Эльге, до востребования
Шрифт:
Героические люди, добровольно рвануть к керосинке, туалету на улице и воде из колодца, утверждая, что ничего вкуснее не пили.
Или еще про корявую подмосковную антоновку тоже выступление неплохое, мол, ничего нет лучше сорванного своими руками яблочка. А без этого кошмара ты вроде как неполноценный, как же лето без дачи.
***
А ее сын, мой папа, ненавидел дачу.
Под давлением обстоятельств – привезти продукты или просто побыть на семейном празднике, он, конечно, приезжал с лицом страдальца. Его злило буквально все – трава, насекомые, туалет на
Его не радовало цветение сирени, первые тюльпаны, кислая малина и вечерний чай на веранде. Ради маменьки он отбывал эту тяжкую повинность. Папа мой Миша и в детстве отчаянно скучал в Тучково, Томилино и где-то еще, куда его ссылали.
Бабушка Эльга никогда не рассказывала сыну о дачах юных времен. Но что-то витало в кустах малины, колючках крыжовника, что-то не так было в его семье.
Его отец вечно молчал, курил трубку, читая газету, и никогда не участвовал в общем разговоре, а если появлялись гости, то он уходил играть в шахматы с самим собой, а потом пенял, что Эльга слишком много болтает. И вообще, она ветрена и легкомысленна. Эльга не успевала ответить, он вновь уходил с трубкой в сад.
Что-то важное взрослое они скрывали от моего папы, сохраняя образ прекрасной семьи, которой она не была, наверное, никогда. Только тетки замолкали, а дед Арон и вовсе не ездил с ними на дачу, Алек женился и перебрался к жене.
Но мой папа всегда был уверен, что лучше его семьи и нет на всем свете, что там все правильно и красиво, только он своими двойками и прогулами в школе нарушает общую идиллию.
И только лет в тринадцать мой тогда еще маленький папа стал догадываться, что что-то, вернее, все не так. Родители улыбаются, соблюдают правила игры, чтобы он не догадался, чтобы у него не было детской психотравмы, только и самим им не весело. И все это вранье – ради него, чтобы он верил в идеальный мир. Только он обо всем догадался, и получается, все их усилия напрасны. Все домашние могли жить отдельно друг от друга, сами по себе, но они ради него притворяются и прикидываются счастливыми.
В тот день, когда он все понял, он сбежал, сам не зная куда, просто сбежал. А тут над Варваркой, как семья улицу Разина называла, дым повалил, любопытные зеваки уже толпились. И он со всеми побежал, оказалось, гостиница «Россия» горит. Пожарных расчетов накатило видимо-невидимо, телевидение приехало. Картина была ужасная: люди в окнах гостиницы стоят, пожарные по лестницам ползут, а лестниц не хватает, не дотягиваются они, кто-то уже от ужаса вниз бросился. Кино какое-то.
И все отступило, забылось. Он услышал крик: «Дурак такой». И кто-то стукнул его по затылку, он даже опешил, так кричать могла только мама. Ей самой казалось, что она в эту минуту строгая. И тогда он уткнулся в нее, она говорила, что искала его везде, потому как пропал, а тут пожар. И без него смысла в ее жизни нет.
В лоб давила пуговица ее кофты, а он все равно прижимался к ней и плакал. От счастья, что нашелся, что его искали, и еще много смыслов и слов было, но они вышли не словами, а всхлипами и какими-то рваными мыслями. Тогда все и определилось.
Миша вырос, но остался маленьким и не хотел быть старше, хотел всегда жить с мамой и тетками. В день пожара Миша сказал ей, что никогда, никогда не бросит ее, потому что любит. Тетки дома поджали губы, сказали, что он поступил «зер шлехт», но им и самим было интересно про пожар узнать. До полуночи они ели пирог с орехами, и Миша рассказывал, как было страшно.
В этот день он был главным со своими рассказами. А отец так и не вышел к столу, его куда-то запихнули, чтобы не кричал на мальчика после такого счастливого спасения. Больше они с отцом и двух слов друг другу не сказали. Только когда он принес школьный аттестат со всеми тройками, отец покачал головой и ушел курить на кухню. В институт в тот год Миша не поступил.
Ну это понятно, решили все. Мальчика недооценили, не поняли. Тетки принялись звонить каким-то друзьям и знакомым. И хотя их друзья уже были не у дел, но все равно помогли, пристроили его работать в институт вирусологии, пробирки мыть и кроликов кормить. Кролики были прекрасные. И жизнь тоже. Только вот приходилось с каким-то найденным тетками биологом заниматься вечерами пестиками и тычинками.
И все равно на следующий год он провалился, физику не сдал. Ну, это понятно, объяснила семья: слишком у нас непоседливо-одаренный мальчик, и евреев, само собой, всегда притесняют.
Пришлось моему папе идти в медучилище, а потом, как ни пытался откосить от армии, изображая придурка, все одно замели в стройбат, на самый Сахалин отправили. Оттуда он присылал семье лимонник и еще какие-то травки. А вернувшись, сразу поступил со своей пятерочкой по биологии. Вот и дома свой врач будет, как дядя Гриша, обрадовались все.
***
В предпоследнее предвоенное лето произошло еще одно событие. В поисках яиц Алек набрел на гнездо птицы, где лежали маленькие бурые яйца в крапинку. Странная птица решила вывести птенцов в конце августа, будто лета ей было мало.
– Значит, год будет особенный, – важно заключил Валерий. – Птицы на второй выводок решились.
– Теплый?
– Холодный. Выживут не все. Потому они еще раз несутся. На всякий случай, с запасом. Это же закон природы.
– Джунглей, – закричал Алек и понесся по саду, изображая индейца. А вечером хищная толстая сойка решила разорить гнездо, бедные ласточки метались и кричали, Валерий кинул камень в сойку и попал, сойка подергалась на земле и испустила дух.
– Ты ее убил?
– Это было необходимо, она бы сожрала этих еще не родившихся птенцов.
Эльга заплакала:
– Надо ее похоронить.
– Я… Я нечаянно, – растерялся Валерий. – Я не хотел. Так вышло.
Я птенцов защищал. Думал, ее просто отпугнуть.
Большая розовая птица лежала на дорожке, так близко, что были видны все распушившиеся перья. Она ушла в дом. А через час не было ни птицы, ни Валерия, наверное, он ушел к себе.
***
Осенью и зимой она с Валериком так и не встретилась. Все завертелось, потом она заболела ветрянкой, мама с Алеком уехала жить к знакомым. Потом ей с таким лицом ни с кем встречаться не хотелось. Под всеми подразумевался Он. И где-то после Нового Года они с мамой зашли к Мине Григорьевне на Покровку, просто так, по случаю. Но Его не было – в спортзале тренируется, могли и не заходить.