Эльфийские камни Шаннары
Шрифт:
— Именно дым из этой горящей башни, Вил. Мы с Генвен весь день кружили над дебрями. Я знал, что вы где-то там, внизу. Я это знал. День почти прошел, я должен был возвращаться во Взмах Крыла, но я не мог улететь. Я знал, что еще понадоблюсь принцессе. Вил, она такая бледная.
Потом Вил почувствовал, что его посадили на Генвен, тонкие руки Эретрии привязали его ремнями к птичьей спине.
— Амбель… — прошептал он.
— Она здесь, целитель, — тихо ответила Эретрия, — Теперь мы все спасены.
Услышав это, Вил позволил себе расслабиться — он медленно уносился в беспамятство, сгущающееся вокруг, как ночь.
— Эльфин? — позвал его тихий голос.
Вил открыл глаза — внизу стоял Хебел и смотрел на него.
— До свидания, эльфин. Дальше я не пойду с тобой. Этот дикий край — мой дом. Теперь я обошел его целиком. Все, как я хотел. И Шлынд. Он, похоже, поправится. Эта черненькая помогла мне закрепить лапу, и он как пить дать скоро выздоровеет. Он крепкий пес — мой Шлынд. — Старик придвинулся ближе, — Ты и эльфийка — я желаю вам счастья.
Вил тяжело сглотнул.
— Мы… тебе очень обязаны, Хебел.
— Мне? — Старик добродушно рассмеялся. — Не мне. И никому. А теперь — удачи тебе.
Он отошел в сторону и пропал. Потом появилась Амбель — она съежилась впереди на спине у Генвен; сам Пек сел сзади, быстро проверив поводья и упряжь. Потом мальчик издал какой-то странный клич — Генвен медленно взлетела, ее золотистые гигантские крылья распростерлись над черной ямой Лощин. Она поднималась все выше в небо, темные леса Диких дебрей падали вниз. Далеко впереди показалась стена Скалистого отрога.
Вил крепко прижался к Амбель. Через мгновение он заснул.
Глава 50
Ночь окутала Арборлон. Пройдя по пустынным, спящим Садам Жизни, Алланон с серебристым посохом в руках поднялся на вершину холма, где стояла Элькрис; маг поплотнее запахнул черный плащ, спасаясь от ночного холода. Он пришел, чтобы побыть с ней, пришел успокоить ее. Это последние ее часы; очень скоро она освободится от бремени, которое несла столько лет.
Маг на мгновение остановился, глядя на дерево. Странное ощущение испытал бы тот, кто увидел их сейчас, внезапно подумал Алланон: друид и Элькрис, застывшие черные силуэты на фоне освещенного луной летнего неба; человек, стоящий в молчании перед засохшим, бесплодным деревом; лицо человека — бесстрастная маска, скрывающая обуревавшие его чувства. Но сейчас их никто не увидит, никто не придет сюда. Так решил Алланон: эту ночь они с Элькрис проведут вдвоем, никто, кроме него, не будет свидетелем ее смерти.
Маг ступил вперед, ее имя шелестело в его сознании: «Элькрис», Ветви дерева, испуганные и настойчивые, медленно опустились на плечи друиду, он тут же ответил ей — хотел успокоить.
«Не надо отчаиваться, — повторял Алланон. — В тот самый памятный день, когда эльфы сражались за Арборлон, когда битва была наиболее яростной, в полдень случилось что-то, дающее нам надежду. Далеко на юге, в темных лесах дикого края, куда ушла последняя из избранников, ее хранитель вызвал к жизни магическую силу эльфинитов. И я добрался до него и прикоснулся к его мыслям — быстро, лишь на мгновение, чтобы Дагдамор не успел его выследить. Но и мгновения было достаточно, Высокочтимая госпожа, они нашли Источник Огненной крови! Возрождение вот-вот наступит!»
Друид ждал. Но Элькрис ничего не отвечала. Ослабевшее дерево или не слышало мага, или уже не понимало. И все же чувства еще не умерли в ней, она сознавала его присутствие, понял друид, но сознавала лишь то, что в свои последние минуты она не осталась одна.
На него нахлынула печаль. Он пришел слишком поздно.
