Элькино золото

Элька Валер – владелица магазина старой мебели, подержанных электроприборов и так далее.

Арон (Ронка) – ее старший сын.

Песах – ее младший сын.

Лили – жена Арона.

Малия – молодая женщина с младенцем.

Покупатель.

Действие происходит в конце семидесятых годов в Яффе, в основном в магазине Эльки или на улице перед тем же магазином. Помещение достаточно просторно, но ужасно захламлено, это не столько магазин, сколько свалка всякого старья. Возле столика, за

Данная переработка является вариантом ранее написанной пьесы «Золото», поставленной в театре Габим в 1989 году.

Примечание для режиссера: на протяжении спектакля несколько раз звучит песня «Тихо лодка скользит…». Это песня-гимн нелегальных иммигрантов в период британского мандата. В 1945–1948 гг. суда с нелегальными иммигрантами, евреями, чудом уцелевшими в захваченной Гитлером Европе, по ночам подходили к берегам Палестины. Мужчины, женщины, дети, старики в море пересаживались на небольшие рыбацкие лодки и с помощью бойцов Хаганы и других подпольных еврейских организаций доставлялись на берег. Англичане всячески препятствовали прибытию евреев в Палестину и, если успевали перехватить нелегальное судно, высылали арестованных на Кипр или даже обратно в Европу.

Поздний вечер, магазин закрыт, помещение еле освещено. Элька сидит за своим столом и что-то подсчитывает на калькуляторе. Голова ее постепенно клонится на грудь, она незаметно задремывает. Арон входит через заднюю дверь, с дорожной сумкой через плечо, видит мать, застывшую в странной позе, приближается к ней в некоторой тревоге, хочет коснуться ее, но в эту минуту она вдруг начинает смеяться во сне и вслед за этим вскрикивает. Он успокаивается и отступает в глубь помещения. В магазин – тоже через заднюю дверь – входит Песах, но не замечает брата. Песах в испуге приближается к матери.

Элька (пробудившись). Что? В чем дело? Нельзя уже капельку вздремнуть? Не бойся, я еще не умерла. Не так скоро!

Песах. Это твой сахар…

Элька. Это не сахар, это другое. Ничего. Врач этот – таблетки, что он мне дает, – боль-то они забирают, но и силы тоже забирают… (Хочет приподняться, не может.) Слышишь, завтра пойдем к этой тетке, поглядишь там девушку, родственницу ее. Ты меня слышишь?

Песах не отвечает.

Так что, сам себе найдешь жену? Яичницу ты сам себе не можешь зажарить!

Песах не отвечает.

Детей ты ведь хочешь, правда? Еще бы! Только увидишь какого-нибудь замарашку, вся физиономия, как солнышко, расплывается! Как блин на сковородке. Чтобы были дети, нужна жена. Стол смастерить или стул – нужна мастерская, верно?

Песах молчит.

А денежки откуда возьмутся? Я не вечно жить буду. После меня кто тут станет горбатиться? Ты для этого не годишься: купить-продать – это не по твоей части. У тебя сердце чересчур жалостливое. Что станешь делать?

Песах как будто хочет что-то сказать.

Ну, говори!

Песах. Найду себе работу по профессии. Буду столярничать.

Элька. Да? Целый месяц один стул чинить? Кто-нибудь станет тебе за это платить? Думаешь, это тебе мать…

Песах пытается ответить.

Ну? В кои-то веки решился раскрыть рот, так и тут молчит!

Песах. Рахамимов…

Элька. Не слышу я!

Песах. Рахамимов из антикварного магазина…

Элька. Продолжай, я слушаю.

Песах. Он хочет, чтобы я у него работал. Со старинной мебелью… Так он мне сказал. Он знает, что я работаю медленно. Он видел эту этажерку, которую я починил.

Элька (встает, принимается медленно, затрудненно ходить по свободному от мебели пространству). Я рада, ужас как рада! Глядите, сын мой устраивается, хорошую работу нашел. Прямо как его старший брат. Тоже в Америку едет. Замечательно! А что вы думали, они тут останутся? С этим алте захен? [1] В грязи этой? Как бы не так! Для этого мать имеется, для алте захен! У нее сил хватит! Болит у нее что-то? Ничего, есть таблетки. И то правда – зачем мне дети? Приму таблетки, усну и не встану! Самое лучшее. Они и знать не будут – в своей Америке!

Песах. Я не в Америке, этот Рахамимов, тут – за углом.

Элька. Да ну? А я-то позабыла! Верно, Рахамимов – куда как хорошо! Тут, близко. Сын мой станет работать у Рахамимова, главного моего конкурента, чем не прекрасно?

Песах. Он тебе не конкурент, у него антиквариат, это совсем другое.

Элька. Разумеется, совсем другое! У него, у Рахамимова, антиквариат, а у меня так – старье, дрянь, рухлядь, верно? Ты это хотел сказать? Братец твой драгоценный вещает твоими устами! И когда же ты начинаешь у него работать, у Рахамимова? Завтра утром? А может, вчера уже начал? Что это ты вдруг замолчал?

Песах. Ты просто так говоришь. Ты сама понимаешь, что это пока не актуально.

Элька. Не актуально?.. Нет, вы послушайте, вы на него поглядите! Как же – начал работать с антиквариатом, интеллигентом заделался!

Песах. Я не сказал, что теперь работать, я сказал: после… Потом… Когда…

Элька. А, понятно! Когда я сдохну, да? Ну, это совсем другое дело, это замечательно! Теперь я буду знать, что мой сын дожидается моей смерти. Позабуду вдруг о ней, о своей смерти, гляну на него и сразу вспомню! В твоих глазах буду видеть свой скорый конец!

Песах поворачивается, чтобы выйти.

Погоди!

Песах останавливается.

Это все пустое, он просто так морочит тебе голову, Рахамимов. Лишь бы меня позлить, ты что, не понимаешь?

Песах (страшась снова не угодить ей). Да.

Элька. Что – да? Говори!

Песах. Просто морочит мне голову. (Старается улизнуть.)

Элька (усаживаясь на прежнее место). Подойди сюда. Сядь на минутку. Сядь!