Эльфийский бык 2
Шрифт:
— Любовь, она или сил душе прибавит так, что душа эта с любой напастью справится. Или ранит, и снова так, что до смерти… почти до смерти. А с раненой душой сил жить не остается, — сказала Маруся раньше, чем успела сообразить, что говорит.
А главное, на шутку не переведешь.
Оба смотрят.
Иван чуть хмурится…
Принц эльфийский. Самый настоящий… и уши вон не облазят. И пятна красные сошли благодаря Аленкиной мази. И в целом физия с одеяниями гармонирует.
— Вельяминовым в любви очень не везло… в последнее время, — Таська
— Как-нибудь, — откликнулась Маруся, повернувшись к окошку. А карета подпрыгнула, покачнулась, прижимая Марусю к Ивану. И тот осторожно взял за руку.
— Не стоит бояться, — сказал он как-то очень спокойно, отчего страх и вправду отступил, пусть и ненадолго. — У меня точно нет намерений обидеть тебя. Или кого-то еще…
Намерения…
Если бы дело было только в намерениях…
— Ах, если бы вы знали, до чего здесь порою тоскливо, — произнесла Офелия и тяжеленные её ресницы дрогнули. — Я умоляла папеньку устроить этот вечер. И он согласился. Мне вас надо благодарить?
Ведагор поморщился.
Эта девица уже успела его утомить. Кажется, Свириденко был совершенно уверен, что предложение его столь ценно, что Волотовы не откажутся.
Ни от предложения.
Ни от Офелии.
И та, с папенькиного благословения, решила, будто просто-таки обязана сопровождать Ведагора. И теперь держалась рядом, на супруга, порой появлявшегося вблизи, не обращая внимания.
— Скорее папеньку, — сдержанно ответил Ведагор.
— В столице наверняка все иначе… а тут что… провинциальная помпезность. Я говорила папеньке, что вся эта позолота давно вышла из моды, он же уперся. Память об отце, наследие… — Офелия скорчила гримаску… и кивнула кому-то. — Идемте, это Василий Олегович, он из налоговой. Очень милый человек, хотя изо рта у него пахнет дурно. Но если не поприветствовать, то обидится.
Она потянула Ведагора за собой, заставив пожалеть, что он явился вовремя.
Можно было бы опоздать на четверть часа или даже на полчаса, сославшись на неотложные родовые дела. И тогда, глядишь, Офелия нашла бы другую жертву.
Или нет?
— А это Ведагор Волотов, если вы не знакомы… вы ведь не знакомы? — Офелия лучилась радостью, пока пухлый мужчина прикладывался к ручке. — У них с папенькой дела, но какие…
Никакие.
И не будет.
Потому что Ведагор не настолько из ума выжил, чтобы начинать совместное дело неясного свойства с партнером свойств ясно сомнительных.
— … я все-таки девушка… что мне говорят… ах, папенька вон там… простите, мне нужно засвидетельствовать почтение…
Ведагор, пользуясь случаем, отцепил хищную лапку Офелии.
— Прошу прощения, мне нужно вас покинуть…
— Конечно. Понимаю… эти мужчины… дела, дела и только дела…
Ему милостиво кивнули, позволяя удалиться. Правда, не оставили без присмотра, потому что рядом появился Севрюгин.
— Здесь сегодня людно, — произнес он. — Выпить не хотите?
— Нет.
— А я не откажусь… понимаю, что выглядит странно… меня Фелечка просила заверить, что я не против развода…
— А вы не против?
Судя по внешнему виду, Севрюгин выпить успел и не один раз. Он чуть покраснел, взгляд стал характерно-туманен, да и речь слегка изменилась.
— Нет, конечно. Я желаю Фелечке счастья. К сожалению, характеры у нас разные… я слишком слаб для такой женщины. Ей нужна твердая рука. И жизнь она любит яркую. А я вот домосед… хозяйство там… фермы, коровы. Помилуйте, где Фелечка, и где фермы? Но женой она будет отличной…
Для кого-то — несомненно.
— Понимаю. А где…
Тот, кто балаган этот затеял.
— Отошёл. Скоро выступление… вы любите скрипку?
— Не особо.
— Мне тоже больше скрипачки по вкусу, — Севрюгин пьяненько хохотнул над собственной шуткой. — Но что поделаешь. Кругом культура… вы скажите, чего вам надобно. Может, коньячку? Или там… не знаю, водочки?
— Воздержусь.
— А я вот… — он приподнял полу пиджака, продемонстрировав плоскую флягу. И икнул. А потом, воровато оглядевшись, прижал палец к губам и шепотом произнес: — Не связывайтесь. Офелия — редкая…
— Дорогой…
— Редкой красоты и ума женщина, — поспешил исправиться Севрюгин. — Мы о тебе говорили, дорогая… восхищались, можно сказать.
Взгляд Офелии был более чем выразителен.
— А… прибыли, — Севрюгин обернулся и пальцем ткнул куда-то. — Ишь ты… вырядились! Шуты столичные! Хотя какие они столичные…
— Это… что? — Офелия приоткрыла рот.
— Так… Маруся с сестрицею, — пояснил Севрюгин, прикрывая ладонью фляжечку, то ли чтоб ближе к сердцу прижать, то ли от пронзительного взгляда супруги защищая. — Нет, ну погляди на них… нет, ну кто из нормальных людей их всерьез-то воспримет…
— Никто, — согласился Ведагор с трудом сдерживая улыбку.
Надо же…
А младшенький подрос. И наряд ему идет. Даже что-то солидное в обличье появилось, не совсем, чтоб боярское, но всяко молодецкое. Надо будет сказать, чтоб фоток пару сделал, для матушки. Пусть порадуется.
Заодно и убедится, что жив-здоров…
И при девице.
— К слову, — глаза Офелии сузились. — А он, кажется, тоже Волотов… не ваш родственник?
Ведагор посмотрел на Офелию.
На младшенького, которого держала под руку статная красавица, причем весьма так по-хозяйски держала, с большим намеком на будущее. И Ведагор ответил:
— Нет. Впервые вижу.
— Я так и думал! Самозванец…
— Отнюдь. Фамилия у нас не самая редкая. Род большой. Когда-то и ветви откладывались, к примеру, Волотовы-Сибирские или Волотовы-Казанские…
Кошкин тоже хорош.
Выше.
Тоньше.
И главное, на физии — такое характерно-эльфийское выражение лица, где и тоска, и печаль, и осознание тленности бытия вкупе с чувством собственного превосходства над простыми смертными. Даже вытянутые уши смотрелись вполне гармонично.