Элитное подземелье
Шрифт:
– Вот именно, что кажется. – Вадим поднял вилку к носу. – Поговорить мне с ним надо.
– Поговори. Но учти, Вадик. Я не знаю, чем ты занимаешься, догадываюсь, что не картинки гладью вышиваешь и не воспитатель в детском саду, – сказала я, спокойно и твердо глядя Вадику в глаза. – Так вот, если с ним что-нибудь случится, я тебя убью.
Вадик широко улыбнулся:
– Бля, какие женщины зря пропадают. И чего я тебя первый не встретил? – Вадик встал, потянулся. – Я завтра звякну, с Лехой твоим поговорю. Спасибо за хлеб-соль.
Он обул кроссовки и аккуратно закрыл за собой
Твою мать! Да он боится Алексея. Что же это делается, господа? С кем я живу? Пора проверять сейф.
До сейфа от пола было метра полтора, с копейками. Не низко и не высоко, но попробуйте вскрыть цифровую дверь, сидя на инвалидном кресле. Это не в прыжке форточку открывать.
Легче всего было снять картину, я подцепила ее половником и сразу отъехала, чтобы она не упала мне на голову.
Дверь сейфа с пимпочкой замка смотрела на меня сверху. Я подняла и зафиксировала тормоз кресла, привстала на правой ноге – и мои руки нащупали неровности цифровых кругов замка. Одновременно, держась солнечным пальцем правой руки за сейф, левой я попыталась вставить ключ. Ключ вошел, я немного расслабилась и… кресло, дрогнув тормозом, отодвинулось на сантиметр. Палец, обломав ноготь, соскользнул с замка, левая рука потеряла ключ – и я низверглась на пол.
За полсекунды, пока я летела на ворс нового ковра, я просила бога оставить в покое конструкцию на ноге. Пусть у меня будет сломана рука, пусть ребро, пусть даже выбито плечо, но пусть творение хирургов останется без изменений.
Пришла я в себя минуты через три. Лежала правой щекой на ковре, плечо болело. Кожа на правой стороне лица горела, под боком что-то мешалось, оказалось – правая рука. Но левая нога в зафиксированном согнутом состоянии была отклячена на безопасное расстояние от пола и правой ноги. Ура! Только как же мне встать?
Полежав еще несколько минут, прислушиваясь к телу и возможным повреждениям, я услышала звук открываемой двери.
– Настя!
У меня из призыва о помощи получилось утопленное в ковер «оаити» – причем шепотом. Левой рукой я попыталась достать из-под тела правую, но тогда возникал риск перевертыша, при котором левая нога точно ударится о пол, что недопустимо. Я еще раз прогудела в пол: «Помогите!»
– Очень сексуальная позочка. Когда я ночью пытаюсь наладить близкий контакт, так «нельзя ни в коем разе», а как одну оставишь, так вон она что выделывает. – Алексей ворчал и осторожно переворачивал меня. Посадив в кресло, он отступил на шаг, рассматривая полученный результат.
– Та-ак. Синяк под глазом обеспечен, только не сваливай потом на меня его происхождение. Плечо в норме, хотя гематома будет порядочная. Ну что, эквилибрист на проволоке, в чем номер-то?
– Я… сейф… Больно.
– Ясный перец – больно, как еще без переломов обошлось, непонятно. Ты чего, фигурное катание на инвалидной коляске решила освоить?
– Я сейф хотела открыть, а он высоко, не дотянулась, – призналась я.
Щека болела, ныло плечо, я плакала от радости. Леша пришел так вовремя, я уж
Леша осмотрел сейф, повертел цифры замка, прислушался, крутанул его вправо-влево, дождался щелчка, повернул замок и открыл тяжелую дверцу.
– Ну и система. От пыли и честных людей. Вот к чему, скорее всего, тот парнишка подбирался. Чего ты там хотела достать?
– Деньги.
Алексей выложил на стол пачки денег и стал выставлять на стол футляры с драгоценностями. Приоткрыл один и сразу оглянулся на окно. Окна были плотно зашторены, и Алексей, открыв все коробки, сел к столу.
– Настька, да ты богатая женщина. Очень богатая. Перестань вытирать сопли рукавом свитера. – Леша подошел ближе к коляске и дал мне мужской, в полосочку, платок. – Ты лучше на стол обернись. Красота, смотри, как сверкает.
– Мне все равно, – сообщила я. – Пересчитай, пожалуйста, сколько там денег осталось?
– Денег у нас осталось… Вернее, у тебя… четыре с половиной тысячи. На, пересчитай.
На душе полегчало. Сумма сошлась с той, которая и должна была там наличествовать. Алексей сидел за столом, наклонившись к разноцветным футлярам. Внутри них на бархате тускло блестело золото и дрожали острыми радужными бликами драгоценные камни. Леша водил по ним аристократическими пальцами. Господи, как это красиво. Только бы он не забыл обо мне.
– Настька, ты знаешь, сколько это стоит?
– Догадываюсь. Штук под сто.
– Нет, голуба моя, – усмехнулся Алексей. – Под четверть миллиона. Один вот этот камень тянет на полтинник.
Камень, блистающий сотней граней в оправе из платины, прозрачный и огромный, не вызвал никаких эмоций.
– Я равнодушна к бриллиантам, – призналась я.
– Серьезно? – Алексей наконец-то обернулся ко мне. – А если вот так?
Он привычным движением стянул с меня свитер, и я осталась в бюстгальтере и домашней юбке. На моей шее Леша застегнул колье из аметистов.
Это не такие уж и дорогие камни, но в этом колье их было сто двадцать – и все чистейшей воды. Я всегда с удовольствием читала сопроводительные документы к каждой драгоценности Кати. Там описаны данные металлов, караты и цифра степени чистоты камней, оттенок каждого камня, ювелирный мастер, название огранки и узор оправы. Часто приводились легенды. Вот это колье должно охранять от алкоголизма. Катя купила его у одинокой старушенции восьмидесяти лет, выпивающей ежедневно. Пила старушка исключительно красное вино и поглядывала на свое единственное оставшееся украшение. Продав колье, она купила себе крохотную дачку с печкой-голландкой и пятьдесят ящиков дешевого вина. Пьет его наверняка до сих пор.
Алексей вдел мне в уши аметистовые серьги, тяжелыми гроздьями спустившиеся до плеч.
– Смотри, как ты красива! – воскликнул он. – Что ты чувствуешь?
– Писать хочу.
Леша засмеялся, откинув голову. Светлые волнистые волосы его тоже откинулись назад. Ужасно глупый человек. За один такой смех в моем доме, за то, что он со мной, я спокойно отдам все эти побрякушки… Хотя недавно я так мечтала их иметь, мне казалось, что от наличия их в моей собственности в жизни прибавится счастья.