Элирис. Книга 1. Должник
Шрифт:
Через несколько минут, закончив рассматривать экран и перешептываться, четверо коллекторов развернулись ко мне. Теперь я оказался прижат к своему хлипкому столу.
—А ты нас радуешь, Сема. Короче так. Шмотку свою продашь и сменишь на обычное маговское. Деньги с продажи нам. Продавать щас надо, а то обесценится. Будет первым платежом, щас она за дорого уйдет. Класс качай свой. Навыки тоже. Чудовище он, епта, ха-ха. Че еще расскажешь?
—Ну… Я сколотил группу на пять человек, мы урвали первое прохождение данжа. Награду поделили… - я осекся, увидев напрягшихся братков и ощутив исходящее от них недовольство. —Но это к лучшему! Зачем трястись над низкоуровневым шмотьем, если можно собрать хорошую
Виктор Олегович дал короткую отмашку, и самый здоровый из четверки, резко подскочив ко мне, отвесил мне такую оплеуху, что меня аж согнуло. Не устояв на ногах, я завалился, опершись на стол.
—За что?! Это нормальный план!
—Ну да, нормальный. Нас все устраивает. А это для профилактики и за самодеятельность. Запомни, Сема. Слышишь меня? Запомни, все твои деньги - наши деньги. Все, что ты делаешь, ты делаешь, чтобы отдать нам эти деньги. Твоя собственная жизнь измеряется теперь в чем? Правильно, в деньгах для нас и месяцах, оставшихся до конца контракта. Понимаешь меня? Я ведь не злой человек, культурный даже. Но у каждого в этом грустном мире есть свое четко очерченное место. Волею судьбы человек занимает это место - и либо соответствует ему, либо падает ниже. Я занял свое место - невысокое, наша компания вот, вся перед тобой. Но это место мое, и я за него зубами и когтями держусь. А твое место, видишь, вот оно.
– он обвел рукой мою жалкую грязную комнатушку. —И ниже падать тебе некуда. Только совсем потерять человеческий статус. Так что, Сема, держись за свое место зубами, пока их тебе не выбили. Благодари судьбу, богов, хрен его знает, в че вы щас верите со своими этими играми, что мы согласились сделать на тебя ставку. Но должен ты нам намного больше, чем ты стоишь. Не мы такие, жизнь такая. Все, бывай. Через неделю вернемся.
Я аж опешил, никак не ожидая такого длинного и спокойного монолога от предводителя преступной банды. Спокойно закончив говорить, Виктор Олегович допил пиво, а затем, бросив банку прямо в грязную лужу от его ботинок на полу, развернулся, чтобы выйти.
—По-постойте!
– я кое-как поднялся. Голова гудела. —Можно… У меня к вам одна просьба. Можно?
Вид я, наверное, имел самый жалкий. Колени в грязи и жиже - там, куда я упал, раньше стоял один из четверки, весь растрепанный, с набухшими от давления венами, мешками под глазами от бессонницы. Да и сами глаза - надеюсь, они ничего не заметят, а то сочтут, что я подсел на что-нибудь и прячу от них деньги на дурь. Меня аж обдало брезгливостью. Так, наверное, смотрят утонченные барышни на противных многоножек…
—Ну валяй.
– лениво протянул очкастый через губу, подойдя поближе. —Че у тя там?
—Эм… Видите ли, моей матери вчера стало хуже. К самому лечению это не относится, но вот ее фоновое самочувствие резко испортилось. Она теперь страдает от болезненного бреда, галлюцинаций. Доктора потребовали дополнительную плату за стабилизацию ее состояния, раз к самому лечению оно напрямую не относится. Могу ли я… Еще чуть-чуть отсрочить первый платеж и потратиться на оплату этих услуг?
Заканчивал я уже совершенно без энтузиазма. Даже без этого странного ощущения эмоций - по этим бараньим рожам, уже к середине моего рассказа утратившим всякий интерес, все было ясно и так. Сволочи, какие же сволочи.
—Сема, ты че, не понял, чтоли?
