Элегантный убийца
Шрифт:
Из соображений безопасности ему позволили ночевать в помещении отдела внутренних дел. Ворочаясь на жестком казенном диване, сквозь дрему он слышал отголоски натужного веселья людей, вынужденных нести дежурство в воскресенье. Это ужасно: проводить выходные дни среди этих стен, в ожидании сигнала об очередном происшествии, тогда как нормальные люди отдыхают в кругу семьи.
Но и таким, как он, тоже хорошего ждать нечего. И это уравнивало его с теми за стеной, в дежурной части. У него комок подкатил к горлу от жалости к самому себе и к этим бедолагам — милиционерам, да и ко всем людям, обойденным радостью в этот выходной день.
Утром его разбудил нарочито веселый голос начальника уголовного розыска. Очень скоро помещение заполнилось людьми. Пришел ведущий дело следователь. Выполнив последние формальности, он наконец покинул здание управления. Хмурый, невыспавшийся дежурный, выйдя вслед, показал ему ближайшую остановку автобуса, на котором можно было доехать до городского кладбища.
Ему везло: автобус подкатил словно по заказу и ехал медленно, можно сказать — полз по извилистым улочкам. Ну что же, он не спешил. И те двое в автомашине, неотступно следующей за автобусом, тоже не торопились. Глядя в заднее стекло, он четко различал за лобовым стеклом автомобиля знакомые ему сросшиеся брови водителя. Сидящего на заднем сиденье, он был уверен, что тоже знал, — крепыш в модном галстуке, хоть разглядеть того было невозможно. Автобус, натужно урча, поднимался круто вверх. Уже наверху, взглянув назад, он заметил ещё одну машину, а у самого подножия холма — третью, которая преследовала уже явно не его, а его будущих палачей. Эту машину он хорошо запомнил, когда его везли в Управление внутренних дел.
На конечную остановку автобус прибыл почти пустой. Он вышел. С трудом преодолевая сопротивление толстого слоя пыли, в которой тонули ноги, направился к входу на кладбище. Он был здесь ровно три года назад, когда хоронили Татьяну. Вот и могила. Он заботливо вытер пыль с фотографии. Татьяна на ней улыбалась, как и на той фотографии, где был запечатлен весь их студенческий выпуск. Как она оказалась в ту ночь в этой компании, где её накачали смертельной дозой наркотиков, он так и не узнал. Но самое главное, за это никто не ответил. Уголовное дело прекратили, сочтя происшедшее за несчастный случай. Так что возмездие ему пришлось взять на себя. Можно, конечно, все было сделать попроще: купить пистолет и прострелить башку Бирюку, главарю торговцев наркотиками в этом городе. Но когда знаешь о своем скором уходе в небытие, невольно думаешь о расплате за земные грехи, и брать на душу убийство этого подонка ему было ни к чему. Татьяна с фотографии, он верил, одобряла это решение.
Шорох за спиной заставил его обернуться: они стояли совсем рядом. Он вздрогнул, по телу пробежал озноб. Окружающее стало казаться ему нереальным… Внезапно все пришло в движение, но с разной скоростью: зрачок пистолета в руке густобрового бандита стремительно поднимался на уровень его лица, а бегущие в начале аллеи фигурки начальника уголовного розыска и двух оперов из МУРа, наоборот, напоминали кадры замедленной съемки…
Он зажмурился и истово стал молить:
— Ну быстрее же, быстрее, успейте, ребята! — Втот момент он и сам не знал, к кому относится эта его горячая просьба: к бандиту, сжимающему пистолет, или к сотрудникам милиции, спешащим ему на выручку.
Ребята успели… Точный выстрел прервал биение сердца. Но он покончил и с болью: с душевной — от тоски по любимой, и с той, что ещё только надвигалась на него.
Начальник местного уголовного розыска, задохнувшись от бега, произнес отрывисто:
— Бро-сай о-ру-жие!
Оба бандита автоматически, почти не оборачиваясь, произвели по выстрелу в его сторону. Не промахнулись. Тотчас они бросились в разные стороны. Не зная кладбища, один из них уперся в высокую стену и стал разворачиваться в сторону преследователей, чтобы, отстреливаясь, пробиться к выходу. Звягинцев всего лишь на какую-то секунду опередил его. Упав, Зуб ещё пытался приподнять руку с оружием, но жизнь уже покидала его, и неясное очертание фигуры опера, пославшего в него пулю, было последним, что он увидел на земле.
