Шрифт:
Воскресенье, седьмой час вечера. Время я помню точно, потому что только что прослушала по радио выпуск новостей.
Мелкий дождь вперемежку с мокрым снегом лепит в лобовое стекло. Я еду сельской низиной, следуя редким указателям, подсказывающим, как выбраться на шоссе А до Лондона. Фары моей машины пробивают пелену мороси, выхватывая серебристыми всполохами ворота, амбары, живые изгороди, витрины деревенских магазинов с надписями «Закрыто» и невзрачные домики, которые словно еще теснее жмутся друг к другу, словно ищут спасения от пронизывающего холода наступающей зимней ночи. Других автомобилей почти не встречается. Все сидят по домам, смотрят телевизор, готовятся ужинать, а детишки заканчивают домашние
Покинув Имберли, я беру правее мимо белого дома приходского священника с турникетом вместо калитки. Дорога ненадолго оказывается открытой с обеих сторон там, где тянутся поля, но потом почти сразу углубляется в лес. Эту часть пути я особенно люблю летом, когда неожиданно, будто с вышки в прохладную воду, ныряешь под своды зеленого туннеля – тенистого и навевающего умиротворение. И тогда вспоминается Мильтон и его наяда, которая расчесывает волосы в полутьме озерных глубин. Но в это время года и в такое время суток здесь царит кромешная тьма, навевающая иные мысли. Мимо монотонной чередой лишь мелькают черные стволы деревьев.
На мокром асфальте покрышки слегка проскальзывают, я сбрасываю скорость и смотрю на панель приборов, где ярко-красные, зеленые и золотистые циферблаты сообщают, что у меня все в полном порядке. Но стоит снова поднять голову, как я вдруг вижу это – сначала всего лишь на секунду – в конусах движущихся перед моей машиной лучей фар.
Померещилось? Нет, там определенно что-то есть. Странное очертание среди деревьев. Нечто, тоже светящееся, впереди слева и чуть в стороне от дороги.
Я понимаю, что так не должно быть. Причем происходит это со мной инстинктивно, как неожиданно кожей ощущаешь, что за тобой издали наблюдает кто-то, кого ты сама не видишь. И внутренний импульс настолько силен, что я жму на тормоз, еще не успев даже почувствовать волнения или осознать, зачем я это делаю. Машина съезжает на грязную и неровную обочину, я ставлю ее так, чтобы фары светили в нужном направлении. Выбравшись из салона, я останавливаюсь, наклоняюсь внутрь и выключаю радио. Музыка замолкает. Теперь я слышу лишь шум ветра в кронах деревьев, изредка стук более крупных капель дождя по капоту машины и подобные звукам метронома щелчки сигнала аварийной остановки. Захлопнув дверцу, я быстро иду по сырой траве, углубляясь в лес тем путем, который указывает мне свет фар. Моя тень танцует впереди меня среди деревьев, с каждым шагом делаясь длиннее, шире и бесформеннее. Изо рта вырываются белые облачка пара. В этот момент я вообще не думаю ни о чем. Мне даже не страшно.
Это машина. Большая темная машина, она опрокинулась на бок под странным углом, словно в стремлении зарыться в холодную землю, пробуравить ее. Странное очертание, замеченное мной с дороги, оказалось причудливым отсветом единственной уцелевшей фары на ветках и стволе соседнего дерева. В следующие несколько секунд, приближаясь к автомобилю, я замечаю крупные габариты дорогого лимузина, покрытые дождевыми каплями, но отполированные до блеска металлические поверхности, лобовое стекло, которое не выпало наружу, а покрылось такой густой сеткой трещин, что потеряло прозрачность. Думаю ли я в тот момент о человеке или людях, которые могут находиться внутри? Кажется, нет. Зрелище столь необычное и захватывающее, что не оставляет времени думать о чем-либо вообще.
А потом я слышу доносящийся из машины голос. Кто-то говорит очень тихо, словно беседуя сам с собой. Это напоминает бессвязное бормотание. Мне не разобрать ни слова, но я понимаю, что голос женский.
– Эй! С вами все в порядке? – спрашиваю я, обходя вокруг машины, перемещаясь из ослепительного света фары в черноту и стараясь отыскать женщину. – Вы целы?
