Элингтонское наследство
Шрифт:
Смятение мгновенно растаяло, а замешательство превратилось в негодование. Бросив на него гневный взгляд, Дженни прошла мимо.
Мэк был захвачен врасплох. Дженни всегда была покладиста. Пожалуй, даже слишком покладиста. Такая перемена в ее поведении разбудила в нем азарт. Значит, так, как он хотел, не получилось. Ну что же, тем будет забавнее!
Дженни поднялась по лестнице. Наверху ее ждала Мэг.
— Вы ссорились? — спросила она. — Оба такие сердитые…
Дженни засмеялась, но смех тоже получился сердитым.
Она и в самом деле здорово разозлилась, а в гневе становилась поразительно хорошенькой, хотя сама, конечно, об этом не догадывалась. Придя
— О-о! Какой славный маленький комодик! — Восторг переполнял Мэг. — Это ваш? Можно мне его посмотреть? В нем что-нибудь есть?
— Это не комодик, а шкатулка. В ней лежат вещи, которые я делала для Гарсти к дню ее рождения и Рождеству, когда была маленькой девочкой. Когда-нибудь я тебе все покажу.
Но не сейчас.
— Но это же настоящий маленький комодик! У него круглые углы и маленькие ручки из слоновой кости, такие хорошенькие. Ой, как он мне нравится! Л вам нравится?
— Да, — ответила Дженни.
Это было только одно слово, но оно было так сказано, что Мэг сразу перестала тараторить.
Взявшись за руки они спустились в классную комнату. Там Джойс, свернувшись клубочком в уголке дивана, разглядывала книжку с картинками, а Ален бренчал на пианино. Он был не таким высоким, как его брат и, уж конечно, не таким красивым. Собственно говоря, он был очень похож на своего отца.
Дженни в который раз была поражена этим сходством, когда он обернулся на звук ее шагов.
— Дженни… — произнес он растроганно. — Мне очень жаль… Правда!
— Спасибо, — тихо ответила Дженни. На сердце у нее потеплело… как всегда при встрече о Аденом.
— У нее чудесный маленький комодик от Гарсти! — вмешалась в разговор Мэг. — Она только что принесла его. Он выгнутый спереди, и у него красивые маленькие ручки из слоновой кости!
Джойс сразу сползла с дивана.
— Я тоже хочу посмотреть! Где он?
— В ее комнате на большом комоде, — ответила Мэг. — Дженни, я не дам ей даже дотронуться до него, пока вы нам не разрешите.
Девочки ушли.
— Мне очень ж-жаль, Дж-женни! — снова повторил Ален.
Он заикался, только когда был взволнован, и Дженни поняла, что он действительно искренне ей сочувствует.
— Я верю, Ален, — сказала Дженни. — Но не нужно говорить об этом. Так случилось.
Дверь неожиданно раскрылась, и Картер внесла чай.
— Что вы здесь делаете, мистер Ален? — спросила она, ставя поднос на стол.
— Я хочу пить чай с девочками.
— О нет! Вы будете пить чай в гостиной с миссис Форбс и мистером Мэком. Чай в классной комнате не для взрослых джентльменов, а вы стали им уже четыре года тому назад. Уходите-ка поскорее, а то я уже слышу, как госпожа зовет вас, она будет недовольна, если найдет вас здесь! Это все, мисс? — обратилась она к Дженни.
— Да, — ответила Дженни. — Большое спасибо. Картер!
Повернувшись, Картер вышла из комнаты. Ален тоже сделал несколько шагов к двери, но тут же снова вернулся, — Пожалуй, я лучше пойду, раз они меня ждут, — сказал он, но все медлил, не желая уходить. Потом все-таки ушел.
Дженни подошла к столу и села.
