Эльфы, топор и все остальное
Шрифт:
— Значит, принялся за старое?
— Так точно.
— А у тебя взгляд изменился. И лицо, хм, затвердело.
— Дела и заботы, — сказал я.
Он кивнул и посмотрел на Виджи.
— Четырнадцать лет назад ваш супруг срывал овации в пьесе «Благородный варвар Шворц». Моя самая удачная пьеса, лучшая моя постановка — героический эпос о герое без страха и упрека! Как быстро катится время, как же я стар…
ИСветлые брови Виджи едва заметно выгнулись. На драматическую декламацию Отли обратили внимание с соседних столиков, пучеглазый служка тоже навострил уши. Я молча выругался. Треп о минувших днях — благое дело, но если Отли упьется и вздумает устроить представление… Театр тут под запретом, кроме того, Отли нужен мне свежим.
— Когда он вздумал уйти, мы взяли на роль Шворца одного малого, Мино Онмоа, но он играл хреново: таращил глаза, рычал и двигал ушами. Он бы еще лаял и хвостом вилял, тьфу!
— Зато был выше меня на полголовы.
В уголках глаз Отли собрались морщины.
— Дело не в росте, Фатик, а в умении раскрыть образ, я это тебе говорил, ему говорил, всем говорил. Да и какой из Мино варвар и, тем паче, артист? Так, обычный паренек с рыбачьих островов без огня, без полымя. Он нравился девушкам, но привлечь широкую аудиторию не сумел — слишком мелкое дарование, нет харизмы. С другой стороны, Фатик, в «Осуждении девственности» ты тоже выступил неубедительно.
Виджи покосилась на меня украдкой. Я стиснул зубы. Надо дать Отли некоторое время вести разговор, плавать в воспоминаниях. Пусть размякнет. Только как бы сделать так, чтобы он поменьше пил?
— Фривольная комедия — не мой жанр.
— О да! — Он провел пальцем дугу от Виджи ко мне. — Никогда не мог толком сыграть ловеласа. Зато героический эпос и романтика… Ты сочинил отличные стихи для «Муки разбитого сердца»!
И сердце на двоих одно! И нежность, и любовь И ласка… Дай мне ладонь, любимая… Я буду впереди. Широкой грудью отведу опасность!— Все женщины на представлениях выжимали платочки! Вот она, сила искусства! У тебя был талант, а ты ушел, пренебрег карьерой актера и сочинителя!
Гритт, ухо моей супруги заалело. В другое время я, горе-сочинитель и не совсем убедительный варвар Фатик, устыдился бы такого стихотворного дрянца, ну а нынче оно пошло мне на пользу. Во всяком случае, Виджи не станет больше числить меня по ведомству тупых и буйных, которым лишь бы выпить, подраться, облапить девок и стащить кошельки с трупов. Лучше быть романтиком, чем циником, ибо цинизм — удел убогих трусов.
Служка принес стряпню для нас с Виджи.
— А мой суп? А мое вымя? — вскинулся Олник.
— Ваш суп и ваше вымя готовятся, монсер гном.
Олник скис и, поднабравшись наглости, стибрил с половины стола Отли корочку хлеба. Я взялся за вилку. Виджи сидела молча, руки по-прежнему на коленях.
«Холодно, Фатик!»
Отли Меррингер все предавался воспоминаниям, щеки его раскраснелись. Сенестра убрала из-под руки своего хозяинаопустошенное блюдо.
Колокол отзвонил половину третьего.
Двадцать минут на еду. Десять — на уговоры. Пока ем — расспросы.
Компания южных орков за два столика от нас хрюкала, как поросячье стадо. Кожа их раскосых физиономий — красноватая и зернистая — напоминала о песках Гарандрийской пустыни. Я знал некоторых южных орков в свое время и умел различать их по физиономиям, за что они меня безмерно уважали. Компания трепалась об исходе крыс и птиц, позванивая медными бляхами на плотных стеганых кафтанах.
Все меньше времени до гибели Ридондо…
— Расскажешь, что здесь творится, Отли? Чем вы промышляете?
Он замер на полуслове, сморщил потный лоб. Переглянулся с Сенестрой, та, метнув взгляд в глубину зала, чуть заметно кивнула.
— Вы тут надолго? — Она словно диктовала ему, что спрашивать.
— Отплываем в Дольмир на закате.
Он потянулся к выпивке, и тут-то Сенестра накрыла кружку пальцами с аккуратно подрезанными ноготками — мягкий, но непреклонный жест. Отли принял волю рабыни… спокойно.
— Ну, если так… Только ради нашей дружбы, Фатик! Видишь тех особ? — Меррингер незаметно кивнул на служек в мышиных камзолах. — И вон того! — Он указывал на распорядителя зала, которого в Хараште именовали «метрдотелем».
— Да, и что?
— Это, дружок, грамотные простецы!
— Поясни.
— Сотни лет в Мантиохии правит Ковенант…
— Знаю об этом.
— Ты молчи и слушай, раз уж нарвался!
— Молчу и слушаю.
Олник расправился с корочкой и с любопытством поглядывал на курицу в меду.
— Ковенант, друг мой, это круг дворян, который владеет всеми землями, домами и прибыльными делами в Мантиохии, бизнесом, если говорить языком хараштийского Синдиката. Местная конфессия Атрея также в его подчинении. Ремесленные лавки — собственность Ковенанта, виноградники — собственность Ковенанта, Торжище, вот это заведение, дома с публичными женщинами, портовые биржи — все это его, и только его собственность!