Элегантный убийца
Шрифт:
Но в тот вечер обычный, казалось бы, телефонный звонок вновь заставил сердце Олега тревожно забиться.
— Это тебя. — Жена передала трубку и вопросительно посмотрела на него.
— Здравствуй, Олег! Или предпочитаешь, чтобы тебя называли Мишкой? Ну что молчишь? — Трубка в руке повлажнела от пота: этот голос нельзя было спутать ни с каким другим.
— Олег слушает, — попытался отозваться он твердо и уверенно, но голос предательски сорвался на фальцет.
— Да не волнуйся ты так! Найти тебя было легко. Называешься Мишкой, а служебный пропуск в пиджаке держишь. Пока ты чемодан развязывал, я твои карманы проверила. Асослуживцы на работе домашний телефон подсказали. Ну что молчишь?
— Что тебе нужно? — сам не узнал свой писклявый голос Олег.
— Да не волнуйся, говорю, ты так! Просто я решила, что ты мне подходишь. Ни с кем я теперь после смерти Вадима счастья не найду. А с тобой мы, помимо прочего, одним делом повязаны. В семье тебе житья не будет — не отстану я от тебя.
— Ты что, с ума сошла?!
— Да нет, наоборот. Поняла, что смогу только с тобой. Учти, ты на крючке у меня: соседки по дому — свидетели, на чемодане, у железнодорожного пути брошенном, отпечатки только твоих пальцев… Пока ты брился, свои я все стерла. Так что выхода у тебя нет!
Тело Олега онемело. Он содрогнулся от реальности ощущения, что его рука, судорожно держащая трубку, наручником приковывается к висящему на стене телефонному аппарату.
— Алло, — доносился оттуда ненавистный ему голос. — Чего молчишь? Ты что, в обморок грохнулся?
В коридор из комнаты с грохотом выкатила коляску с куклой Дашутка. Она укачивала дочку. Иэти её завывания напомнили ему горькие причитания женщин над дорогими покойниками.
И он, почувствовав дикую злобу на эту, так жестоко вторгшуюся в его жизнь, женщину, принял решение. Голос его приобрел уверенность и окреп.
— Хорошо, я сейчас подъеду, и поговорим.
Жена, подхватив на руки дочку, прижала её к себе и с тревогой наблюдала, как он переодевается в джинсы и кожаную куртку. Перед тем как выйти из дома, он зашел в чулан, выдвинул из-под старой раковины ящик с инструментами и, достав маленький браунинг, положил его в правый карман куртки. Затем, подумав, взял ещё из ящика тяжелое короткое зубило, которое сразу оттянуло ему левую полу куртки. Теперь он был готов. Эта проклятая баба права: у меня действительно нет иного выхода!
Возле самой двери подскочила Дашутка.
— Папуля, ты куда?
Сердце замерло от нежности.
— Ничего, дочуля, я скоро вернусь и никому не дам тебя в обиду!
Дверь захлопнулась. Не дожидаясь лифта, Олег поспешил вниз, перепрыгивая через ступеньки, стараясь не думать о предстоящем, чтобы не иссякла решимость. Водителя-левака он попросил остановиться у метро: незачем светиться возле её дома. У подъезда никого не было. Пока ему везло. Поднявшись на лифте, резко позвонил. Дверь распахнулась сразу, словно эта дикая женщина почуяла его появление ещё на лестничной клетке. Одета она была нарядно, в ярко-розовое платье с открытыми плечами, отчего ещё больше напоминала обнаженную женщину с картины. И это почему-то придало твердость его решению.
Нина приветливо улыбнулась.
— Я знала, что ты примчишься! Снимай куртку и проходи!
На какое-то мгновение у него мелькнула предательская мысль: А если все обойдется? Девка красивая… Может, и остаться мне у неё навсегда?
Но тут она повернулась к нему спиной. Сообразив, что другого, более удобного, момента у него не будет, он с силой обрушил на её аккуратно завитый затылок удар зубилом. Женщина словно споткнулась и завалилась вперед. Его решимости хватило ещё на два удара.
Ему не было жаль эту женщину. Напротив: он почувствовал облегчение, потому что избавился от большой опасности, грозящей не только ему, но, главное, его семье. А ради неё он был готов на все, что теперь и доказал. Он заглянул в комнату, где стоял стол с закусками. Посреди всего возвышалась бутылка шампанского.