Я склоняюсь, чтобы посмотреть сквозь окна, но внутри слишком темно, чтобы я могла хоть что-то разглядеть. Кроме ее голоса – а она то бормочет, то замолкает, то начинает опять говорить, никак не реагируя на мои вопросы, – мне слышно теперь потрескивание остывающего двигателя. На мгновение мной овладевают опасения, что автомобиль сейчас охватит пламя и он взорвется, как это показывают в кино, но запаха бензина не ощущается. Боже! И о чем я только думаю? Мне же надо немедленно вызвать «скорую помощь» и полицейских!
Охваченная паникой, я охлопываю карманы в поисках мобильного телефона, нахожу его и с силой нажимаю кнопки так неуклюже, что приходится набирать номер дважды. Ответ диспетчера воспринимаю с неимоверным, почти физически ощутимым облегчением. Я называю ей свое имя, номер телефона, а потом, когда она начинает задавать мне положенные по протоколу вопросы, рассказываю все, что мне известно, стараясь делать это спокойно, как полезный свидетель в кризисной ситуации.
– Произошла авария. Один автомобиль. Похоже, вылетел с дороги и перевернулся. В салоне женщина, она в сознании. Там могут быть и другие, но точно я не знаю, потому что мне ничего не видно. Лес Уислборо на выезде из Имберли, примерно в полумиле за вывеской лесничества. По левую сторону от дороги. Вы сразу увидите на обочине мою машину. Это красный «фиат».
Она сообщает, что помощь уже в пути, и кладет трубку. Снова становится тихо, только поскрипывают стволы деревьев, ветер шелестит листвой, остывает мотор. Я присаживаюсь на корточки. Когда глаза немного привыкают к мраку, я вижу руку, прижатую к боковому стеклу, но свет так скуден, что я не различаю даже фактуры ткани рукава. А затем женщина начинает разговаривать со мной, словно очнувшись и осознав мое присутствие.
– Вы здесь? – спрашивает она.
Голос звучит теперь иначе: в нем слышится страх.
– Не бросайте меня одну. Эй, здесь кто-нибудь есть? Только не уходите.
Я поспешно встаю на колени и отвечаю:
– Да, я тут.
– Хорошо. Вы ведь не уйдете, не бросите меня?
– Нет. Я вас не оставлю. «Скорая помощь» сейчас приедет. Сохраняйте спокойствие. И постарайтесь не двигаться.
– Спасибо, вы очень любезны, – отзывается она.
Это произносится тоном богатой и хорошо образованной дамы, статусу которой вполне соответствует ее «ауди», и услышав именно такую фразу, произнесенную именно в такой манере, я понимаю, что эти слова ей приходится повторять десятки раз на дню, когда люди оказывают ей знаки внимания или выполняют ее просьбы, будь то в деревенском магазине или в лавке мясника.
– Я, кажется, создала себе небольшую проблему, – произносит она и даже пытается смеяться.
Рука делает легкое движение, будто ее проверяют, и замирает в том же положении.
– Муж на меня рассердится. Ему только в пятницу помыли машину.
– Уверена, он все поймет, – успокаиваю я. – Ему будет гораздо важнее, все ли с вами хорошо. Вы сильно пострадали?
– Даже не знаю. По-моему, нет. Впрочем, кажется, я ударилась головой и еще что-то с ногами. Вот ведь досада! Вероятно, я ехала слишком быстро и попала на обледеневший участок дороги… А еще мне почудилось, будто я увидела лису. Впрочем, какая теперь разница.
Некоторое время мы молчим. У меня затекают ноги, а джинсы на коленях, упирающихся в мокрые и холодные листья папоротника, покрываются грязной ледяной коркой. Я немного меняю позу, размышляя, сколько времени потребуется «скорой», чтобы добраться сюда из Фулбери-Нортона. Десять минут? Двадцать? Судя по голосу, ранения женщины не слишком серьезны. Мне известно, что посторонним лучше не вмешиваться в дорожное происшествие, но, может, мне все же попробовать хоть как-то помочь ей? А если у нее переломы ног? И к тому же я даже не смогу открыть разделяющую нас дверцу, которую от удара смяло в гармошку и заклинило.