Эльф из Преисподней
Шрифт:
Я мог бы применить волю и спалить аудиторию дотла вместе со всеми жалкими отбросами, собравшимися здесь. Однако было понятно, что местные не смотрели на результат. Им нужна была реакция от табличек с самоцветами. В лучшем случае они бы сочли учинённое мной результатом магии рода и отправили бы меня обратно к несуществующим предкам. Чтобы, значит, осваивал тайное искусство под присмотром.
А в академии нужны были результаты общей магии. Родовой тут не учили по определению. Хуже того, если раскопали, что я никакой не ублюдок местного дворянина, возникли бы вопросы: а откуда простолюдин имеет
Тем не менее гордость помешала мне принять поражение.
— Дайте мне трубку с магопием, и я вам покажу истинную магию! — объявил я.
Если эти примитивные аборигены знали о существовании Изнанки, они должны были оценить мой уровень. Прямо сейчас я готов был пообщаться с её жителями, пусть даже плата на Земле была выше, чем на Мундосе. Это, кстати, стоило проверить.
Глаза экзаменаторов нехорошо остекленели.
С другой стороны, если тут не подозревали о том, что у реальности есть оборотная сторона, моё требование могло выглядеть немного… подозрительным. Всё-таки магопий — крайне опасный наркотик. Чтобы не прибегать к нему, некоторые маги и шли на риск призыва демонов из Эфирия.
А ведь, хоть по мне такого не заметишь, демоны — непредсказуемый и опасный народец.
Главный преподаватель, заведующий этой частью поступления, кашлянул в кулак, разряжая обстановку.
— Ваши практические навыки, юноша, мы уже оценили. Давайте к аппарату, и закончим здесь.
Юноша! Это я-то — юноша! Этот хрыч с клубками волос возле ушей и сморщенной лысиной прожил от силы лет семьдесят! Даже моё эльфийское тело было старше него. А если припомнить, что я — великий Малдерит, то все эти тупоголовые смертные были лишь крупинкой соли в океане моего необъятного опыта.
И нет, я не был обижен на то, что даже с наставничеством Лютиэны простейшие заклинания работали через раз. Я был выше этого.
Хотелось кого-нибудь убить.
Лютиэну определили в другую группу испытуемых. Увы, моей очаровательной вещи рядом не было, а это хорошего настроения не добавляло. Демонам не рекомендовалось надолго разлучаться с вещами в мире смертных. Для благополучия этих самых смертных рекомендовалось.
Я приблизился к постаменту с табличкой и возложил на него руку. Тотчас меня окружил рой перемигивающихся огней. Самоцветы ослепительно засияли, и от постамента повеяло жаром. От кучки испытуемых донеслись вздохи, а от ряда преподавателей — ругань.
— Убери, дурень этакий, ладонь! — проскрипел главный старик. После того, как пальцы перестали касаться постамента, всё пришло в норму. Вновь заскрипели карандаши по блокнотам, на сей раз куда оживлённее. До меня долетели обрывки тихих переговоров преподавателей:
— …такой потенциал!..
— Но совсем ничего не умеет, даже на уровне интуиции…
— Простолюдин? Скорее всего. Любой род развил бы…
— Проходи на площадку, — сказал старик, задумчиво почёсывая впалую щёку карандашом, — Допущен дальше.
Он вернул мне бланк, который забрал в начале испытания. Теперь в одном из квадратов сияла зелёная галка.
Вздохи со стороны группы испытуемых стали отчётливее. Почти все среди них были дворянами — это легко угадывалось по богатым одеждам, а висевшие на поясах мечи проясняли всё для самых тупых. Черни оружие не полагалось. Я улыбнулся им, улавливая кисловатую зависть.
Академический комплекс, располагавшийся на северо-востоке Петрограда, был поистине огромен. Здания, в которых тестировали склонность к местной так называемой магии, жались друг к другу. Выхода из них было два. Один — назад к главным воротам, второй — к гравийным дорожкам, которые обрамлялись полосами манерно подстриженных кустарников. Дорожки эти вели прямиком к большой тренировочной площадке, которую защищала от любопытных взоров живая изгородь.
Из-за кустов, скрывавших другие мини-арены, доносились звуки сражения — крики, кличи, лязг стали о сталь и прочие развлечения слабых духом. Ибо кем надо быть, чтобы полагаться на мечи, а не на магию, если ситуация приобретает опасный поворот?
На площадке собралось порядочно кандидатов, прошедших первый этап. В основном они поделились на группки. Вне компаний оказались только дворяне-изгои, простое облачение которых выдавало их низкий социальный статус, да немногочисленные простолюдины.
Лютиэны на горизонте не виднелось. Я почувствовал укол сожаления — после испытанной неудачи мне хотелось прикоснуться к вещи. Может быть, обнять. Или даже поцеловать. Душевное равновесие было нарушено, и лучший способ это исправить — очутиться вблизи от неё.
Но у любой бури есть глаз, где царит штиль. Возможно, настало благоприятное время для того, чтобы расширить гарем? Или хотя бы заронить семена в плодородную почву, чтобы позже пожать сердечную интрижку.
На краю сознания билось нежелание. Я так и не понял, моё оно или Нани вдруг осмелился подать голос. Да, сестра была до одури красива, и ни одна человеческая девушка с ней не сравнится… Так что ж теперь, позволить оборваться алой нити распутства? Нет, это тоже оставалось в пределах допустимого. Новые впечатления — верность, порядочность и прочие абстрактные понятия.
Собственно, из-за того, что Лютиэна стала моей вещью, её привлекательность для меня увеличилась в разы. Поищите демона, которому не нравится обладать вещью. Подсказка: такого не существует. И пусть сестра была подделкой, но самоубеждение — великая сила.
Я выбросил пустые размышления из головы и обозрел толпу. Тотчас глаз зацепился за крайне привлекательную особу в мундире, нещадно подчёркивавшем её грудь. Она убедительно доказывала, что соблазнительность форм лежит не в объёме, а в правильной презентации.
А может быть, я так привык к Лютиэне как к стандарту, что напрочь потерял интерес к внушительным размерам?
Что, если у меня развился сестринский комплекс?
Пожалуй, поздновато об этом задумываться.
Особу окружали громилы, представлявшие не то почётную свиту, не то охрану. Судя по тому, что были молоды — скорее всего, прихлебатели.
Я приблизился к двум дворянам, которые по виду были достаточно бедны, чтобы не чураться простолюдина. Первый имел внушительную комплекцию — хоть ставь его, хоть клади, всё едино. Но в глазах у него застыло нерешительное, малость виноватое выражение, как у пёсика, который вернулся с улицы с грязными лапами и натоптал на полу. Второй аристократ гордо задирал подбородок; это плохо ему шло. У него и без того ярко проявлялись феминные черты, а в выбранной позе тонкие черты лица и пушистые ресницы выделялись ещё сильнее.