Эльдорадо
Шрифт:
– Великому Инке Атауальпе плевать на железных демонов, плевать на любого злоумышленника. Когда у Великого Инки будет золотая армия, его будут бояться все народы, - Кьяри сама не знала, когда начала говорить и как посмела вмешаться в разговор знати. Она поняла, что они знают про заговор Уаскара, так же поняла что ей всё равно.
– Золотая армия, каждому солдату которой, будь-то мужчина или женщина нет равных. Им невозможно противостоять, они неуязвимы на поле боя. Невидимы для врага. Они убивают, не прикасаясь. Им достаточно только увидеть врага, чтобы наслать на него самую ужасную смерть.
Многие
Когда её, наконец, отпустили, Кьяри не стала возвращаться в дом женщин, опустилась на камни веранды, обхватила колени руками и тут же заснула.
Она проснулась до рассвета от крика ночной птицы. На фасаде дворца горели факелы. Их свет подсвечивал золотые крыши и украшения. Некоторое время Кьяри прислушивалась. Напряжённо и настороженно. Так должно быть прислушиваются к ночным звукам охотники. Когда ударили тюремные барабаны - отсюда звук походил на падение дождевых капель на широкий лист - внутренности Кьяри скрутило холодом и её одолело дурное предчувствие. Что-то случилось. Что-то страшное. Она больше никогда не увидит Нио. Кьяри вскочила на ноги, сделала круг по террасе и снова заставила себя сесть.
– Единственная наша надежда это милосердие императора, - сказал Навак, и сейчас Кьяри с ним согласилась. Император проявил милосердие, позволив ей поговорить с Нио. Он мог поступить и по-другому. Он не стал убивать чиа, не стал пытать её на глазах у Нио. Время принадлежит тому, у кого есть власть. Кьяри собиралась выпросить ещё один день для себя и Нио.
Она узнала его шаги - более медленные и легкие, чем у любого стражника, более быстрые и решительные чем у женщины - и простёрлась лицом вниз. Солнце к тому времени взошло, и император встал спиной к нему. Потому, когда Кьяри подняла глаза, сияние вокруг императорской фигуры ослепило её.
– Сейчас ты похожа на мою мать. У неё были такие же вьющиеся волосы, как у тебя. Люди считают это некрасивым, но мой отец любил её именно такой. Она умерла, когда мне было шесть. Я почти не помню её, ни лица, ни её ласк, только её вьющиеся волосы, - он положил ладонь на голову Кьяри - Моя мать была наложницей, ты знала об этом? Ей было столько же, сколько и тебе сейчас, когда она родила меня. Встань.
Кьяри выпрямилась. Она снова услышала далёкий и приглушённый бой барабанов. Утка в пруду расправила крылья, поднимая брызги.
– То, что ты говорила про золотую армию вчера, напомнило мне сказки моей матери. Она всегда придумывала для меня волшебных защитников. Иногда это были змеи, иногда коршуны, армия каменных статуэток, или расстеленных на полу шкур ягуаров, - он засмеялся.
– Они лежали везде во дворце, в историях моей матери они оживали, если мне угрожала опасность. Шкуры, вода в пруду, попугаи на деревьях... её золотые украшения. Все окружающие предметы существовали, чтобы служить мне.
– Все четыре стороны света существуют, чтобы служить вам, господин. Вы видели мой народ. Вы принимали нас во дворце. Вы подарили нам дом, землю и стадо лам.
– Чиа хороший народ. Им легко управлять. Я никогда не скупился на подарки. Щедрость пробуждает в сердцах благодарность. Благодарность первый шаг к верности. Будь как солнце, всегда говорил мой отец. Солнце дарит людям свет, благодаря ему их поля приносят урожай, а фруктовые деревья плодоносят. Солнце никогда не балует своих детей и жестоко с теми, кто нарушает его законы. Люди слабы и невежественны, они легко попадают под влияние ночи. Я не виню чиа за то, что они поверили Синчи Инке. В детстве я тоже любил его слушать. Он всегда хорошо говорил. За это умение мой отец и держал его при себе. Синчи Инка мог убедить кого угодно и в чем угодно. Лет тридцать назад, когда в каменоломнях случился мятеж, моему отцу понадобился всего один воин, чтобы подавить его - Синчи Инка с его даром убеждения. Он один успокоил сотни голодных и уставших рабочих.
Они проходили по двору для лам. Император с нежностью потрепал по шее ламу с чёрной шерстью. Со знание дела осмотрел ноги хромающего животного.
– Удивительно гордые и свободолюбивые животные. Их нельзя заставить что-то сделать силой. Их можно только попросить. Гордые и независимые, как боги. Мало кто из людей ведет себя с таким достоинством. Большинство, подобно шакалам - просьбу принимают за слабость и подчиняются только силе.
Кьяри думала о комнате, пол которой усыпан лезвиями, и чувствовала, как галька царапает голые стопы. Камень, закрывавший вход в тюремный коридор, сегодня выглядел более тяжелым и массивным, чем вчера. Или что-то происходило с ней самой? Страх, неуверенность и отчаяние снова поднимали голову? Может, её напушали спокойные и высокомерные речи императора? Получается, близость Нио вчера, пусть измученного и ослабевшего, вдохнула в неё силу.
Ещё было дурное предчувствие. И оно окрепло, когда Кьяри вступила в узкий коридор. Стражник, сопровождавший её, хромал, при ходьбе так сильно переваливался из стороны в сторону, что часто касался левым плечом стены. Его движения были медленными, равномерными. Он напоминал маятник, один из тех механизмов, которыми восхищался Искай.
Кьяри услышала человеческий крик. Протяжный и болезненный. Однажды в горах, Кьяри видела, как человека завалило камнями. Он кричал точно так же. По спине Кьяри потекла капля холодного пота. Это не Нио. Его голос, стоны и крики она не с чьими не спутает.
Стражник провел её мимо комнаты с обсидиановыми лезвиями, и Кьяри перестала дышать. Через мгновение она увидела Нио. Он лежал без движения на каменном полу. Руки были подняты над головой, запястья и щиколотки связаны и цепью соединены к кольцам в стене. Его глаза были закрыты, а лицо - бледное, как у мертвеца.
Кьяри упала рядом с ним на колени. Провела рукой по слабо вздымающейся груди, впалому животу, уколола пальцы иголками опунции, скрепляющими рану на бедре Нио. Зацепившись взглядом за красную ленту в волосах Нио, Кьяри принялась лихорадочно распутывать её. Она делала это с сосредоточенной одержимостью, словно подарок старухи-мятежницы мог быть причиной страданий Нио.