Элла Алекс
Шрифт:
Я ответил простым перечислением мест своей работы, как будто заполнил графы анкеты, и решил, что этого хватило, чтобы избавить ее любопытство от вакуума на мой счет. Ведь понятно же, что подробности ее не интересуют, а если она захочет узнать что-то особенное, непременно спросит. В то же время мне почему-то показалось, что даже если она и захочет узнать о чем-то, чего я не сказал, то возможно, пока повременит спрашивать. Что-то выдавало в ней и присутствие деликатности тоже, которое трудно было предположить с первого взгляда. Она была более мягкой и дружелюбной, чем заставляла думать ее внешность.
За спиной приглушенно ударил колокол. Когда я смотрел на башню, думал, что звук ее колокола
9. Донжон.
Новая подруга Эли – молодая гречанка Джорджия, работавшая в летний сезон массажисткой в одном из отелей Родоса, – продолжала без остановки болтать посреди гомона яркой туристической ночи в самом сердце Старого города.
– Так вы сегодня были на пляже?
– На нудистском пляже, моя любовь, – поднял палец Эли, – на нудистском пляже.
– Нашли там что-нибудь интересненькое?
– Не особо. Просто загорали. Я встретил пару приятелей.
– Ну-ну. Надо будет, чтобы ты как-нибудь взял меня с собой.
– Надо будет, – невнятно пробормотал Эли. Через пару секунд он добавил громче и с располагающей улыбкой: – Но ведь как тебя возьмешь на пляж, если ты все время занята? – Он потрепал Джорджию по щеке.
– Совсем скоро у меня будет выходной. Через день! И тогда бы можем поехать на пляж. На весь день! Можно даже большой компанией. Я возьму свое новое фиолетовое парео!
Пока они болтали, я улучил момент и сфоткал их пару раз на телефон. Несмотря на то, что я уже узнал о полигамии Эли, сейчас я бы ни за что не сказал, что Джорджия для него – одна из многих. Увидь я их в толпе туристов и не будь я с ними знаком, то подумал бы, что это одна из пар, весело проводящих совместный отпуск.
Проходя мимо одного из ресторанов, гречанка оставила нас ненадолго и скрылась в помещении – очевидно в поисках туалета.
– А знаешь, ты выглядишь с ней счастливым, – сказал я ливанцу. Он оценил мой задумчивый вид, и наверняка понял подтекст. Ведь это он сам несколько часов назад рассказывал мне на пляже о множестве своих женщин и о переживаниях по поводу той самой, одной-единственной. Эли хмыкнул в ответ что-то неопределенное, и я не стал развивать тему. Он наслаждался вечером, я тоже по-своему. А вот и брюнетка Джорджия вернулась – всё такая же двоякая: жизнерадостная, болтливая, и в то же время внушающая опаску своим выражением лица, когда оно было спокойным.
Лавировка втроем сквозь толпу гуляющих туристов становилась проще по мере того, как мы удалялись от площадей с ресторанами. Вскоре я вновь увидел крепостные стены и понял, что мы очутились у одних из восточных ворот. Здесь пролегала тихая дорожка, которую местные и приезжие использовали, чтобы выйти из Олд-тауна, но не задержаться на ней: за стеной, я знал, был небольшой парк с красивым видом на подсвеченные бастионы. Поэтому здесь, на ведущей к воротам дорожке, даже скамейки были сейчас пустыми. В одном месте булыжный тротуар сужался, чтобы просочиться под арку из темных неровных камней. Арка служила опорой старому массивному зданию из крупных темных камней – и в этой части постройки даже не было окон, хотя судя по ширине свода, над нами могла находиться целая комната. Сооружение было явно далеко не нынешнего века. Сразу за аркой справа была небольшая железная калитка, от которой вниз вели ступеньки. Они упирались в старую крепкую дощатую дверь, которая, тем не менее, не выглядела заброшенной. Никакой запрещающей таблички ни на калитке, ни на двери не было. Эли с интересом разглядывал железные прутья и даже потрогал
– Алекс, ты ведь любишь старые камни. Что скажешь, вот эти очень старые?
