Электропрохладительный кислотный тест
Шрифт:
ПЕДРИЛА!
а тот так устал и продрог, что покорно следует за ним. Гостиница мало чем отличается от ночлежки, зато чистая. У этого Марио прибранная комнатка, уютное прибежище. «Ложись, поспи немного». Кизи пытается отогнать фантазию сна,
ПРИСТАНЕТ, ПЕДРИЛА!
но все-таки надолго засыпает и просыпается абсолютно нетронутый. У Марио нет ни гроша, но он отправляет в Мансанильо телеграмму с оплатой при доставке, используя очередное вымышленное имя Кизи, Сол Альманде. Саламандра, вы же понимаете, – зверь, живущий в огне. Весь этот день и весь следующий – в ожидании, Марио, оказывается, просто на редкость симпатичный малый.
КАКОВА ЕГО ИГРА?
К святому Телеграфе – возносить молитвы. Гуарачистые работники Телеграфе сидят под кружащей в воздухе листвой телеграмм, постоянно прибывающих. Айтьемпо.
На следующее утро Кизи решает рискнуть и направляется в американское консульство в качестве несчастного, седого и лысеющего американского рыбака, оказавшегося на берегу без гроша и обязанного вернуться в Мансанильо. Тамошняя девица, некая мисс Хичкок, дает ему двадцать семь песо на оплату автобусной поездки третьим классом до Мансанильо, он садится в автобус, а симпатяга Марио машет на прощанье рукой. Что за бредятина, Кизи, как же ты не понял, что Марио принадлежит к чисто мексиканской породе скромных симпатяг что он всего-навсего муй симпатико. Автобусная поездка была ужасной, восемнадцать часов тряски через Крысиные земли, по дорогам и бездорожью – Крысиные земли, и все же множество открытых лиц. Люди смотрят на тебя, как настоящие торчки, совершенно открыто, хотят скорее до чего-то доискаться, чем что-то утаить. Частые остановки по нужде, и Кизи остается лишь скрепя сердце ждать, когда автобус тронется дальше. Кизи голоден и вконец измучен. Часов через десять они останавливаются, водитель проходит в глубь салона, бросает на Кизи внимательный и открытый симпатико-взгляд и вручает ему шесть песо – именно так, не говоря ни слова, в переводе это около семнадцати центов, но на такое или нечто подобное вполне хватает, – а потом возвращается на свое водительское место. До чего же она удивительна, эта Крысиная страна! Временами они знают. Значит, есть надежда! – не только для немногих избранных, для Суперпосвященных, но и для никому не известных широких масс, которые раскрываются и смотрят. Они ждут – здесь, в Крысиной стране.
Снова в Мансанильо, и вновь начал вырабатываться адреналин. Хейджена и Шомпола упекли за решетку. Как и всё в Мексике, тюремный режим был одновременно и суровым, и мягким. Тюрьма была грязная и кишмя кишела клещами, вшами, скорпионами. Однако, если было чем расплатиться, в камеру переправлялось все, чего только могло пожелать изголодавшееся брюхо, от приправленных ароматным перцем блюд до травы, винта и кислоты. Хейджен и Шомпол сидели до изумления уторченные и нечастные.
Как бы там ни было, Кизи начало казаться, что взятие его в кольцо лишь вопрос времени. И меньше всего его волновали мексиканцы. С мексиканцами всегда можно было поладить. Опасаться следовало изуверов из Метрополии. Его волновали похитители трупов из ФБР. Он слыхал о Мортоне Собеле, атомном шпионе, который объявился в один прекрасный день в пограничном городке под охраной агента ФБР и вместе с прочими фэбээровцами перешел границу. Если ФБР удастся физически схватить тебя в Мексике, в дело вмешаются и мексиканцы. Как и усердные твердолобые копы округа Сан-Матео. По слухам, копы из Сан-Матео решили провести отпуск в Мексике по той причине, что намеревались устроить охоту на Кизи и вновь сделаться героями сенсационных статей с жирными заголовками. С каждым днем все опаснее было оставаться в ла каса гранде и Крысиной Лачуге, куда сначала наведался один торчок, потом другой, с дружеской ухмылкой во весь рот – ребята из Калифорнии, даже из Нью-Йорка, которые каким-то образом разузнали, где находится Кизи. Они всегда заявлялись с таким видом, как будто Проказники должны были встречать их, сияя от восторга – мы ведь избранные святые, основатели кислотного мира, не в силах сдержать радостную ухмылку. Очевидно, важнейшим делом всего кислотного мира Штатов считалось разузнать, где находится Кизи. Это был показатель прямой причастности к вещи. Ага я повидал там Кизи. Кроме того, некоторые Проказники привезли с собой друзей. В том числе, разумеется, и девушек. А Пейдж сошелся с высокой блондинкой, похожей на датчанку, которую все стали звать Дорис Копуша. Все это превращалось в Ла-Хонду, в ее тропический финал, Ла-Хонду в Тропике Рака. Народ все прибывал и прибывал, разбредаясь по всем владениям Проказников, устраиваясь в доме, в Крысиной Лачуге, в автобусе. Как-то ночью девушку по имени Джинни укусил скорпион. Все проснулись – что делать? Поразмыслив, они решили плыть по течению и вновь улеглись спать. Она выжила.
