права и свободы охраняет новая конституция, кто является главой государства, когда он избирается, каким путем может быть отозван, что он должен делать. Да, и это тоже — что именно он, президент, должен делать — тоже стало понятно только сейчас!