Эликсир вечности
Шрифт:
– Виктория Викторовна, вы точно не разглядели человека с пистолетом? – еще раз поинтересовался следователь.
– Нет, тень какая-то метнулась. Я не рассмотрела.
– Ну, тогда вы свободны. Вот, прочитайте, напишите «с моих слов записано верно» и распишитесь. Если понадобится, мы вас вызовем.
– Я еще хотела вам кое-что сообщить, – решилась я уже на пороге квартиры. – Лена – дочь Валентина Васильевича Корского. Его недавно нашли мертвым, вместе с любовницей, на даче. Не знаю, есть ли тут связь, но лучше, чтобы вы знали.
Когда я вышла на улицу, было темно, хлестал дождь. Дождь – этого недостаточно. Меня надо хлестать плетками! Бить палками, забросать камнями. Из-за меня другой человек находится в реанимации. Из-за меня в его тело вонзился свинец и, причинив жуткую боль, едва не убил. И еще не известно, выживет ли молодая женщина, не останется ли сиротой ее дочь. И все это – из-за меня!
И о чем я только думала, когда пошла в логово зверя, когда назвалась там чужим именем? Я вам скажу, о чем. О расследовании, о том, чтобы все узнать, все раскрыть. Разгадать загадки, почувствовать свою значимость, доказать, что я чего-то стою. А о том, что под этим именем живет реальный человек, я не размышляла. Ни минуты!
Не верю я, что этот противный Леша от плохих слов перешел к плохим делам и явился с пистолетом в дом матери своего ребенка. Не верю, что какой-то случайный киллер забрел в гости в Лене. Тем более что она сказала про «дочь Корского».
Вероятно, тот человек, позвонивший в дверь, прежде чем достать оружие, спросил:
– Вы дочь Корского?
– Да, – ответила Лена, и он начал ее расстреливать.
Хотя метил в меня. Это я должна теперь лежать на операционном столе, и это моя жизнь должна висеть на волоске. Я, по крайней мере, была бы сама виновата: нечего совать нос в чужие дела и играть в игры с генералом МВД. А пострадала Лена.
«Из-за меня!» – эта мысль не давала мне дышать.
Мне давно не было так плохо. И некуда было деться с этим грузом вины и боли. Не имела я права пойти к Ритке и вывалить это на нее, не должна расстраивать этим родителей. Я сама заварила эту кашу, мне ее и расхлебывать. Вот только успокоюсь немножко – и решу, как мне это сделать.
Я не могла в таком состоянии отправиться домой. И просто сидела в беседке в своем дворе. В этой беседке мы с Риткой прятались от ливня в детстве, здесь же я целовалась в сумерках с Юрой после дискотеки. Здесь, на разломанной скамейке, сейчас было темно, холодно и мокро от осеннего дождя и моих слез…
А потом к моему убежищу кто-то приблизился. Сначала я почувствовала присутствие постороннего, а потом увидела темный силуэт. Но не пошевелилась. Даже если это убийца, мне все равно.
– В последний раз ты сидела здесь ночью и плакала два года тому назад. Что случилось теперь? – спросил Юра.
Это был он. И вовсе не выглядел живым укором. Мол, приличные девушки не проводят так свое время… Он выглядел обеспокоенным.
Два года назад… Мы договорились не вспоминать
– Уходи, я хочу побыть одна, – выдавала я из себя, как тогда.
– А я хочу побыть с тобой, – мягко возразил он. – Твой мобильник не отвечает. Твоя мама не знает, где ты, и волнуется. Она позвонила и Маргарите, и мне. Ты знаешь, сколько времени?
– А ты знаешь, что иногда лучше, чтобы убили тебя, а не другого?..
– И кого же убили, Виктория?
– Не убили, но тяжело ранили. Дочь Корского. Из-за меня.
– Нет, – покачал он головой, – из-за того, кто стрелял. Или из-за того, кто поручил ему это.
– Но если бы я не назвалась ею… И не заявила, что печатка у меня и что я многое знаю об этой истории…
– У тебя мания величия, клубничка. Не ты решаешь, кому жить, а кому умереть. Ну, хватит здесь мерзнуть. Иди ко мне!
Юра протянул мне ладонь, и я за нее схватилась. А потом он привлек меня к себе и обнял. «Какой он сильный, надежный и теплый», – думала я, дрожа в его руках. И даже если я испачкаю своей растекшейся тушью его дорогую рубашку, разве это имеет какое-то значение?
Он повел меня к машине, припаркованной у моего подъезда, и усадил в нее, и включил печку, и повез к себе домой. По дороге достал свой сотовый телефон и позвонил моей маме.
– Она со мной, Татьяна Михайловна, не беспокойтесь. Нет, у нее был просто трудный день, много работы. Она уже спит. Да, завтра с утра она вам позвонит. Спокойной ночи!
Я с благодарностью посмотрела на Юру. Он сделал все, как надо. Я бы сейчас не смогла разговаривать с мамой, она бы сразу поняла, что я часа два подряд рыдала без остановки.
Когда мы вошли в квартиру, Юра не стал зажигать верхний свет. От слез мои глаза опухли и болели. Он снял с меня мокрое пальто, расстегнул рубашку и брюки и на руках понес меня в ванную, поставил под струи горячей воды. Душ в темноте, когда все на ощупь – это, оказывается, здорово заводит.
– Иди ко мне! – настал мой черед сказать это Юре.
И как я могла сердиться на него? Он всегда рядом. И делает то, что нужно. Мне даже не приходится ни о чем его просить. Он – надежное плечо, каменная стена. Но, к счастью, не из камня, а из плоти и крови. Очень соблазнительной плоти и горячей крови.
Он тоже разделся и шагнул ко мне. И я очень быстро согрелась и вновь почувствовала вкус жизни, запах любви. Вкус и запах любимого мужчины…
На следующее утро я явилась на работу ровно в девять утра и сначала позвонила маме, а потом набрала номер телефона приемной генерала Ларионова.
– Соедините меня с Ларионовым, – не попросила, а потребовала я.
– Иван Родионович на совещании, – привычно отозвалась секретарша. – Запишитесь на прием или обратитесь к дежурному.