Элеонора. Кровные узы
Шрифт:
Для начала повторим что-нибудь базовое, просто в качестве разминки. Ич-ни-сан, ич-ни-сан-ши. Теперь ката в двадцать одно движение. Хас-со-но-камаэ, екомен-учи; не зря разучивал столько лет, легко идет, на одном дыхании. А затем все десять субури по порядку. Перейдем к более сложным вещам, к примеру работа от двух противников. С первым справимся одним ударом, а теперь — с разворота... Жалко, что я не настоящий самурай и передо мной нет настоящих врагов. Смерть в бою, что может быть лучше и почетнее... и разом избавит от всех проблем. Окажусь во владениях Аматерасу, а потом мне дадут новую жизнь, которую
Но тут перед ним как по волшебству возник настоящий, реальный противник. Из-за старой яблони прямо на него выскочила очаровательная японка, как будто взятая из фильма Тарантино.
Японку можно было бы назвать прекрасной и нежной, как лепесток цветка, если бы не два самурайских меча, которыми она вращала, безостановочно кружась вокруг опешившего Эдуарда Котейкина. Помимо своей воли тот с удивлением отметил, что при достаточно быстром движении не сдвинулась с места ни одна прядь волос в ее умопомрачительно сложной прическе и не шевельнулась ни одна складочка ее шелкового кимоно, завязанного традиционным японским бантом, похожим на подушку.
Но восхищаться было особенно некогда. На него налетел сверкающий стальной вихрь. Совершенно верно, он только что мечтал о почетной смерти в бою, но сдаваться просто так он не собирался, тем более даме, будь она хоть тысячу раз мастером меча. В конце концов, самурай он или где? И какая на фиг разница, что он совсем не японец, а самураем назвал себя сам, еще в ранней юности заболев боевыми искусствами. Жаль только, что вместо нормального оружия у него в руках обломанный черенок от лопаты. Но тут же Эдуард-сан обнаружил, что держит в руках настоящую катану, и принял это как должное, даже не удивившись как следует.
Несколько мгновений, а может быть, часов или даже суток они кружили по темному двору, обмениваясь ударами, уходами и самыми невероятными пируэтами, которые тренер Котейкин всегда считал не более чем киношными трюками, не имеющими ничего общего с реальной действительностью. И вот, поди ж ты, его тело само вытворяет такое, на что он был неспособен даже двадцать лет назад на соревнованиях по каратэ.
«А техника у вас, мадам, между прочим, не безупречная; вот это движение могли бы сделать не так красиво, зато намного короче, и сэкономить при этом целых полсекунды. Что вы скажете на это? А вот на это? Вот тут в вашей защите небольшой зазор. Если с толком его использовать, то получиться может следующее...»
Но не успел он это подумать, как весь мир с грохотом обрушился на него.
…Он поднимался по узкой горной тропинке. Склон был удивительно крутым, почти вертикальным, но, сделав один шаг, он тут же видел, куда поставить ногу и обо что можно опереться, чтобы подниматься дальше. Даже вечно недовольная преподавательница альпинистского кружка, который он посещал в девятом классе, сейчас вряд ли нашла бы, к чему придраться. Он не знал, где находится, как сюда попал и с какой целью упрямо лезет все выше и выше. В мозгах застряло только одно — надо непременно дойти до конца тропинки, там его ждет что-то очень важное.
Посреди небольшой каменной площадки в позе лотоса сидел древний высохший старик. Он был неподвижен, как статуя, вырезанная из дерева, потемневшего от времени и дождей. Эдуард Котейкин протянул руку, чтобы определить, бьется ли у загадочного старика сердце. Но не успел он дотронуться, как тот открыл глаза. На него смотрели узкие щелочки удивительного черного цвета, в самой глубине которых, как пылинки в солнечном луче, танцевали крохотные блестящие искорки. Старик не произнес ни единого слова, на лице его не дрогнул ни один мускул, но пришедший понял, что он находится там, где его давно ждали.
Он сел чуть поодаль, но не в позе лотоса, а так, как привык за долгие годы тренировок, и позволил мыслям течь, как им заблагорассудится. Всюду, куда хватало взгляда, виднелись горы; взгляд не задерживался на каком-то отдельном камне, облаке или одной из росших прямо на камнях тоненьких зеленых былинок. Непонятно откуда пришла уверенность, что, находясь здесь, он может, даже не поворачивая головы и не открывая глаз, видеть не только все, что находится вокруг него, но и то, что творится в любой точке мира. Он решил попросить у хозяина этого места позволения остаться здесь навсегда, но, не успев произнести эти слова, понял, что сидящий рядом услышал его. Ответ он уловил без помощи слуха:
— Еще нет. Ты не выполнил свое предназначение.
— Какое еще предназначение, я же умер! Убит в честном поединке...
— Ты вернешься. Каждый должен пройти свою дорогу до конца. Теперь ты знаешь, что тебе делать.
Он открыл глаза. Не было ни удивительно гармоничного горного пейзажа, ни загадочного старика. Наверху расстилалось неприютное осеннее небо. Судя по сырости, пропитавшей его одежду, он лежал на пожухлой траве, уже тронутой ночными заморозками.
«Это же надо: самому себе заехать по голове во время тренировки! Хорошо, что нет свидетелей моего позора», — мелькнула мысль и тут же исчезла, став совсем не важной.
Он вернулся в дом и, растянувшись на старом диване, спокойно проспал до самого утра. Назавтра он поспешно собрался и десятичасовой электричкой вернулся в город. Он и в самом деле знал, как ему нужно поступить.
* * *
Эдуард Котейкин стоял перед железными воротами, выполненными в форме каких-то колючих растений, которые переплелись между собой, как сорняки на грядке. Красивым это не назовешь, но за то какая тонкая работа! Интересно, получилось бы у Кости сделать нечто подобное? Такому талантливому мастеру, приложи он минимальные усилия, нашлось бы место, где можно одновременно заниматься любимым делом и зарабатывать просто сказочные деньги, не говоря уже об известности. Так ведь нет, не хочет покидать насиженное место...
Котейкину никогда не случалось бывать на этой улице, хотя находилась она всего в пяти минутах ходьбы от его бывшего дома. Рациональная составляющая его рассудка упорно отказывалась понимать, чего это он приперся сюда и какого фига торчит перед чужим домом, но что-то, не поддающееся логике, вселяло уверенность, что все идет согласно утвержденному плану.
Неожиданно открылась узенькая калитка слева от ворот. Без малейших колебаний он вошел туда и направился к дому по изогнутой садовой дорожке, посыпанной красным песком.