– Не особо, кто ж поймет в темноте? Входом вроде бы часто пользуются.
– А куда, по-твоему, он ведет?
– Это же ты знаток Родоса, а я в Олд-тауне второй день. Понятия не имею. Похоже на пристрой к крепостной башне.
– Двери кажутся таинственными. – Эли спустился на несколько ступенек вниз и осторожно взялся за дверную ручку.
– А ну-ка… Дверь не заперта! И там никого нет. Какой-то подвал, кажется. Люблю такие места. Дух авантюризма! Роро, не хочешь обследовать локацию? – хитро подмигнул он девушке. Та с сомнением улыбнулась. Я не обратил внимания на имя, которым он назвал Джорджию, потому что более интересным было, что, снова поднявшись к калитке, он взял гречанку за руку и тихонько потянул к ступеням. Неужели он?..
– Алекс, мы сходим вниз, ладно? Ты не будешь скучать?
Теперь в улыбке Джорджии появилось немного смущения.
Ах, вот оно что. То есть Эли действительно собирался забраться за старую дверь, чтобы развлечься с подружкой. Сама идея нормальная, кто же будет против экзотики? Но ведь тут еще есть я! Не вежливо, ребята. Могли бы подождать немного, пока не разойдемся, или попрощаться и уйти по своим делам. Но вот так: «Алекс, подожди чуть-чуть, мы тут потрахаемся…»? Он думает, что я присяду вон на эту лавочку и буду разглядывать камушки под ногами, пока мимо шляются туристы, а они с Джорджией разнообразят историю своих взаимоотношений?
Никакого намека на пристыженность в улыбке Джорджии больше не было. Она скорее ждала спуска вниз с удовольствием.
Нет, мон шер, это слишком. Развлекайтесь без меня.
Вслух же я произнес:
– Скучать я не буду. Не торопитесь.
– Отлично, мистер классный парень! Я тебе говорил, он классный парень, – Эли потянул брюнетку дальше по ступенькам вниз, пока на дорожке не было других людей и никто их не видел.
Дождавшись, пока они скроются в темноте за дверью, я развернулся, и пошагал от дома, похожего на замок, дальше к воротам, на выход из Старого города. Сильного возмущения внутри не чувствовалось. Просто легкая грусть, что время в компании с дружелюбным незнакомцем кончилось. Как бы мне ни хотелось не оставаться снова одному, гордость не позволяла терпеливо пережидать, пока ливанец с гречанкой ублажат друг друга, и потом опять, как ни в чем не бывало идти с ними в ногу по мостовой. Раз так, – окей. Снова буду сам по себе. Хоть я и чувствовал себя обязанным Эли за сегодняшний день, но такие штуки терпеть не собирался. Авось поймет, если умный.
Дорога вывела меня из Олд-тауна, веселые огни туристического вечера скрылись за толстыми каменными стенами, и вокруг остались лишь обыденные уличные лампы, да подсветка вывесок закрытых на ночь лавок и магазинов. Истертые и скругленные булыжники мостовой сменились асфальтом, покрытым трещинами и пятнами от оброненных фруктов, машинного масла и прогулявшихся собак.
Вот большой крытый рынок рядом с автовокзалом – такой темный и неживой ночью. Всего день назад я пробирался здесь мимо покупателей и продавцов, пешеходов и мотоциклистов. Вот рядом с рынком желтые приземистые здания суда и портового управления – такие же неживые, как днем. А вот и темные глыбы ворот гавани – с одной стороны церковь, с другой – башня средневекового форта – возвышаются над дальним концом дороги и закрывают собой горизонт. И между ними – маленькая полоска воды, в которую с обеих сторон врезаются невысокие молы. Вход с моря в эту старую гавань очень узкий, да и сама она совсем невелика – настолько, что сейчас ей нет другого применения, кроме как служить мариной для яхт.