Хотела, чтобы все было как у людей. Любила красиво все обставить.
Странно, но он не торопился покинуть этот дом. Он удивлялся самому себе: Похоже, я заразился от этой бабы хладнокровием. Да и надо избавиться от зубила — не таскать же его в кармане.
Он взял лежащую в прихожей газету, завернул в неё зубило, стараясь не испачкаться, и, подойдя к форточке, метнул сверток в сторону детской площадки, окруженной плотным кольцом кустарника.
Немного подумав, он достал из кармана браунинг.
— Красивая вещь, а, похоже, несчастье приносит! — И, поддавшись суеверному страху, он резким броском отправил оружие вслед за зубилом.
Прислушавшись к шорохам на лестничной клетке и убедившись, что все тихо, он выскочил за дверь и закрыл её за собой. Лифт вызывать не стал, сбежал по лестнице, очутившись на улице, быстрым шагом направился к метро. Он был спокоен, он верил почему-то, что все обойдется и что эта страшная история закончится для него благополучно.
Утром следующего дня Ольга встала в скверном расположении духа. Такое настроение в последнее время у неё было довольно часто. Сначала замужество, которое она считала вполне удачным, а затем рождение ребенка и его воспитание поглощали всю её целиком, и у неё особо не было времени задумываться о будущем. Но сын Валька незаметно подрос, и она стала ощущать себя отстраненной от какой-то большой, протекающей где-то рядом полноводной реки жизни. Это чувство отринутости вызывало обиду на Кирилла, хотя муж, как и прежде, относился к ней с вниманием и любовью, хорошо зарабатывая, он позволял ей делать покупки, которые явно выходили за разумные пределы, и ни разу не упрекнул. Но, осознавая всю несправедливость своих обид на мужа, она с трудом сдерживала себя, а иногда срывалась и яростно обрушивалась на него как на главного виновника в её загубленной жизни. Ей двадцать три года, она молода, а что она видит, кроме кухни, магазинов, прачечной. Ее сверстницы ходят по дискотекам, посещают рестораны и кафе, а она заперла себя в четырех стенах, так рано выскочив замуж. Вот дура: как будто свет клином сошелся на этом Кирилле. А все мать виновата, заладила: не засидись в девках, вон у бухгалтерши нашей сын демобилизовался с флота. Тогда Ольга впервые и увидела Кирилла, в морской форме, симпатичного, и он ей понравился. Как раз в то время у неё все закончилось с Константином. Он окончательно определился, женившись на Тоньке, с которой когда-то учился в одном классе. Ольга была уверена, что Тонька позарилась на богатство родителей Константина, а его не любит, по крайней мере так, как любила его она, Ольга. Словом, первая любовь не завершилась замужеством. И Ольга из-за того, чтобы доказать Константину, что и её любят и берут замуж, согласилась на предложение Кирилла. Со временем чувство к Константину притупилось, и она уже вспоминала их любовь как романтическое приключение на заре туманной юности. Правда, иногда все же кольнет сердечко, когда случайно наткнется в ящике стола на голубую нитку бус, подаренных первым воздыхателем ещё в девятом классе на её день рождения. Но долго переживать по этому поводу было недосуг.
Только страхом остаться в стороне от жизни объяснялась так нелепо начавшаяся её связь с Сашкой Никоновым. Встретив его пять месяцев назад, Ольга и не думала, что станет его любовницей. Когда-то он учился в их школе. И был период, примерно с месяц, когда она, заметив внимание, оказываемое Костей этой толстой дылде Тоньке, решила в отместку завести себе другого поклонника. Сашка Никонов больше всех подходил для этой роли: она давно догадывалась, что он тайно влюблен в нее. Простодушный Сашка искренне поверил, что наконец-то заинтересовал красавицу с длинными волосами. Они возвращались вместе из школы, танцевали на дискотеке, один раз она даже вытащила его в театр, надеясь, что там будет и Костя с Тонькой. Но через месяц Константин, как ему и было свойственно, вдруг изменил курс и, поссорившись с Тонькой, вновь обратил внимание на Ольгу. Та, глупая, была счастлива. Вскоре Константин опять вернулся к Тоньке. Ольга не стала возобновлять отношений с Сашкой. Потом она слышала, что Никонов ушел в армию.