Эльфийская радуга
Шрифт:
Уворачиваясь от второй стрелы, Фиро круто забрал вправо, ушел по широкой дуге в сторону и вверх. Нужно было оглядеться и выяснить, сколько шиммакских бойцов охраняют обоз. Это оказалось несложно – противники не собирались скрываться. Откуда-то из-за движущихся повозок в воздух поднялись трое всадников на мелких косматых вивернах, близких родственниках Ичира, живущих на северной стороне Шимаккских гор. В отличие от западных вивернов, эти обрастали поверх чешуи густой шерстью рыжей, бурой или серой масти, по размеру были мельче раза в полтора, а по норову – гораздо свирепее и непредсказуемее. Такое обстоятельство не мешало шимаккским воинам управлять свирепыми тварями с помощью
Фиро выругался про себя, шиммакцы оттеснили его от обоза, заставив уйти еще южнее, чтобы не попасть под прицел. Караван прибавил ходу – до границы осталось немного. Шиммакцы не отставали, прижимались вплотную, то и дело выпуская стрелы. Получив очередную стрелу, черный виверн отчаянно взревел и резко пошел на снижение, противники бросились следом, зашли сверху, заставив преследователя прижаться к земле. Охранники дружно теснили его на восток, заставляя двигаться быстрее и все сильнее отдаляться от заветного каравана.
Чудом оторвавшись от преследования на несколько корпусов, Фиро дал шпор своему летуну, но тот лишь болезненно зарычал и принялся метаться в воздухе, обезумев от полученных ран. Этой короткой задержки врагам хватило, чтобы догнать своего бывшего преследователя и атаковать всем скопом.
Мечи Фиро свистнули в воздухе, скрещиваясь с клинком шиммакца на кривомордой рыжей твари. Два остальных врага не остались в стороне – их виверны вцепились зубами в Ичира: один в крыло, другой в глотку… С огромной высоты живой ком из людей и чудовищ полетел вниз и распался лишь у самой земли.
Виверн Фиро чудом удержался в воздухе. Снова пришлось отступать. Назойливые враги не унимались, а Ичир уже едва держался на лету. «Проклятье!» – Фиро скрипнул зубами в бессильной ярости. Добыча, которая была так близко, снова ушла. В очередной раз Белый Кролик умудрился сбежать: словно в насмешку покрасовался перед преследователем, подразнил, а потом растворился в дорожной пыли, пересекая роковую границу.
Решив уйти от назойливых шиммакцев, Фиро направил виверна вверх, заставив прорваться через толстое покрывало бело-серых облаков. Он надеялся обойти врага поверху, полагаясь на скорость и силу своего летуна, но противники предугадали его маневр. Лишь один рыжий виверн поднялся следом, остальные два направились обратно к обозу, отступая к своим и окружая неугомонного врага. Оказавшись с трех сторон от него, шиммакцы снова подняли луки. Стреляли они отменно, не промахнулись даже по мелькающей между облаков мишени…
Черный виверн закрутился, метнулся и застыл. Его тело обмякло, крылья ушли вверх, теряя опору, а голова закинулась на спину, вжимая в седло всадника. Шиммакцы разлетелись в стороны, провожая взглядами падающего врага, который, кружась вокруг своей оси, пробил густые облака и полетел к земле.
Принц Зиура – интересно, какой он? Мысли о нем все время порождали сомнения и страх. Хотя порой этот страх разбавляли нотки непроизвольной гордости. Избранница принца. Наверное, это престижно, наверное, не каждой девушке суждено удостоиться такого выбора. Но что лежит в его основе? Красота? Как банально. Красота неоправданный повод для гордости. Красивы породные собаки, яркие павлины и кони дорогих кровей. Все они продаются на рынке, стоя рядами и ожидая своей участи. Нет. Обладать красотой, которую продают на базаре не слишком лестно, хотя, для местных девушек это, похоже, в порядке вещей…
Каждый день, прожитый в гареме Зиуры, заканчивался для Тамы облегченным выдохом. Цела. Не выбрали. Не увели. Потом следовала ночь тревожного сна, нервных метаний в полудреме и резких пробуждений. Здесь, в жилых комнатах гарема никто не спал спокойно. Хотя, некоторые, казалось, уже привыкли к такой жизни и находили в ней свои плюсы, которые, к слову сказать, тоже имелись.
Тысяча прекрасных девушек, придирчиво собранных со всей земли, жили по трое в просторных светлых комнатах, окна которых выходили на дворцовый сад. Жилые покои соединялись с главным залом, в котором находился сад внутренний. Его вдоль и поперек разрезали ровные каналы купален и пестрые островки цветущих в горшках и кадках домашних растений. Дальняя стена зала открывалась в коридор, отделенный от помещений гарема зарешеченными арками, над которыми красовалась огромная карта Инишера с окрестностями, выполненная из серебра и украшенная самоцветами.
За решеткой со стороны коридора все время дежурили охранники. К слову сказать, они не слишком утруждали себя работой и большую часть времени уделяли здоровому сну. Охранники почти не обращали на наложниц внимания. Они либо храпели, либо развлекались разговорами, обсуждая лошадиные бои, оружие, погоду и цены на городском рынке.
Со стороны воины Зиуры казались беспечными, но их сонная леность была напускной. Шаги начальника стражи они слышали издалека, даже когда дремали. Одно движение – стражники, все как один, выстраивались вдоль решетки, отделяющей гарем, и вытягивались по струнке. Когда удовлетворенный проверкой начальник уходил, они, вздохнув с облегчением, продолжали свою праздную болтовню. Порой к этим беседам примыкал кто-то из девушек-наложниц, пытаясь узнать последние новости о том, что происходит за пределами дворца.
Девушки из гарема не водили меж собой дружбы, но те, кто прибывал туда в одном обозе, старались держаться вместе. Трудно быть одному, если тебя не поддерживают, не сочувствуют, не ободряют. Одиночество лишает силы, лишает надежды, заставляет смиряться и покорно ждать своей участи.
В гареме дни тянулись за днями.
Наступившее утро не предвещало ничего нового – ставшее привычным праздное ожидание вечера, когда старший евнух объявит роковой выбор, и одна из юных рабынь отправится навстречу неизменной судьбе.
После полудня Мильва и Киндэль пошли в купальни. Мучимая долгом Тама была несказанно рада тому, что наконец-то смогла остаться одна. Собравшись духом, она отстегнула шкатулку от цепи и поставила на туалетный столик. Отпрянула, подавив вырвавшийся вскрик – шкатулка двинулась и повернулась. Осторожно открыв ее, девушка увидела, что отрубленную руку не тронуло разложение. Черные татуировки, как прежде, виднелись на гладкой загорелой коже, даже обрезанная вена продолжала бугриться синей выпуклой змейкой, словно отсеченное тело все еще могло питать ее кровью. Когда движимая неведомой силой шкатулка замерла, мертвые пальцы дрогнули и согнулись, изображая указующий жест.
Рука указала на окно комнаты. Осторожно, повинуясь какому-то внутреннему чутью, Тама вынула кисть из шкатулки. Ощутив ладонями мертвенный холод, крепче сжала пальцы, чтобы ненароком не выронить страшную ношу. Замерев перед окном, обнаружила, что отрубленная рука снова двинулась, настойчивая указывая куда-то на юг.
«Так вот в чем суть этой карты! – догадалась Тама. – Рука указывает путь к Ключу в прямом смысле слова. Интересно, сама Лэйла знала об этой особенности? Если знала, то почему не сказала сразу?»