Глава 6
Мэк и Ален пробыли дома не больше суток. Мэк не шел у Дженни из головы. Он два года назад окончил Оксфорд и готовился стать барристером. Дженни не представляла себе, как можно достичь такой головокружительной высоты. Ее воображение рисовало восхитительные картины: как Мэк, сверкая красноречием и красотой, поражает всех на каком-нибудь блестящем судебном процессе. Об этом она думала, когда не сердилась на него. Когда он бывал очаровательным, а она позволяла себе быть очарованной. Впрочем, не так уж много и позволяла… Мэк только один раз поцеловал се, воспользовавшись тем, что в руках у нее был поднос, и у нее не было возможности его оттолкнуть. Она не хотела, чтобы он целовал ее… во всяком случае, не таким образом. По правде говоря, Дженни тогда чуть не выронила поднос, который ей пришлось отнести, поскольку у Картер вдруг закружилась голова. Отнесла она, больше было некому. Миссис Болтон (кухарка) никогда не носила подносов. К ней бесполезно было и подступаться. А горничная Мэри не жила в доме, а приходила из деревни и, уж конечно, не стала бы таскать подносы в свое свободное время, тем более что она собралась в кино с кавалером. В конечном счете поднос оказался у Дженни, и когда она выходила из темного коридора, ведущего на кухню, Мэк воспользовался моментом. Тогда этот эпизод даже показался забавным, но, вспоминая о нем позже, она ощутила обиду. Теперь ей вообще все казалось обидным и даже причиняло боль. Ей не нужны были всякие легкомысленные шутки. Ей хотелось чего-то иного, на что можно опереться и чему можно доверять, вернее, кому… Раньше была Гарсти, по ее больше нет. Дженни очень тосковала о Гарсти! О! Как же она была ей нужна!
Что же касается Алена… Дженни была не очень высокого мнения о брате Мэка. Он был славным, только что окончил Оксфорд. Ален в общем-то неплохой человек, вот если бы он еще не боялся так своей матери и Мэка. Он действительно был похож на своего отца, но только внешне. Дженни очень любила полковника Форбса. В нем было то, чего не хватало Алену. Полковник Форбс не столько уступал жене, сколько держал дистанцию. С годами он все больше избегал общества жены, но был с ней предельно вежлив. Если их мнения расходились, он предпочитал прекратить разговор и уединялся в своей библиотеке, все чаще и чаще.
Дженни любила наведываться в библиотеку, входила прямо из сада через застекленную дверь. Они с полковником Форбсом подолгу разговаривали. Иметь такого друга было просто замечательно! Он невероятно много знал о птицах, о всяких зверях и вообще о природе. Дженни очень любила его, и когда он умер, страшно горевала. Ален, возможно, тоже, но не Мэк. И не миссис Форбс! «Она нисколько не переживает. Я знаю, что ей все равно!» — сказала Дженни Гарсти, когда они вместе вернулись с похорон. «Ты не должна так говорить, Дженни… ты ведь можешь ошибаться!» В этом — вся Гарсти! Она была добра даже к тем, у кого не было ни капли доброты. Дженни вспомнила свою тогдашнюю горячность: «Как вы можете верить, что ей не все равно, смотрите, какая у нее красивая прическа!» Разумеется, ее рассуждения были по-детски наивными, но позднее, припомнив это, она все-таки поняла, что была права. Люди и в минуты горя, конечно, могут быть аккуратно причесаны, но уж наверняка их не заботит, хорошо ли они выглядят.
Да, Ален, наверное, страшно переживал. Когда умер его отец, он был за границей, приехал лишь спустя три месяца. А Мэк вообще не переживал. Или совсем немного. Он был абсолютно другим человеком. Дженни и сама не знала, почему она так думала. Однако какое-то чутье (и откуда оно взялось?) подсказывало ей, что Мэку было все равно. Она доверяла этому чувству без всяких раздумий. Оно покоилось в самой глубине души, пряталось под каждой ее мыслью о Мэке. Дженни предпочитала пореже заглядывать в эти глубины собственной души.