– начал Виктор Олегович. —Я для кого тут только что распинался? Я тебе, пацан, сказал - ты молиться на нас должен за нашу доброту, пылинки с нас сдувать. А ты мало того, что пива только мне взял, так еще и смеешь чето тут просить, условия ставить пытаешься. Я тебе говорю - шмотку свою продаешь, бабки нам. На мамашу твою глубоко
Он сделал паузу, напряженно смотря мне прямо в глаза. Я смотрел в ответ, без особого, в общем-то, выражения - просто ожидая, пока он закончит и уйдет. С этими свиньями уже все ясно. Жизнь такая - ну да, конечно. Я ведь теперь буквально кожей чувствую, как вы, мрази, своей властью упиваетесь. И это чувство позволяет мне даже в полутьме комнаты подмечать и кривые ухмылки, и довольный сальный взгляд, и дешевые попытки подавить меня позой и размером бицепсов, невзначай демонстрируемых самым здоровым.
Почему все так? Почему я - одаренный сын выдающейся матери, так много сделавшей для науки, для, мать его, прогресса человечества, теперь стою здесь, посреди убогой халупы соцжилья, по соседству с нищими, алкашней, каким-то сбродом, только и способным ныть и жаловаться - о, за прошедшие два дня я остро это ощутил - жалкий и никчемный, а надо мной смеются выродки, способные только орудовать вздутыми мышцами и сводить дебет с кредитом?!
У всех свое место в жизни? О да, и мое место - не здесь, вся жизнь моя была подготовкой к блестящему будущему в ярком мире передовых игр, огромных денег и достижений, по которым снимают кино. Чистая случайность оборвала этот путь! Не вы такие, жизнь такая? О да, и вам, твари, такая жизнь очень нравится…
Видимо, вся эта кипящая ярость все-таки считалась в моем пустом взгляде, или же Виктор Олегович просто заметил, как теперь выглядят мои глаза… Так или иначе, он спокойно кивнул чему-то, а потом коротко бросил:
—Дайте-ка ему [цензура]. Че-то больно борзо он пялится. Нам такое не надо. Аккуратней только.
Не знаю уж, как было бы «неаккуратно» - но боюсь даже представить. Да, конечно, я давно играл в игры со стопроцентными ощущениями и прочувствовал всякое - один только удар топором от Кровавого Орла чего стоит. Но, когда ты осознаешь, что все происходящее виртуально, даже на уровне мозгов это воспринимается куда проще, чем реальная боль. А боль была адская.
Удар! Удар! Пинок! Еще с десяток ударов!
Явно хорошо обученные, трое уродов били так, чтобы ничего мне не сломать, но чтобы было очень больно. Я словно лежал в бушующем вихре кулаков и грязных ботинок, жалко трясся, закрывая руками то голову, то бока.
И к вихрю физической боли присовокупился вихрь эмоций, исходящих от бьющих. О, как они наслаждались. Вот что значит «любить свою работу»! Жизнь у них такая, конечно. Они натурально кайфовали, нанося все новые удары по моему откровенно тщедушному в сравнении с ними телу. Страх, боль, чувство позора и унижения… Все это постепенно перегнивало во мне, кристаллизуясь только в одно чувство, вскоре затопившее меня с головой. В дикую слепую ненависть.
Они били и били - уже явно просто в удовольствие и с целью унизить - они прижали меня к полу, не давая пошевелиться, и мерно отвешивали тупые удары локтями и ладонями, оставляющие во всем теле ноющую боль. И я понимал, что теперь, с такими синяками, которые покроют все мое тело уже сегодня, из дома я выйти просто не смогу. Если вообще смогу встать в ближайшие часы.
В такие моменты иногда почему-то приходят очень отвлеченные мысли. Я вспомнил, как, когда я был подростком, мать смотрела со мной старый фильм. Доисторический, можно сказать, еще тех времен, когда страна была каким-то там союзом. Про некоего Шурика, который, за счет своей смекалки и находчивости, проучил на стройке тупого и наглого амбала, желавшего жить за счет чужого труда.