Эльфы. Во власти тьмы
Шрифт:
Марак покачала головой.
— Значит, все ясно. Действуем максимально просто. Ллирон и других предателей не трогаем. Атаковали, взяли заложников и ушли. — Она многозначительно посмотрела на Эстока. — Никто из нас не может позволить себе роскоши задержаться в городе дольше необходимого.
— Мы не должны оставлять невинных обывателей запертыми в собственных домах и совершенно беззащитными, — вырвалось у Эстока.
— Эсток, — сказала Катиетт, и в голосе ее прозвучала сталь. — Мы уже говорили об этом. Нельзя объять необъятное. Помни о том, что мы собираемся сделать,
Эсток кивнул, но Ауум видел, что собрат остался при своем мнении. Такаар сумрачно взглянул на него и нахмурился.
— Мы все обязаны выполнять приказы своих лидеров. Иначе мы погрузимся в хаос. А там, где владычествует хаос, эльфы умирают.
В глазах Эстока вспыхнул гнев, и он уже открыл было рот, чтобы возразить. Ауум напрягся. Такаар же ограничился тем, что улыбнулся, хотя Ауум видел, что руки у него дрожат мелкой дрожью.
— То, что ты думаешь о таких вещах, и делает тебя ТайГетен. Я горжусь твоим гневом.
Паруса Эстока потеряли ветер. Он вздохнул и понурил голову.
— Это не делает мне чести, — сказал он. — Позор падет на мою голову.
— Только один из нас должен нести свой позор, — прошептал Такаар.
После его слов воспоследовало неловкое молчание. Он чувствовал его так же, как ощущал биение магических ловушек, установленных на мосту.
Пусть они боятся. Пусть они увидят настоящего тебя. Нерешительного. Испуганного. Малодушного.
— В магии есть своя красота, — сказал Такаар, крепко зажмурившись, чтобы не слышать своего мучителя. — Прекрасный и безупречный способ умереть. Точно так же, как красота присутствует в укусе тайпана или капельках пота желтоспинки.
— Но ты можешь овладеть ею и приручить? — прошептала Марак.
— О нет, — отозвался Такаар. — Пока нет, во всяком случае. Мне еще многому нужно научиться.
— Мы должны заявить о себе, сказать свое слово, — заключила Катиетт.
— Согласен, — подхватил Такаар.
И посмотрел на Катиетт, как делал всегда, когда его мучитель на время умолкал. Красивая, сильная, верная. Она почувствовала его взгляд и обернулась. Он не стал отворачиваться и отводить глаза, хотя в ее взоре и прочитал сожаление о прошедших впустую десяти годах.
— Что? — спросила она. — После такого твоего взгляда всегда следовали какие-то очень умные и важные слова.
— Мне очень жаль, — негромко сказал он.
— После прошедших десяти лет это даже не смешно, — ответила Катиетт.
— Я говорил о тебе.
— Я тоже. Но спасибо уже за то, что ты хотя бы пытался.
— И что это должно означать? — А ты ведь никогда не понимал ее, верно? Вечно отставал от нее на один шаг. Бедный Такаар. — Нет, ничуть. Себя мне не жаль.
— Что? — Катиетт выпрямилась, и черты лица ее обрели жесткость. — Сейчас у нас нет времени вспоминать прошлое. Вперед. Все сразу. Если маг сплетет заклинание, рассыпайтесь
— В общем-то, это — моя лучшая работа, — заявил Порадж, делая вид, что оскорблен в лучших чувствах. — Сам Истормун не сделал бы лучше.
— Поскольку до сих пор твоей лучшей работой оставалась борьба с крысами в трущобах Триверна, то твои таланты не вселяют в меня особой уверенности.
— Твоя беда заключается в том, Дагеш, что ты не в состоянии рассмотреть настоящего произведения искусства, даже если ткнуть тебя в него носом.
— Я вообще ни черта ни вижу. Да и как я могу видеть заклинания? Я ведь не маг, верно?
Порадж улыбнулся. Иногда Дагеш бывал очень забавным. Особенно когда напускал на себя деланую воинственность. Если им повезет, то совсем скоро он начнет пародировать Гарана.
— Увы, мой бедный незрячий друг. Раз такой прекрасный мир остается для тебя навсегда закрытым, тебе приходится полагаться лишь на меня, несчастного смиренного мага.
— Проклятье, откуда они взялись? — Дагеш махнул рукой в сторону тропического леса, откуда доносилась неумолчная какофония дьявольских звуков. — Эй, парни, а ну-ка все сюда. К нам пожаловали гости. Пора ставить защиту, тебе не кажется, Аджо?
Проследив, куда указывает вытянутая рука Дагеша, Порадж заморгал так, словно увидел привидение. В круге света от ламп и факелов, но недостаточно близко, чтобы привести в действие заклинания, стояли проклятые размалеванные эльфы. Их неожиданное появление заставило его содрогнуться. Он не видел, как они сражаются, зато слышал, что рассказывают другие. Ужас.
— Джилан, прикрой меня, будь любезен.
— Да, босс.
Стражники выстроились вокруг Дагеша в нескольких ярдах от конца моста. Эльфы же сгрудились вокруг своего соплеменника, который, честно говоря, выглядел среди них просто неуместно. Казалось, кто-то побрил его собачьей челюстью. Но было в нем нечто такое, что выдавало его понимание происходящего, и это Дагешу совсем не нравилось.
Они просто смотрели на них, безмолвно и неподвижно. Глаза их не моргали. Порадж ощущал исходящую от них холодную агрессию и ненависть. Намерения их были вполне понятными, хотя он и знал, что до моста им не добраться.
— Что они намерены делать? — вопросил Хадран, и его рокочущий бас эхом отразился от бурных вод реки, несущихся под мостом.
— Я думаю, что они не слишком умны, — отозвался Дагеш. Он сделал пару шагов вперед и поманил эльфов к себе. — Идите сюда. Присоединяйтесь к нам. Места всем хватит. А вообще вы рановато пришли сдаваться. Наверное, с определением времени суток у вас нелады, а? Рассвет — это когда встает солнце. Чертовы остроухие дикари. Тупые как пробки.
Стоявшие позади него люди рассмеялись. Дагеш даже плюнул в сторону эльфов и отвернулся. На лице его заиграла широкая улыбка. Он не увидел, как за его спиной эльфы стремительно и бесшумно растворились в темноте.