Эльфийский посох
Шрифт:
Ее ресницы дрогнули, но не поднялись.
— И как раз Кимерта я подозреваю в первую очередь, — продолжал Энрах. — Если этот червяк еще раз подойдет к тебе…
— А если ты еще раз подойдешь ко мне, — перебила она, сосредоточившись на лежавшей на коленях сфере, — то я расскажу Тиаль, кто стоял у лорда на груди, когда тот лежал на углях.
Энрах упал на колени, пытаясь взять ее ладони в свои, но Эоста быстро убрала руки за спину.
— Не делай этого, любимая, — жарко зашептал страж троп, умоляюще заглядывая ей в лицо. — Ты же не убийца, Эоста, и не можешь ею стать. Ведь ты чиста как небесный ангел. Я же не знал, что там, под его спиной, какой-то раскаленный меч, а угли лорду не страшны, он и с костра инквизиторов уходил невредимым. Я лишь хотел, чтобы он оставил тебя в покое. Он лишит меня даже той малости, что ты мне позволяла, — просто быть рядом и видеть тебя. Только рядом с тобой я могу стать другим, лучшим, только в тебе мое спасение!
Он умолк, ожидая ее ответа, и услышал:
— Изыди!
Горькие морщины прочертили лицо Энраха, и в его голосе зазвучала мука:
— Не гони меня, Эоста! Ты же не знаешь… не знаешь, что ты для меня значишь с того самого мига, как я в свите лорда подъехал к храму Галлеана близ Элаана. Там была битва, помнишь? Ты стояла над грудами праха, как скорбный ангел, сошедший с небес и увидевший, что на земле все мертвы. Все до единого. И как будто в твоих руках — спасение, но спасать уже некого, ты принесла надежду сердцам, но они мертвы… Это страшно, Эоста, когда ангелам некого спасать. Не лишай меня надежды. Я живу лишь в миг, когда ты смотришь мне в глаза. В этот миг я вижу, что в мире есть что-то еще, кроме ада!
Она молчала, низко опустив голову. Сфера на ее коленях замерцала крохотным огоньком. Энрах поднялся, отошел в сторону, сжав кулаки, и чуть повернул правый, как поворачивают ключ в замке. Сфера погасла, но тут же затлела снова.
Пророчица закрыла огонек руками, прикусив губу. Может быть, это случайное совпадение, но почему ей так захотелось спрятать артефакт лорда подальше от жгучих глаз стража троп? Как и саму себя.
Перестанет ли зло быть злом, если полюбить его?
Девушка отложила артефакт и склонилась над кучей длинных и тонких, как иглы, листьев, чтобы выбрать материал для веревки. А когда выпрямилась вновь, сферы уже не было.
Вскочив, Эоста первым делом отыскала взглядом вора Сонила. Тот все еще шептался с Тинирой, да и вряд ли он успел бы украсть артефакт. Энраха нигде не было видно.
— В путь! — пронеслось над лагерем.
Вскоре отряд уже продолжал поход, и каждый в пути подозрительно косился на соседа.
Так эльфы и шли за Посохом Духа — каждый сам по себе, а волки сопровождали их дружным воем, продиравшим до озноба.
Глава 9. Проклятие меча
Когда Лиэн чувствовал, что начинает терять контроль над собой, он убегал и плелся далеко позади, уверенный — уж след-то меча он точно не потеряет. Когда отца настигал приступ, единорог возвращался за сыном. Охотник приводил полумертвого в чувство и снова исчезал, едва услышав вопрос:
— Кто ты?
Вопрос звучал все реже: лорд начал узнавать Лиэна.
Однажды по сердитому взору единорога охотник понял, что Росинфину смертельно надоела такая чехарда и в следующий раз он принесет его к отцу не в седле, а нанизанным на рог.
— Не сердись, — шепнул ему Лиэн. — Я буду держать себя в руках, обещаю.
И обещание свое выполнил.
— А, это ты, охотник. Вот и опять мы встретились, — придя в себя, загадочно молвил Даагон, озираясь, словно ожидал кого-то другого.
С тех пор Лиэн уже не отходил от лорда. Да и опасно было оставлять его беспомощным: они уже несколько дней слышали довольно близко волчий вой. Впрочем, отец и сын почти не разговаривали — каждый сосредоточился на собственной борьбе.
— Я не всегда был такой развалиной, Лиэн, — зло сказал лорд после очередного падения. — Да и сейчас калекой себя не считаю — в случае чего клинок удержу и левой. И тот меч научусь держать. Мне уже легче переносить это.
Даагон разительно изменился за эти несколько суток: его седина уже не выглядела столь контрастно к еще недавно молодому лицу и ярким глазам — он резко постарел, будто прогорал изнутри дотла.
Каждый раз, прикасаясь к сплетенной воедино боли меча и мага, охотник чувствовал, что клинок — или то, что от него осталось, — словно истончался, но пытается спастись, погасив плавящий его огонь Галлеана. И Лиэн холодел от понимания, почему его отцу становится легче переносить боль: если он привыкал к ней, то магия проклятого меча побеждала. А самое мерзкое — Лиэн знал, что может помочь, но боялся вместо этого убить отца, случайно разрушив щит отшельника, разделившего две его, Лиэна, сущности — родовую магию древа Эрсетеа и силу Древа Смерти.
«Когда ты убиваешь, сын Даагона, — говорил учитель, — то тянешься к тому источнику, чья сущность — смерть, и мой щит трещит. А что будет, если Древо Смерти получит доступ к магии Эрсетеа, к огню творения Галлеана, ты знаешь. Ты и без того не можешь его обуздать, а тогда этот огонь станет воистину смертоносным Черным огнем. В первую очередь поэтому, а вовсе не из-за риска погибнуть тебе нельзя ввязываться в схватки. С каждым убитым тобой, будь это даже нежить, зов Древа будет усиливаться, и когда-нибудь он станет непреодолимым. Ты перевоплотишься полностью и сам не заметишь. Понял теперь, горе мое двойное?»
Когда он любит… это может оказаться смертельно.
Человеческий маг не знал, как совладать с мощью огня Галлеана, унаследованного его остроухим учеником, рожденным под Двумя Лунами. А сам Лиэн не знал тем более. Но не только это останавливало сына Даагона: могло получиться то, что произошло с королевским колоколом.
Когда на Лиэна напал Двойник, охотник, падая, увидел направленный в сердце длинный магический кристалл, впаянный в обод колокола. Лиэн сбил его драконьим ножом, одновременно атакуя демона, — уроки Повелителя Иллюзий он помнил лучше, чем себя. Но результат получился ужасающим, и потом он долго ломал голову, почему. И лишь потом, исследовав поляну, осознал, что с его ударом в колоколе хаотично соединились все возможные магии Невендаара и уничтожили носитель.
Клинок в теле отца сейчас представлял почти такой же враждующий клубок магий. За все время совместного пути Лиэн не смог его расплести — не хватало знаний и самообладания. К тому же он страшился выпустить из запертого наставником сосуда дикую силу огня Галлеана, от которой пока просачивались наружу лишь капли. Да и тех хватит, чтобы убить. Малейшая ошибка — и конец.
Что же спасло отца, когда Алкинор, закаленный в драконьем пламени, приняв удар ножа, вошел потом в его тело? То, что в клинке не было примеси человеческой магии? Или то, что сам лорд — носитель творящего огня?