Электропрохладительный кислотный тест

Вулф Том

Вот Горянка и лежит на кровати и смотрит вверх сквозь горячие волны, поднимающиеся в стодесятиградусной слизи Мансанильо; и ни под чем она не тащится, разве что немного не в себе, но не тащится; да нет, не то чтобы не в себе; просто все это напоминает историю с кислотным искривлением времени; как будто всех их навсегда запихнули в первобытные времена; да; навсегда;

Кизи уже не сможет вернуться назад; перед ним навсегда захлопнули дверь; а это значит, что и она уже не сможет вернуться; а как? снова оказаться в бамбуковой клетке, снова выслушивать кудахтанье и нотации и утонуть наконец в потоке проливаемых над нею слез? никто из них не сможет вернуться; ведь некуда возвращаться; все теперь здесь; Мексика, как и предвидел в тот день в Ла-Хонде Кизи, тогда она и начала учить испанский; которого, однако, никто из них толком не знает – кроме Черной Марии; постоянно в своем

коконе, никаких контактов с почтенными растревоженными аборигенос; только Проказники – это первобытные люди; вынужденные рассчитывать лишь на собственные ресурсы; вновь живущие жизнью первобытного человека в одной лишь тающей с каждым днем надежде на то, что сотворит чудо щедрый святой Телеграфе, и тогда, быть может, рассеются чары… трехтысячелетней давности.

Три тысячи лет тому назад Горянка идет к воде, к заводи, каждый день надо стирать белье – пеленки и прочее дерьмо; каждый день она идет сквозь горячие волны, под соленым солнцем, по колючей траве и навозному песку, идет стирать белье в водах… Нила, и вышла дочь фараонова на Нил мыться, прислужницы ее ходили по берегу Нила; она увидала корзинку среди камыша и послала рабыню свою взять ее… будто бы идет она к реке и видит, как сама она, прислужница, в то же самое время идет к реке на… Ближнем Востоке; всегда каким-то образом возникает Ближний Восток из старой иллюстрированной Библии; сто десять градусов, тростник и вечная бредятина с бельем; здесь нечего читать, кроме «Экспресса «Сверхновая» Уильяма Барроуза, Ницше и Достоевского, которые есть у Кизи; и еще Библии; на изучение «Экспресса «Сверхновая» у каждого уходит два-три часа; но над Библией можно засиживаться долго… и мало-помалу, едва ли сказав об этом друг другу хоть слово, даже не принимая наркотиков, они попадают в другое временное измерение; библейский род, женщина из библейского рода стирает в водоеме белье; живут как дети Исаака и Ревекки в Книге Первой; даже отождествляются с библейскими персонажами; каждый выбирает себе героя из Библии и становится им; на самом деле; все это – три тысячи лет тому назад и тянется вспять уже бесконечно, до… самой Книги Бытия; до Исава; Кизи Исав; несносный Исав; а Исав был человеком, искусным в звероловстве, человеком полей; а Иаков – человеком кротким, живущим в шатрах: 13. Одинаково ли они росли? Опишите их. – Исав был искусным охотником, а Иаков – человеком мирным, любившим дом; 14. Кто был рожден первым? – Исав; 15. Ценил ли он свое первородство? Докажите. – Он продал его Иакову, когда ослабел от голода, за миску консервированных бобов или какой-то похлебки. И тысячи людей будут впоследствии рисковать или закладывать душу ради сиюминутного удовольствия; 16. Кому он его продал и за что? – См. номер 15; 23. Кого Исав взял себе в жены? Иегудифу и Васемафу, хеттеянок. Быт. 26:34; 24. Одобрили ли его выбор родители? – Нет; они были огорчены; и Васемафа родила Рагуила… три тысячи лет тому назад; ведь в этом месте не существует времени; один лишь вечный данный момент, который тянется до бесконечности через весь мир, а значит – и через всю историю; ибо мир ищет свой уровень; а это уровень моря; и все обитатели моря погибнут; но гимнодиниум бревис, который не знает никакого времени, кроме данного момента, будет жить вечно; вы слышали, что говорили древние: Земля круглая; но я говорю вам…

Кизи подолгу лежал в гамаке во дворе каса гранда. Черная Мария в облегающих черных брючках, отвернувшись и вглядываясь в морскую даль, предавалась грустным размышлениям, что раздражало всех и каждого. Время от времени они посмеивались над ней, что, разумеется, лишь усиливало ее настороженность. Гипсовые повязки Джулиуса и Майка Хейджена были расписаны ослепительно яркими автобусными узорами. Кизи лежал в гамаке и читал Ницше:::: который сегодня наверняка принял бы старую усатую Валькирию за отъявленного торчка, с головой ушедшего в пирог…

А внутри больших кругов – круги маленькие. Хейджен регулярно получал телесные повреждения. В Барселоне он попал в мотоциклетную катастрофу, после чего продолжил путь, и кончилось все незаживающей травмой плеча. Абсолютно та же история произошла в Канаде. И вот в Мексике, со сломанной ногой в расписанном светящимися красками гипсе, он ощутил под гипсом нечто… ужасное… углядел клеща, разрезал гипс и обнаружил еще двух, а также сочащийся под гипсовой повязкой гной. Все это он плотно прикрыл, обмотав гипс липким пластырем.