Маг затих, ничего сделать он не мог — только остаться с ней до конца. Время тянулось мучительно медленно. Иногда ее беспорядочные мысли добирались до сознания Алланона, сверкая, как мимолетные цветные вспышки, — образы того, что было, и грезы о том, что будет. Друид терпеливо принимал эти образы-мысли и отвечал: он здесь, он ее слушает, он ее слышит. Вместе с ней он примерял покровы смерти, что тщетно пыталась сбросить с себя Элькрис. Они касались друида, и он чувствовал холод этих прикосновений — слишком выразительно говорили они, что и сам он смертен.
«Все пройдет дорогой, которой сейчас идет Элькрис, — так шептали они. — Всё и все. Даже друид».
На мгновение мысли Алланона обратились к его собственной смерти. Он смог продлить свою жизнь — она во много раз уже превышала пределы жизни обычного человека, — но ведь и он когда-то умрет. Как и Элькрис, он последний в своем роду. Друидов больше нет, никто не придет за ним следом. Когда он умрет, кто станет хранить тайное знание, передаваемое из поколения в поколение еще со времен первого Совета друидов в Параноре? Кто тогда будет владеть магией, которой теперь повелевает только он? Кто станет хранителем родов?
«Может быть, — внезапно подумал он, — еще удастся найти такого хранителя?»
Ночь подходила к концу, бледный проблеск рассвета прорвался сквозь тьму восточного неба. Жизнь зашевелилась в безбрежных лесах Западных земель. Внезапно Алланон почувствовал, что в прикосновении Элькрис что-то изменилось. Он терял ее. Маг не отрываясь, напряженно смотрел на дерево, руки его сжимали серебряный посох, словно это могло удержать жизнь, которая неумолимо покидала ее. Образы стали реже, сияние разлилось по утреннему небу. Боль, что все время дер-}кала его в напряжении, слегка поутихла; ее сменила какая-то странная отрешенность. Над восточным горизонтом показался краешек солнца, ночные звезды поблекли и растворились.
Вдруг образы исчезли. Друид напрягся. Посох в руках стал холодным. Все кончено.
Он осторожно положил посох под дерево. Потом повернулся и, не оглядываясь, пошел прочь из Садов.
Андер Элесседил молча стоял у постели отца. Бинты и одеяла скрывали худое тело; грудь короля медленно поднималась и опускалась — только это говорило о том, что он еще жив. Король спал беспокойным, прерывистым сном, блуждая в сером тумане между жизнью и смертью.
Чувства и воспоминания нахлынули на Андера и закружились в его сознании, как листья, гонимые порывом ветра. Его разбудил Гаел, встревоженный и испуганный. Юный лаж не мог уснуть. Он беспокоился о своем короле и вернулся во дворец, надеясь занять себя приготовлениями к наступающему дню. Но двери были закрыты, а стражи почему-то не было. Об этом он тотчас сообщил Андеру, который мгновенно поднялся и, позвав гвардейцев, бросился во дворец. Услышав отчаянные крики Эвентина, они взломали дверь и ворвались во дворец, где стали свидетелями окончания смертельной схватки: король дрался с демоном — с чудовищем, принявшим облик Манкса. Некоторое время Эвентин еще оставался в сознании: пока они несли его, израненного, окровавленного, в спальню, он что-то в ужасе шептал о поединке и предательстве, потом впал в забытье.
Как ему удалось выжить? Откуда взялось столько сил? Андер покачал головой. Только те, кто видел, могли по-настоящему оценить эту схватку.
По Арборлону поползли слухи. Уже говорили, что король мертв, что город потерян. Андер сжал губы. Что ж, он быстро заставит их замолчать.
Внезапно он опустился перед отцом на колени и дотронулся до ослабевшей, безвольной руки. Он бы заплакал, если бы еще оставались слезы. Какая ужасная судьба была уготована старому королю! Два его сына и ближайший друг погибли. Его любимая внучка пропала бесследно — скорее всего, уже навсегда. Его страна захвачена врагом, которого он одолеть не может. Эвентин лишился всего — у него все отняли. Что же дает ему силы жить? Ведь смерть, безусловно, была бы для него желанным облегчением.