Второй в этот момент по-десантному лихо перелетел через железную ограду и бросился к перелеску. Тюрин вскинул оружие, но Звягинцев остановил его.
— Не надо! Не суетись. Я его знаю — это Губа из группировки Туза. Его надо оставить в живых. Быстрее к машине! Надо вызвать по рации Скорую Клочкову и подкрепление. Губу желательно взять здесь, пока он не добрался до Москвы и не предупредил Туза.
Начальник уголовного розыска Клочков полулежал, поддерживаемый подбежавшими людьми, и стонал. Звягинцев перетянул ему плечо выше раны ремнем, чтобы он меньше потерял крови. Рану в боку решил не трогать: здесь не Москва — скорая помощь должна прибыть быстро.
Но все равно ему казалось, что и медики, и милицейское подкрепление запаздывают. Он нервничал. Его раздражали стоны Клочкова. Хотя чего я злюсь? Больно ведь мужику. Пусть постонет, говорят, так легче. Живой же человек. Это, насмотревшись отечественных и зарубежных фильмов, люди считают, что милиционеры и полицейские не должны показывать свою слабость. Не всегда это удается. Может быть, я на месте Клочкова криком бы кричал.
Отвлекшись, Звягинцев вспомнил о том, как, работая ещё в райотделе внутренних дел, выезжал на происшествие. Холодным ноябрьским днем бросилась в Москву-реку молодая женщина, решив свести счеты с жизнью. Дежуривший невдалеке пожилой милиционер, скинув шинель и сапоги, прыгнул за ней и с помощью подоспевших граждан вытащил бедолагу на берег. Прибывшая скорая помощь забрала женщину, а на мокрого, посиневшего от холода старшину даже не обратили внимания. Звягинцев стал возмущаться, а пожилая врачиха Скорой помощи удивилась: А чего его осматривать, он же милиционер. Врачиха искренне считала сотрудников милиции людьми с железным здоровьем, для которых купание в ледяной воде — нипочем. Тогда они сами погрузили задубевшего от холода старшину в милицейскую машину, отвезли в ближайшее отделение милиции, переодели в сухое, дали водки и горячего чая. Даже благодарность спасителю не объявили. Начальство и кадровики ещё ворчали, что пришлось новое удостоверение выписывать взамен намокшего в воде.
Медики и местная милиция появились одновременно. Клочкова положили в машину и увезли. Не заезжая в райотдел, Звягинцев распорядился дать команду выставить посты на вокзале, автобусной станции и автодорогах.
Но они опоздали. Сменив три попутные машины, Губа через несколько часов уже был в Москве. Позвонил из автомата Анатолию. Говорил, опасаясь прослушивания, осторожно:
— Это я, вернулся с экскурсии.
Анатолий тотчас его прервал:
— Я все понял. Через полчаса жду тебя там, где встречались неделю назад. Отбой.
О том, что случилось в том городке, Анатолий с Тузом знали уже через час после стрельбы на кладбище: позвонил свой человек из местной милиции. Так, невысокого положения человечек, но кое-что иногда подсказать может. Вот и пригодился.
В первые минуты Анатолий позлорадствовал:
— Ведь предупреждал Туза, чтобы не посылал туда этих дембелей. Вот и прокол. Разве кто-нибудь из моей блатной братвы позволил бы себе без подготовки, а главное, без санкции авторитетов пойти на устранение неугодного свидетеля. Тем более что дело уже сделано и убийство этого подставного купца ничего не решало: ведь Бирюка взяли с поличным — с крупной партией наркотиков. Ему уже не отвертеться, а наши ребятки вляпались!
Туз выглядел смущенным: он никак не ожидал такого фортеля от своих боевиков. Теперь появились сложности. Зуб, к счастью, мертв и опасности не представляет. А вот Губа, хотя, конечно, знает поменьше, но все же лично вхож в окружение Туза и Анатолия. А это уже проблема. И какая!
Анатолий, отбросив всякую дипломатию, спросил впрямую:
— Губу убрать?
— Нет, не надо! Это произведет на других неприятное впечатление. Я хочу, чтобы каждый знал, что, работая на меня, он в безопасности: я сумею его защитить и вытащить из беды. Мне нужны преданные люди, а не просто наемники, работающие за деньги.