Элис. Навсегда
Шрифт:
– Спасибо, – кивает он. – Знакомьтесь – мои дети, Эдвард и Полли.
Эдварду лет двадцать пять. Высокий худощавый светловолосый молодой человек, он приветствует меня без особого тепла – вежливо, но равнодушно. Полли на несколько лет моложе брата. Когда она отходит от окна и мы обмениваемся рукопожатиями, Полли закусывает губу, чтобы не расплакаться. На ее узком бледном лице все еще различимы следы недавно пролитых слез. Полли напоминает маленькую мышку. Я сжимаю ее ладонь и говорю:
– Здравствуйте. Я Фрэнсис.
– А это Шарлотта Блэк, –
Она в строгом, но явно дорогом темном платье, а запястье украшает тяжелый серебряный браслет.
– Она друг нашей семьи.
Я, разумеется, прекрасно знаю, что Шарлотта Блэк – литературный агент Кайта. Репутация у нее еще та!
Кейт Уиггинс стоит в стороне, предоставив нам познакомиться самим. Вскоре она вступает в права своего рода распорядительницы церемонии и спрашивает, не желаю ли я чашку чаю или кофе. Но я вся на нервах, чтобы сделать даже столь простой выбор.
– Стакан воды, пожалуйста, – отвечаю я.
– Что ж, а я выпью бокал вина, – объявляет Лоренс. – Уверен, что для такой встречи вино подойдет лучше.
Он выбирает подходящую бутылку красного на полке, расположенной под кухонной стойкой, и ставит на стол бокалы. Пока Лоренс занят этим, его дети садятся за стол: рядом, но избегая смотреть друг на друга. «Им страшно, – думаю я. – Они и хотят обо всем узнать, и пугаются того, что я могу им рассказать».
Сидящая у противоположного конца стола Шарлотта одаривает меня ободряющей улыбкой.
– Кейт сказала, что вы живете недалеко отсюда?
– Да, ниже по склону холма. Почти рядом.
Та часть северного Лондона, в которой обитаю я, находится в миле от их дома, но контраст разительный. Мое жилище окружают эстакады скоростных автомагистралей, букмекерские конторы и пустующие офисные здания, куда съемщиков не заманишь. Кайты занимают место в совершенно другом Лондоне. Эти кварталы раскинулись между скрещениями улиц с дорогими особняками, парками и скверами, а рядом расположено то, что на местном жаргоне именуется «деревней», – пешеходный торговый район, где обосновались многочисленные кофейни, конторы торговцев недвижимостью, бутики, продающие органические кремы для лица или французскую детскую одежду.
Лоренс откупоривает бутылку и начинает разливать вино. Только Кейт Уиггинс отрицательно качает головой, когда он вопросительно смотрит на нее, но все остальные берут по бокалу. Наконец мы усаживаемся за стол. Я держу бокал в руке. Он из простого толстого стекла, какое производят, по-моему, в Дании. Пробуя первый глоток вина, я пытаюсь оценить его вкус, но для этого я слишком взвинчена и с нетерпением жду, как Кайты поведут себя.
«Позвольте им задать тон беседе, – посоветовала мне чуть ранее Уиггинс. – Они сами дадут понять, что им хотелось бы узнать. И если вы не сможете ответить на какой-то вопрос, то прямо скажите об этом».
Я ставлю бокал на стол и кладу ладони на колени. Стол слегка вибрирует: это Эдвард, подергивая ногой, невольно выдает
– Мы хотели познакомиться с вами, чтобы выразить нашу общую благодарность, – начинает он так, словно произносит обязательную речь, многократно отрепетированную перед зеркалом. – Нас ознакомили с вашими показаниями, и мы с огромным облегчением узнали, что наша мамочка встретила свой смертный час не в одиночестве. Рядом с ней находился человек, с которым она могла разговаривать… И кто мог разговаривать с ней.
Полли поднимает голову и порывисто восклицает:
– Пожалуйста, повторите для нас, что она говорила! Мы знаем, вы уже все рассказали полиции, но тем не менее… Судя по голосу, она была похожа на себя саму?
Вмешивается Кейт Уиггинс:
– Полли, вы должны понять, что едва ли Фрэнсис могла…
Но тут я перебиваю ее с решительностью, которой на самом деле не чувствую:
– Да, мы успели поговорить. Она казалась… ясномыслящей. Не поддалась страху или же сумела преодолеть его и взять себя в руки. Вам ведь известно, что я не могла ее видеть?
Сама не знаю, почему я хочу сейчас напомнить им об этом. Полли кивает, не сводя с меня своих бледных глаз. Я смотрю на присутствующих. Все чего-то ждут. Им хочется продолжения. Общее внимание устремлено на мою особу. Ощущение при этом возникает чуть тревожное, но не сказать, чтобы чересчур неприятное.
– Было очень темно, – продолжаю я, и мой голос звучит еле слышно в огромной светлой комнате. – Машина перевернулась, и я не имела возможности разглядеть, насколько тяжело она пострадала. Я не знала, что все так серьезно. Она сказала, что, вероятно, повредила ноги, но в остальном все казалось хорошо. Она не производила впечатления человека, которому очень больно. Рассказала, что съехала с дороги, чтобы не раздавить лису. Живет неподалеку. А еще упомянула, что машину недавно помыли.
Краем глаза я замечаю, как Лоренс вдруг роняет голову на грудь и смотрит на свои руки, обдумывая это маленькое напоминание об их прошлой жизни.
– Да! – воодушевляюсь я, словно воспоминания только сейчас ожили во мне. – Она даже пыталась шутить. Мол, как жаль, что ее муж – то есть вы – недавно привел автомобиль в порядок.
Полли издает странный звук. То ли смех, то ли всхлип. Шарлотта Блэк придвигает к ней поближе коробку с бумажными носовыми платками и дотрагивается до ее руки. В браслете Шарлотты вспыхивает отблеск света.
– Она поблагодарила меня, что я составила ей компанию. Я еще подумала тогда: с каким же достоинством держится эта женщина!
Подобная мысль посетила меня позднее, когда я перечитывала свои показания у О’Дрискола, но именно эти слова им хочется услышать.
Полли уже вовсю рыдает, спрятав лицо в бумажные платки. Эдвард сидит неподвижно. Я делаю паузу, перевожу дух, а потом, не в силах справиться с искушением, выдаю:
– А когда приехала «скорая помощь», она сказала: «Передайте им, что я их очень люблю».