Элирм II
Шрифт:
Я огляделся по сторонам. Повсюду насколько хватало глаз, была лишь мутная жижа и тина, с едва различимыми на горизонте фрагментами островков из грязи и пожухлой травы.
— И провизии не осталось… У меня уже живот болит.
— И почему ты в пустыне не ныл?
— Так там у нас была еда. А теперь её нет.
— Ясно.
— И куда же нам идти?
— Уа!
— Вот и ответ — улыбнулся я, ласково погладив рыжую макушку — Нам налево.
— Налево, значит налево.
Как
Раньше мы думали, что раскаленная пустыня — худшая часть испытания, но нет. Это была ошибка. Холодная, вязкая, исторгающая трупные миазмы трясина — вот что по-настоящему было жестоко, тягостно и нестерпимо.
В какой-то момент я не выдержал и психанул, истратив на «телекинетический удар» всю имеющуюся в запасе ману и пару инвольтационных батарей. Что-то склизкое постоянно касалось моего живота и ног, отчего мне всюду мерещились крокодилы, ядовитые змеи и чудовищные по своему внешнему облику «растлители-притворщики».
Остальные страдали не меньше моего. Разве что кроме Хангвила. Зверек, казалось, не испытывал ни малейшего дискомфорта. Скорее даже наоборот — ему это доставляло неподдельное удовольствие. Примостившись на высокой мачте в виде Германа, он олицетворял собой счастливый образ пиратского попугая, выцеливающего зорким взглядом наиболее удачные участки тропы. Уверен, умей кошачий медведь полноценно разговаривать, то в его «Уа» мы бы слышали: «Лево руля! Герман, двигатели на полную! Внимание! Наблюдается крен на правый борт! Выравнивай! Выравнивай!».
Через десять часов мучений мы, наконец, достигли суши и просто вывалились на берег, желая лишь одного — умереть.
— Это невыносимо — простонал шаман.
— Надо срочно чего-нибудь съесть. А не то я скоро сдохну от голода. И это не шутки. Мой NS-Eye уже каждые пятнадцать секунд сигнализирует о критическом истощении.
— Мой тоже.
Да уж. Ситуация действительно была хуже некуда. В пустыне мы голодали последние три дня. А после изнуряющего перехода по болоту сил и вовсе не осталось.
— Уа?
— Малыш, ты о чем? — спросил я.
— Уа!
Зверек многозначительно почесал лапкой мохнатое пузо, после чего из его крошечного межпространственного кармана вывалился наполовину заполненный пакетик астрафайрских сверчков.
— Уа?
— Он хочет с нами поделиться… — догадался я, чувствуя, что именно в этот самый момент я глубоко искренне и преданно полюбил этого рыжего мошенника.
— Винни — на радостях Герман не смог удержать в себе эмоций прослезился — Я хочу, чтобы ты знал. Ты самый лучший из зверей! Обещаю, я никогда этого не забуду.
— Как и я.
— У-р-р-р — послышалось довольное урчание.
Болота миновали.
На их смену пришел очередной пугающий темный лес. Однако, в отличие от предыдущего, в этом лесу
Минуло три дня.
Мы шли, занимались собирательством, укладывались спать, а затем снова шли. Шаг за шагом, километр за километром.
По идее, уже можно было облегченно выдохнуть и расслабиться, но обостренная бдительность никак не давала нам покоя. А причина этому была до боли проста: мы так и не сумели понять суть данного испытания.
Всё началось на четвертый день. В виде постепенно нарастающих ночных кошмаров, плавно перетекающих в череду устойчивых галлюцинаций.
— ААА!! — чудовищный вопль разбудил нас посреди глубокой ночи — ЧЕРВИ! ЧЕРВИ! ОНИ У МЕНЯ ПОД КОЖЕЙ! В ВОЛОСАХ!
Герман в ужасе носился по лагерю, разбрасывая вещи и наступая босыми ногами на тлеющие угли костра. Казалось, будто бы он этого и не замечал или ему было абсолютно плевать. Определенно, чувство боли — ничто по сравнению с тем животным страхом, что он сейчас испытывал.
Разомкнув глаза, я на мгновение успел увидеть отравляющую наш разум иллюзию: черные ядовитые змеи с немигающими глазами, гигантские сороконожки, тараканы, тарантулы и тысячи, десятки тысяч белесых червей. Они были везде. Выползали из ботинок, прятались на дне недопитых кружек, выглядывали из-под одеяла и медленно свисали с веток деревьев.
К превеликому счастью, меня отрезвил Хангвил. Я уже был готов схватить в охапку друзей и броситься в чащу, когда краем глаза заметил, как зверь вопросительно смотрит на Германа, будто бы искренне не понимая, что происходит. И именно это избавило меня от пугающего морока.
Насекомые и змеи разом исчезли. Будто бы их никогда и не было.
— ААА! ААААА!!! — напарник продолжал истошно орать.
— Гер! Успокойся! Все прошло! Их нет!
— ААААА!!
— Эо! Сделай с ним что-нибудь! — прокричал шаман.
«Успокоение». «Успокоение».
— ААА!!!
— Не помогает! Еще!
«Успокоение». «Успокоение». «Успокоение».
Я выстрелил по Герману не менее дюжины раз, прежде чем тот окончательно упокоился и медленно опустился на землю, прикрыв дрожащими руками лицо.
Повисла тишина.
— Дружище, ты как?
— Плохо… Не трогайте меня, пожалуйста.
— Кажется, я ошибся — задумчиво сказал Эстир — Это не персональные испытания. А наоборот. Они рассчитаны сразу на всех. Я тоже боюсь насекомых и змей.
— Как и я. И радиации, к слову, тоже.
— Это невыносимо — прошептал танк — Я больше не хочу в этом участвовать…
— Герман, соберись. Все это время именно ты был для нас маяком железобетонной уверенности и силы духа. Не время расклеиваться.