– Зачем ты обмотал пластырем свой чудесный гипс. Майк?

– Клещей искал.

Через пару дней он уже был в состоянии дойти только до Крысиной Лачуги. Делать нечего, оставалось лишь передать его с рук на руки крысиному министерству в Госпиталь Сивиль.

– Дай мне немного винта. Джулиус, чтобы я смог иметь дело с этими ублюдками.

Кизи пытается утешить его, сообщив, что он сможет заснять на пленку предстоящую свадьбу Горянки и Джорджа Уокера.

– Ну! – восклицает Хейджен. – Может, удастся уговорить этого типа, mayor jefe, устроить церемонию прямо здесь.

Хейджен принимается ходить, припадая на загипсованную ногу, и щелкать пальцами. Декседрин начинает возбуждать его и щекотать под гипсовой повязкой.

– Отъебитесь, – говорит Горянка.

– Будет целая куча цветов!

– Отъебитесь!

Горянка похожа на блистательную амазонку – причем в крайне подавленном состоянии, с ярко-желтыми кислотно-тестовыми волосами до талии, но и с напоминающим шапочку черным кружком на макушке, где у корней волосы начинают приобретать естественный цвет. Слушай, Майк, она будет сколько возможно откладывать весь этот ненавистный ей земной собачий бред. Нам уже три недели как известно, что ей очень хочется оформить законный брак, чтобы ребенок обладал в Мексике всеми законными правами, а ей уже девять месяцев как известно, когда наступит предельный срок для замужества.

Джордж, Фэй и Чума возвращаются с рынка, нагруженные провизией, на Джордже синие велюровые брюки Чумы, рубашка в широкую оранжево-белую вертикальную полоску, сшитая Чаровницей Гретхен, и доходящие до колен сапоги, которые он разрисовал косыми оранжевыми и белыми полосками, а в волосах его оранжевые остатки ярко-красного кислотно-тестового красителя. В здании муниципалитета все готово для бракосочетания мисс Кэролин Адаме и мистера Джорджа Уокера, а в Госпиталь Сивиль – для рождения ребенка.

– …и еще мы купим белую детскую кроватку…

– Отъебитесь!

– …а на закате снимем все это на пляже, с микрофонами. Бэббс протянет провод и подключит громкоговоритель – и музыку! – Гретхен сыграет нам на органе «Свадебный марш»!

– Отъебитесь, – говорит Горянка.

Итак, Горянка и Джордж без лишнего шума оформили в городе брак. И Горянка родила в Госпиталь Сивиль ребенка, здоровую светловолосую девочку, которую назвала Саншайн. На уровне моря…

Кизи в ла каса гранде – в доме постоянно возникает банальный треугольник, который при наличии четырех отдельных комнат расцвечивается бесконечными вариациями на тему «Фэй – я – Джордж – Горянка».

Горянка по-прежнему мрачнее тучи:

– Посмотри на эту стену. Это же ужасно. Нет, серьезно, посмотри. Я могу за пять минут процарапать ее руками насквозь.

– Может, скрутишь косяк?

– Лучше выкурим его в моей комнате, а то мне надоело вскакивать каждый раз, как Фэй хлопает дверью.

– Хм-м-м-м.

– Не обращай внимания. Я пошутила. К тому же это бодрит и не дает расслабляться.

Среди всеобщей красно-приливной апатии настроение немного повышается. Проказники начинают заниматься кое-какими свойственными Проказникам вещами. Хейджен возвращается из Госпиталь Сивиль прихрамывая, но не растеряв прежнего очарования сына Вечерней Звезды. Нет ни стереоустройств, ни проекторов, ни видеозаписей, с которыми можно было бы повозиться в окрестностях Острова Дьявола, но он отыскивает самое массивное из имеющихся в округе устройств и изводит какого-то бедного туземца, пока тот не соглашается его отдать, – это черепаха. Гигантская морская черепаха, весом фунтов пятьдесят. По поводу появления чудовища сплошное ликование, но никто понятия не имеет, что с ним делать, даже Фэй, жена первопоселенца и превосходный повар, диетолог, техник и механик. Да и котла таких размеров им не достать. Тогда они светящейся краской изображают на панцире огромный череп и скрещенные кости и выпускают черепаху в море, страшно гордые тем, что гарантировали ей еще двести лет жизни. Ни один человек в Мексике, стране бога смерти Секотопетля, не станет искать эту черепаху, чтобы набить себе брюхо…

Бэббс выходит прогуляться после многодневного мрачного заточения в своей вегетарианской крепости и сладострастно восклицает: «Привет, Джэ-э-э-эд!» – обращаясь к трехлетнему сынишке Кизи. Только Бэббс способен в лучших своих вельзебэббских традициях поприветствовать трехлетнего ребенка с таким двусмысленным сладострастным цинизмом.

Приехал Пейдж Браунинг, готовый вновь отправиться в путь и очарованный Гуарачами и Крысиной вещью. В Мексике на каждой ноге гуарачи! Сам Зилот не смог бы выдумать такого дьявольского орудия пытки.