Элькино золото
Шрифт:
Покупатель. Нет, я не… (Исчезает за дверью.)
Элька (не желает угомониться). Нет? Я тебе покажу: нет! Кто вздумает со мной умничать, тот кончит с чертями в преисподней! Погоди, будешь у меня искуплением всей общины Израиля! Будет тебе Судный день! (Воодушевляясь все больше, обращается к публике в зале.) Вы тоже хороши! Чего уставились? Холодильника не видели? Давайте, смотрите! Чтоб у вас у всех глазелки повылазили! (Поворачивается к Песаху, который топчется у нее за спиной в тщетной надежде утихомирить ее.) Да? А ты чего? Тоже захотел?
Песах.
Элька. Да ну? Правда? Ушел? До чего умен, до чего смекалист! А то я сама не вижу, что он ушел!
Арон. Не обращай внимания. Это мой скандал, мне причитается. Она на меня орет. Но про мороженое, отметим в скобках, не забывает! Осторожно, оно у тебя уже течет!
Элька (облизывает стаканчик и собственные пальцы и тотчас продолжает, обращаясь к сыновьям). А, вы оба вместе! Скандалы мои вам не нравятся? Стыдитесь такой скандальной матери, да? Ничего, с моими скандалами вы у меня жирных курочек кушали, когда тут вся Яффа еще на яичном порошке перебивалась! С моим шматьем! Да, такая наша жизнь – алте захен! Вонь, грязь, ржавые холодильники, шкафы трухлявые, кровати тоже не лучше. Стулья о трех ногах! Сегодня покупаем, завтра продаем. Зато, если что остается, золотишко приобретаем! Никаких банков, никаких акций, никаких распрекрасных русских изобретателей в Америке! Только золото! Чистое золото.
Лили (тихонько, словно про себя). Но никто тут ничего не сказал против золота…
Арон. Это я вчера кое-что сказал. Мама сейчас расправляется не с нынешним днем – со вчерашним.
Элька (усаживается за стол). Золото – надежная вещь. Честная. Золото своей матери не стыдится. Золото над матерью не насмехается. Золото не бросает ни с того ни с сего жены и не мчится в Америку. (Снова поворачивается к выходу на улицу, словно уловив там какое-то движение.) Беги, удирай, драпай! Поумнее тебя я некоторых кушала на завтрак с кашей! От румын, от украинцев, от немца ушла, всех обвела! (Обращается к залу.) Вас тоже обведу, уж будьте спокойны! Будьте уверены… (Без малейшего перехода сует Арону в руки лист бумаги.) Тут есть одна дама, хочет продать – все! В дом престарелых уходит. Иди, ступай к ней, погляди, что к чему…
Арон. С какой стати? Чего это вдруг? Я в ваших гешефтах не участвую. Не успел еще, можно сказать, вернуться!..
Элька. Пожрать ты уже успел! Два сына у меня – одному стул починить целый год требуется, другой за один год все успел: медицину начал изучать – бросил! Архитектуру начал – бросил! Кино – бросил! Целый год для этого нужен – бросить столько вещей?!
Арон. Три года, мать… И вообще, это было давно. Ты ничего не помнишь…
Элька. Честь и слава! Выучился до трех считать! (Указывает на Песаха.) Этот, по крайней мере, начнет чинить стул, так через год обязательно кончит.
Тем временем к магазину подходит с колясочкой Малия. Останавливается в дверях и склоняется над младенцем – поправляет что-то в коляске, вытаскивает одеяльце, вешает его на ручку. Песах, сам того не замечая, подходит поближе, заглядывает в коляску. Арон, воспользовавшись тем, что на него никто не смотрит, принимается крутиться возле сейфа.
Малия (Песаху). Ему жарко… Весь вспотел, крошечка моя. Уберу я это все, пусть лежит себе свободно. Так лучше, правда?
Песах. Да…
Лили (обращаясь к Эльке, которая наблюдает эту картину). Это та – я тебе рассказывала, – которая с ребеночком без мужа! Она уже один раз заходила сюда, тоже вот заводила всякие разговоры с нашим Песахом…
Малия (Песаху). Не понимаю, зачем я вообще напихала сюда все эти тряпки!
Песах. Я не знаю…
Малия. Ни за чем. Просто потому, что все так делают. Вечно наваливают на ребенка кучу одеял. Так ведь?
Песах. Возможно… Да.
Малия. Все сбито, все перевернуто! Куча-мала… (Вытаскивает младенца из коляски.) Можешь подержать его минутку?
Песах. Я?.. Вы… даете его мне?
Малия. А что тут такого? Ты что, украдешь его? Или обидишь?
Песах (смеется). Нет!
Малия. Ты хорошо смеешься. Славно. (Передает ему ребенка.) Держи. Тяжелый?
Песах. Нет, нисколечко не тяжелый.
Малия (с гордостью). А пять кило! Никак не меньше. Если бы ты держал пять кило железа или картошки, почувствовал бы, правда?
Песах. Я думаю, да.
Малия (приводя коляску в порядок). А с детишками – вес совершенно не чувствуется. (С нежностью.) Особенно когда они так вот улыбаются… Потому что все их любят. Моего особенно! Правда. Иногда сидит такая рожа, кислая, сморщенная, как выжатый лимон, а как увидит его – как он смеется, – ну, просто не может удержаться, обязательно улыбнется. Ничего не поделаешь, правда. Есть, конечно, такие мужчины, что только вид делают, будто бы на него глядят: «Какой прелестный ребеночек, какой сладенький!», а сами так и шастают по мне глазами, так и впиваются, особенно когда кормлю. Это ж мясо и молоко вместе! (Хохочет.) Хорошо я сказала, правда?
Песах. Я не знаю…
Малия. Ты покраснел!
Лили. Ничего удивительного! Это ж не просто младенчик!
Малия (оборачивается к ней). Как это понимать – не просто младенчик?
Лили. Сама знаешь. Ты даже не скрываешь, сама всем рассказываешь, что не замужем, что у него нет отца!
Малия (закончив устройство коляски, забирает малыша у Песаха, целует его, ласкает, смеется). Слыхал? Я тебя не скрываю! Что ж ты, вошка какая-нибудь, что ли, чтобы тебя скрывать? А если нет мужа, так что – ты уже не такой сладенький, не такой хорошенький? Только услышать разок, как ты гукаешь, как смеешься – ангелы так гукают, ангелы так смеются! Медовый ты мой, ананасик ты мой! (Песаху.) Ты знаешь, что этот ребенок сделал с моей душой?
Элька (не может больше сдерживаться). Хватит, госпожа хорошая, достаточно! (Песаху.) У тебя, кажется, работа есть, ступай, займись делом!
Малия (только теперь догадывается заглянуть внутрь магазина). Ой, вы продаете холодильники? Я как раз ищу холодильник. Мой перегорел, у меня все его питание портится.
Лили (Эльке тихо). Она купит, такая хорошо заплатит. Ты сиди, я с нею займусь. (Приглашает Малию зайти в магазин.) Вот, пожалуйста…