Эльфийка. Переполох в Академии
Шрифт:
— Куда ты меня тащишь?
— Мы едем в Джи-Транс, это очень дорого, но мне пришлось.
— Сними с меня браслет, я теперь умею строить межмировой телепорт, доберемся бесплатно.
Он смерил меня взглядом и покачал головой:
— Я тебе больше не верю, Улли. Я никогда его с тебя не сниму, пока ты не повзрослеешь и не осознаешь, что ты натворила. И твой куратор за это ответит. И вся его Грань ответит. И Деймону ис’Теру я уже все сказал, это произошло с его попустительства. Ему тоже светят серьезные санкции, и всему Джи-Трансу, Альянс меня поддержит, когда я им покажу, во что они тебя превратили.
Он смерил взглядом мое тело, пытаясь не демонстрировать эмоций, но я видела на его лице отвращение, это было так обидно. Он заметил что-то на моем лице и сочувственно погладил меня по руке:
— Не переживай. Хирургия уже давно решает такие вопросы, я найду для тебя лучших специалистов.
Я вспыхнула и ощетинилась:
— Не надо мне ничего "решать"! Это мое тело, я не позволю его резать!
— Ты пока в шоке, и не понимаешь, но когда ты все осознаешь…
— Да я впервые в жизни чувствую себя красивой! Не смей за меня решать, как мне выглядеть! Я совершеннолетняя, и я замужем! Ты меня похищаешь, это нарушение законодательства! Сними с меня эту дрянь немедленно!
Он поморщился и виновато шепнул:
— Ты меня вынудила.
И мое сознание опять потухло.
Проснулась я в своей кровати в своей комнате в доме родителей. На стенах были обои с мишками, на белой мебели наклейки с зайчиками и уточками, на книжной полке стояли сказки — специально поставили, когда я здесь жила, там валялись вперемежку научные труды, поэзия и фантастика про космос. Наглядно мне показали, кто я в этом доме.
Было так страшно, что я не решалась шевельнуться, но все же достала из-под одеяла руку и посмотрела на ладонь — ничего не поняла. Пощупала грудь и вздохнула с невероятным облегчением — грудь была на месте, никто меня не резал, пока что.
Снизу донесся сладкий голос мамы, такой же фальшивый, как был у Асани, когда она здесь жила:
— Улли, малышка, иди кушать!
Интересно, а мама за пределами нашей Грани так же преображается, как преобразилась Асани?
За окном пели птицы, разноцветные чужие фамильяры, привыкшие, что я их кормлю по утрам.
Я встала с кровати, осмотрела странный балахон в розовых оборочках, в который меня одели для сна — двести с лишним лет такого не носила, интересно, где они его раздобыли, да еще и моего размера?
— Улли, дорогая, кушать!
Я открыла шкаф и увидела там Ромкины вещи, переоделась, собрала волосы и спустилась вниз. Там мама накрывала на стол, разливая по крохотным тарелкам зеленую жижу — крем-суп из шпината, гадость. Мама улыбнулась мне с медовой нежностью:
— Садись, дорогая. Как спалось?
Я сложила руки на груди и заявила:
— Если вы сейчас же не прекратите делать вид, что все в порядке, я вам докажу, что это не так.
— Просто бери ложечку и садись кушать. Ты дома, все хорошо.
Меня трясло он этого сюсюканья, хотелось орать и крошить мебель, швыряться вещами и телепортировать многоэтажки.
— Нет, дома я была там. А здесь я у вас. И снимите с меня браслет, это незаконно.
— Ты в шоке, это пройдет…
— Да, я в шоке от вашего поведения. Снимите немедленно.
— Садись, — мама с улыбкой выдвинула мне стул, я покачала головой, отказываясь верить, что моя родная семья может быть настолько глухой ко мне.
— Вы сами нарвались.
Я стала поровнее, вдохнула поглубже, и выдала самый впечатляющий в своей жизни девчачий визг. Получилось так здорово, что я сама удивилась — у меня и раньше глотка была луженая, а теперь она вообще превратилась в оружие, стопудово Ромкино влияние. Родители держались за головы, как контуженные, я широко улыбнулась:
— Ух, как получилось хорошо! Повторить?
— Улли, прекрати нас позорить, — повысил голос папа, я качнула головой:
— Это вам было бы неплохо прекратить позориться. Я замужем. У меня своя жизнь, — я показала им свою татуировку, папа ответил:
— Мы найдем способ расторгнуть твой глупый брак без проволочек.
— Мой брак — самое умное, что я вообще в своей жизни сделала!
— Ты ошибаешься.
— Это мне решать.
— Нет, ты пока еще не можешь это решать сама, ты слишком маленькая и глупая для того, чтобы принимать такие решения!
— Мне двести лет!
— Ума у тебя на восемь!
Я медленно глубоко вдохнула и подняла указательный палец жестом последнего предупреждения:
— Если вы не снимете браслет через минуту, я приму еще более глупое решение, и подам судебный иск на собственных родителей, опозорив вас на все Содружество.
— Ты этого не сделаешь, малыш.
— Я не малыш!
— Улли…
— Меня зовут Юля! Юлия Волкова! Понятно?!
И где-то вдалеке мне ответил трубный рев моего лося. Он не пришел бы сюда сам.
Я начала медленно улыбаться, многообещающей такой нехорошей улыбочкой клана Волковых:
— Все, попал ваш Сильвин-тэр, за мной муж едет, — набрала воздуха побольше и завопила: — Рома!!!
Папа шевельнул пальцами и я замолчала — заклинание онемения, ну и что, уже поздно. Я продолжала ухмыляться как победитель, еще раз показала свою татуировку, постучала по ней пальцем — я знала, все знали, что ни один суд в мире не одобрит расторжения слитого брака без желания обеих сторон. И папа это понимал, единственное, что он мог сделать, это не отдать меня Ромке физически, хотя это и незаконно, и об этом тоже все знали. Но это можно было сделать только тихо, соврав всему миру, что я больна или безумна, и лечусь. А когда вокруг дела уже подняли шум, и в это вовлечено много народу, ничего у него не получится.
Папа смотрел на меня, мама стояла молча с тарелкой в руках, где-то далеко на улице стал раздаваться низкочастотный ритмичный грохот, который передавала земля, потом появился звук множества голосов, хором орущих походную строевую на языке Грани Дэ, его здесь все знали: "Маруся, от счастья слезы льет, как гусли душа ее поет!"
Грохот приближался, я улыбалась все шире, хор замолчал и один внушительный голос позвал:
— Староста ле Гриннэ, выгляни за ворота, а! У вас товар, у нас — купец!