Кизи относился к происходящему весьма терпимо. Ни одного человека не выставили вон. Это Тест для моих открыто провозглашенных убеждений. Во всяком случае, было уже невозможно поверить в то, что в фильме о Беглеце сохранялось хоть какое-то подобие тайны. Все было лишь вопросом времени и апатиитиитиитии… Временами создавшаяся обстановка начинала действовать Кизи на нервы, и тогда он садился в машину, ехал на высокий обрывистый берег, курил траву и смотрел в океанскую даль… подумать только, совсем как Черная Мария.
Черная Мария испытывала адские душевные муки. Точнее, она была дьявольски одинока. Одинока? И действительно, разве может истинно открытый человек чувствовать себя одиноким в компании стольких истинно открытых людей, которые делают совместно столько вещей и постоянно совместно тащатся? Разве Горянка чувствовала себя когда-нибудь одинокой? Разве Горянку охватывало когда-нибудь отчаяние? Такое казалось немыслимым; Горянка была синхронно погружена в вещь. Что же до Черной Марии, то она была, вероятно, единственным человеком за всю историю вещи, умудрившимся остаться одиноким… в иерархии Проказников.
Иерархия Проказников? Но ведь предполагалось, что никакой иерархии Проказников не существует. Кизи считался ненавигатором и неучителем. Безусловно, все остальные члены братства были равными среди равных, ведь в нем отсутствовало соперничество, не велось никаких игр. Все это они оставили в добропорядочном мире… однако… хоть игрой это назовите, хоть чем угодно: первой, ближайшей к Кизи женщиной была в тот момент Горянка, второй – Фэй, а может, и наоборот, Черная Мария же считалась, вероятно, третьей, но так была от всего далека, что это не имело никакого значения. У мужчин был Бэббс, всегдашний фаворит… и никаких игр… однако временами все это весьма напоминало старую как мир игру в сильную личность… наружность и все то же привычное агрессивное обаяние компанейского парня – вот что было там гарантией победы, как, впрочем, и везде…
И все же со временем Черная Мария сделалась Проказницей. И то, что она уже Проказница, было воспринято как нечто само собой разумеющееся. Она сумела изменить течение, отнюдь при этом с ним не смирившись.
Те же муки испытывала и девушка Пейджа, Дорис Копуша. Ей хотелось задать кому-нибудь один вопрос, но она никак не решалась. Наконец она подошла к Сэнди Леманн-Хаупту и спросила:
– Что это значит – «Никогда не доверяй Проказнику»?
XXV
Тайный агент номер один
После полудня Пейдж врывается в ла каса гранде с криком:
– Эй! Какой-то тип фотографирует нас с той стороны дороги!
Так оно и есть. Из окна стоящего по ту сторону прибрежной дороги недостроенного коттеджа, еще одного шлакоблочного крысиного чуда, выглядывает какой-то малый. Объектив его фотоаппарата играет яркими солнечными бликами. Организм Кизи вырабатывает адреналин для очередного побега, однако Пейдж бросается через дорогу к коттеджу, причем с видом, не оставляющим сомнений в том, что владелец коттеджа – именно он, и вскоре следом за ним туда направляется Бэббс.
В коттедже они обнаруживают мексиканца с виду лет тридцати с небольшим, одетого как типичный коммерсант – металлического цвета костюм, белая рубашка и галстук.
– Интересно знать, какого дьявола ты тут торчишь? – говорит Пейдж.
– Привет, амиго, – отвечает парень, ничуть не смутившись. Говорит он по-английски. – Я думать, может, купить этот дом. Вы любите здешний пляж?
– Да! Да! Именно! Именно! Именно! – говорит Бэббс. Напускная дружелюбная ухмылка Бэббса достигает такой силы воздействия, что парень на миг теряет самообладание, но тут же вновь собирается с духом.
– Да?
– Да! Да! Именно! Именно! Именно!
– Да. Я рад. В таких вещах я любить мнение других людей. Ну ладно… пока, амигос! – и он направляется к выходу.
– Пришли нам снимки, если они выйдут нормально, – говорит Бэббс.
– Снимки?
– Да! Да! Именно! Именно! Именно!
– Какие снимки?
– Наши. Мы любим фотографироваться. У нас уже целый альбом. Мы любим снимать скрытой камерой, понимаешь? Готов спорить, что и у тебя такие снимки найдутся.